No comment
Тема «круглого стола», проведенного во время последнего московского кинофестиваля, была сформулирована довольно ехидно: «Нужен ли российский кинематограф мировому кинобизнесу?» Хороший вопрос. Известно, что в массе своей русские фильмы не конвертируются. Нам бессмысленно тягаться с американской индустрией. Это даже глупо обсуждать. Пожалуй, в идеале мы можем рассчитывать единственно на внимание к нам как «детям Тарковского», создающим некую экзотическую авторскую продукцию. усская ментальность воспринимается Западом как промежуточный вариант ментальности восточной. Именно этого ждут от нас большие и мини-фестивали, отделения славистики университетов и ночные телеканалы. Естественно, пафос и интенсивность такой привязанности напрямую зависит от политической ситуации в непредсказуемой стране. Как только российские ракеты наводятся не туда или в Москве случается очередной путч — незамедлительно повышается интерес к нашему кино. Напротив, с наступлением временного затишья мировое киносообщество забывает обо всех, кроме единственных в своем роде братьев Михалковых.
Не случайно же талантливая и компьютерно просчитанная «Урга» собрала все призы прошлого года. Тут многое сошлось. И история, которая разворачивается на самой модной в последнее время территории, в «китайской Монголии». И русский герой, архетипический для западных зрителей, — именно такого экстравагантного доброго Иванушку-дурачка они хотели бы видеть на месте русского солдата. И столь переживаемая европейскими интеллектуалами из жюри «Золотого льва» и «Феликса» идея борьбы живой природы с ненавистным телевизором, а заодно с американской киноэкспансией. Из этого же корня адекватности западным ожиданиям произрастает успех новой казахской волны и таджикский феномен. Россия и Европа понимают, что в основе их взаимоотношений лежит желание русских что-то снять на даровые европейские деньги. Но реально деньги давала только бывшая социалистическая Франция, создавшая специальный фонд поддержки восточноевропейского кино. Поэтому в последние три года благодаря его помощи в большинстве лучших отечественных картин есть тот или иной французский вклад. Но вот пришел господин Валадюр, уже нет нашего доброго патрона господина Жака Ланга, и дальнейшая судьба вспомоществования из этого источника малопонятна.
По отношению же к другим странам, потенциальным партнерам, мы оказываемся в замкнутом круге. Очевидно, что сначала надо сделать имя на копродукции, чтобы потом под это имя продюсеры вкладывали в тебя деньги и относились с должной серьезностью. Но копродукцию без имени не получить. Наши кинематографисты относятся к продюсеру, как раньше к государству, только свободному от цензуры: «Дай денег и ни во что не вмешивайся!» Удивительно, что и к западным продюсерам они предъявляют те же требования. Отсюда и возникает множество драматических ситуаций: у Александра Митты, Сергея Овчарова, Алексея Германа…
В последние годы наши студии выживали за счет услуг западным производителям. Понятно/что у нас была самая дешевая рабсила, несравнимые географические возможности (например, Средняя Азия для африканских съемок), недорогие энергия и дерево для декораций. Но в отличие от качества труда цены так неумолимо растут, что западным бизнесменам сегодня выгоднее заказывать услуги в Праге и Будапеште, а может быть, уже в Вильнюсе и Таллинне. Поэтому уже закрылись многие совместные проекты, что катастрофически сказывается на возможностях финансирования собственных картин. С точки зрения экспорта наш рынок интересен сегодня только русским дистрибьютерам. Цена на билеты пока еще в десять — двадцать раз дешевле мировых. Вывозить капитал невыгодно. Работать под проценты — тоже. Поэтому модные западные прокатные фирмы еще не пришли на наш рынок и не цивилизовали его. А посему все картины продаются бездарно, непрофессионально, как на Тишинском рынке, — без рекламных и прокатных кампаний, без звезд. Продаются на корню, подкармливая тысячи ненужных посредников. В этом смысле русский рынок оказывается изолированным от общемирового. И он непрерывно, из месяца в месяц сокращается, как бы скукоживается. Вроде бы прокатывается огромное количество фильмов (в Москве год назад можно было посмотреть 1045 картин, в Париже — 634, а в двадцати трех тысячах кинотеатров США — 468). Ну и что? Падение интереса к американскому кино у нас в 1993 году — двукратное по сравнению с 1992-м. Одни фильмы, буквально выброшенные на экраны, уничтожают, микшируют другие, столь же бесхозные. Мы единственная, не считая Индии, в мире страна, где в кинотеатрах катастрофически падает посещаемость самого шлягерного американского кино. С его «Оскарами» и кассовыми рекордами. При этом не учитывается потребность в польской или французской продукции — она просто отсечена непрофессионализмом наших дистрибьюторов. Репертуар представляет не магазин, не склад киноветоши, а настоящую помойку, в которой среди прочего легко обнаружить подлинные шедевры. Легче своровать у обладателя прав его картину или договориться с подставными лицами, чем соскочить с иглы тотального пиратства, на которой сидит наша отечественная киноиндустрия. Или наконец-то осознать, что большая часть доходов во всем мире собирается со вторичных рынков: видеокассет, телетрансляций, показа по кабельным сетям. Здесь же у нас царство санкционированного разбоя. Разумный западный предприниматель пока не будет иметь с нами дел.
Конечно, западные телекомпании заказывают определенное количество неигровых проектов на традиционно экзотические для них темы — от злокозненности КГБ до «Русских в Голливуде» (выяснилось, что многие кумиры киномекки уходят своими корнями в Россию). А вот к игровым картинам отношение иное — они обязаны соответствовать цеховым стереотипам интернационального фестивального истеблишмента. От России ожидается особый коктейль этакого художественного варварства — соединение энергии и интеллектуализма с грязью, документальностью и психологической цыганщиной. Таков, на мой взгляд, один из ангажементных вызовов Запада, на который я пока не вижу достойного творческого ответа.
Читайте также
-
Обладать и мимикрировать — «Рипли» Стивена Зеллиана
-
Музыка, рождающая кино — Рюсукэ Хамагути и Эико Исибаси о фильме «Зло не существует»
-
Мы идем в тишине — «Падение империи» Алекса Гарленда
-
Будто в будущее — «Мейерхольд. Чужой театр» Валерия Фокина
-
Под тенью умерших в саду — «Белое пластиковое небо» Баноцки и Сабо
-
Близкие контакты — Итоги XXII «Духа огня»