Прекрасный запаянный стерильный шар, где белый снег во тьме египетской хлопьями, поезда ходят, как все идет и идет, и лошади сквозь буран, и волки вдогон, и жить нечем, и дышать поздно. То ли ты его встряхнул и поднял мутную нарядную взвесь, то ли он тебя втягивает. Еще коробка с хирургическим инструментом, про чье назначение думать неприятно, а все одно — загляденье. Герои, о которых ни-че-го, только то, что видишь, там, где застанешь. Надрывают ли душу эта метель, этот выстрел, этот синематограф-сад? Или вот инсект, впаянный в смолу, о нем как, печалиться? Алексей Октябринович точный гений, восхищает и жалит, пока янтарь не загустел.
