Андрей Шемякин
Андрей Шемякин

Тотальная любовь


Первый фильм Александра Адабашьяна не прошел незамеченным. Получив премию за лучший дебют, он два года спустя стал весомым аргументом в дискуссии о «наших фильмах на их деньги». Теперь «Мадо» едва ли не возглавляет вереницу фильмов, в сюжете которых так или иначе обыгрывается проблема национального менталитета, — от «Окна в Париж» до «Плаща Казановы».

«Мадо» — картина с двойным дном. На поверхности — трогательная история с комическими обертонами. Чудаковатая почтальонша вечно придумывает себе другую жизнь и одновременно страдает от того, что окружающие ее в упор не видят или же снисходительно посмеиваются. Очаровательная идиотка вечно рядится в платье с чужого плеча, да так, что ее и впрямь не отличишь от роскошной Кармен или загадочной лесной дивы в одеянии из дубовых листьев. Дитя природы, которое учат жить поочередно сельский кюре и подруга — дама легкого поведения. Причем подруга бережет ее невинность как умеет, поскольку Мадо надо принимать такой, какова она есть.

Наконец, выясняется, что героиня, влюбившаяся в роскошного кинорежиссера, жестоко обманулась: он всего лишь клипмейкер. Сладкий сон Мадо об иной жизни оказался обычным рекламным роликом с воздушным шаром, а не загадочным синема. Бедняжка хочет утопиться, но не успевает: ее уже ищут, волнуются и обещают никогда не обижать — ведь она всеобщая любимица. Все хорошо, прекрасная маркиза.

Режиссера-француза, картинно страдающего в белой шляпе и пьющего от творческих мук, играет Олег Янковский — явная ассоциация с «Ностальгией» неизбежна. Да и воздушный шар подозрительно отсылает к «Андрею ублеву». Но второй план ленты Адабашьяна — аллюзионный, цитатный — вступает с первым, сюжетным, в весьма конфликтные отношения.

Адабашьяна спасает любовь к кино, побуждающая выстраивать действие таким образом, что французский непритязательный анекдот ритмически растягивается до невозможности. То есть вполне по-русски, когда не знают меры, но зато создают настроение.

В самом деле. Освободим Тарковского от богоискательства и метафизики, Абдрашитова — от напряженного переживания социальной бездны, Балаяна — от аналитики культурного и психологического оборотничества, то есть от перегруженности киноязыка подпольными смыслами, — и получится история о том, как люди маются в мире без любви. Придумывают — как Мадо — себе захватывающие биографии. Делают обо всем этом кино — исключительно на экспорт. И чем дальше, тем настойчивей начинают требовать особого внимания к своим персонам, нагнетая тему страдания.

Режиссер объясняет, что все это печальные комплексы обиженных детей. Что достаточно просто рассказать историю, хотя бы она и была высосана из пальца. Что натура все скажет о себе сама — ее лишь важно правильно подать. Будем любоваться портретами, панорамами, узнавать цитаты, радуясь точности попадания, особенно в случае Янковского. Вспоминать, что и французам брошен намек — героиню фильма Клода Соте тоже звали Мадо. Восхищаться особой аурой картины, блистательно снятой Леваном Пааташвили.

Заслуженная награда — «Перспектива французского кино» — намекала на возможность дальнейшего развития именно французских традиций. Но вслед за появлением «Мадо» посыпались произведения, где тема эмиграции стала, что называется, «судьбоносной». И на фоне многочисленных разоблачений советского мифотворчества и захребетничества «Мадо» глядится ныне профессионально сделанным этюдом, впечатлением, просто историей конкретной дурехи. Ассоциации держатся за счет текста — а там в очередной раз поменялись знаки. Не Запад любит нас, а мы мечтаем о нем. И все вернулось на круги своя. И «Мадо» по-прежнему до востребования.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить