Словарь конца века
Существует такая точка, достигнув которой, самолет не может вернуться на базу: бензина хватает только на полет до цели.
СЕАНС – 5
Какими бы пошлыми ни становились разговоры о конце века, он наступает. Более того — наступает конец тысячелетия. Точка не-воз-врата достигнута. Но, рассуждая о конце века, не избежать и разговоров о постмодернизме как глобальной ситуации, подчинившей себе все виды человеческой деятельности. Именно так интерпретируют его самые авторитетные французские исследователи Жан Бодрийар («Америка!», «Забыть Фуко», «Эффект Бобура», «Прозрачность зла» и др.) и Жан-Франсуа Лиотар («Постмодернистское условие», «Постмодернизм, объясненный детям»). Геология и медицина, политика и война, спорт и даже террористический акт испытывают его влияние в той же степени, что и архитектура, танец, кинематограф или социология. Кинорежиссер Питер Гринуэй, модельер Мариполь, художник Джефф Кунс, социолог Эдвард Холл и биолог Эдельман — постмодернисты в той же мере, что и чемпион мира по нырянию на большие глубины Жак Майоль, пилот Матиас Руст или наследник английского престола принц Чарльз. Постмодернизм снимает разграничение различных видов деятельности: все в мире эстетизировано, сексуализировано, политизировано, превращено в спорт. А раз так, то, по мнению Бодрийара, не остается больше не искусства, ни секса, ни политики, ни спорта, ни красоты, ни уродства.
Постмодернизм словно поворачивается к публике своей другой стороной.
Конец века начал осознаваться как таковой в начале восьмидесятых. Термин «постмодернизм» гораздо старше. По данным исследователя Чарльза Дженкса, он был впервые использован в 1934 году Фредериком де Онисом в «Антологии испанской и латиноамериканской поэзии», а в 1947 году Арнольдом Тойнби, обозначившими конец западноцентристской, христианской и индивидуалистической цивилизации. Но точкой отсчета принято считать конец 1950-х годов. Именно в это время начинают формироваться художественные направления, принципиально отвергающие модернистское противопоставление высокого и низкого (поп-арт), и зарождается глобальное движение контркультуры, нашедшее общий знаменатель для всех форм человеческой деятельности — от медицины и образования до музыки и поэзии.
Очаровательная вульгарность шестидесятых уравнивает манекенщицу и философа, подвиги Джеймса Бонда и изощренный эксперимент концептуального авангарда. После спада контркультурной революции 1966–1968–1971 (примерно) годов создается иллюзия неоконсервативной реакции, возвращения традиций, ностальгии по большому стилю. Постмодернизм словно поворачивается к публике своей другой стороной. По прошествии времени становится ясно, что консервативность семидесятых органично дополняла демократизм шестидесятых. В последнее время это породило забавный терминологический феномен. Хел Фостер предлагает различать радикально критикующий культуру «постмодернизм сопротивления» (нечто вроде «революционного романтизма») и неоконсервативный «постмодернизм реакции». Но восьмидесятые годы находят синтез двух тенденций, и именно с их наступления можно вести отсчет конца века.
Форма словаря наиболее адекватна феномену постмодернизма в силу крайней мозаичности современного сознания и страха оказаться претенциозным, навязывая собственные теоретические суждения…
Андрогин. Описанное Платоном существо, не ведающее разделения мужского и женского начал. Одна из ключевых фигур постмодернистского искусства. Подчеркнутое безразличие к женщинам героев «Подземки» и «Голубой бездны» Люка Бессона, «Секса, лжи и видео» Стивена Содерберга и «Ассы» Сергея Соловьева наводит на мысль об их полной сексуальной самодостаточности. Бодрийар полагает, что все мы — потенциальные транссексуалы. Подобно тому, как все мы — потенциальные биологические мутанты Но это не биологическая проблема — мы транссексуалы в символическом смысле. Тело вступает в эпоху игры с подменой половых признаков, сексуальной индифферентности. Черты транссексуальности и андрогинности отчетливы в имидже Майкла Джексона, Мадонны, Илоны Стажер-Чиччоллины, Энди Уорхола. Нельзя не упомянуть и героев советского андерграунда Африку (Сергей Бугаев) и Мэрлин Монро (Владик Мамышев).
«Искусственный андрогин из сказки… лучше, чем Христос, может царствовать над миром, поскольку он лучше, чем Бог-ребенок — он ребенок-протез, эмбрион всех мыслимых форм мутации, которые избавят нас от расы пола» (Бодрийар).
Антропофагия. Каннибализм стал одной из главных тем мирового кинематографа последних сезонов. Если оставить в стороне давние, но симптоматичные итальянские поделки серии «C», то нельзя не назвать по меньшей мере три выдающихся фильма. «Повар, вор, его жена и ее любовник» Питера Гринуэя, с душераздирающей финальной сценой, где изувера-вора принуждают поедать поджаренного любовника его безутешной жены. «Молчание ягнят» Джонатана Демме, где маньяка-потрошителя по прозвищу Буффало Билл ловит садист и гениальный психоаналитик по прозвищу Ганнибал-Каннибал. И — сенсация парижского сезона 1991 года — «Деликатесы» молодых музыкантов и рисовальщиков Жено и Каро, где достойная «Бразилии» фантасмагория разворачивается в декоре французского поэтического реализма. Велико искушение объяснить взлет каннибальской темы пресыщенностью «общества потребления», но едва ли это убедительно на все сто процентов.
Библиотека. Восходящий к рассказу Хорхе-Луиса Борхеса «Вавилонская библиотека» образ культуры, подробно разработанный впоследствии Умберто Эко («Имя розы»). В воображаемой глобальной Библиотеке соседствуют «подробнейшая история будущего, автобиографии архангелов, верный каталог Библиотеки, тысячи и тысячи фальшивых каталогов, доказательство фальшивости верного каталога […], правдивый рассказ о твоей собственной смерти, перевод каждой книги на все языки, интерполяция каждой книги во все книги» (Борхес). Библиотека не знает иерархического различия между телефонным справочником и Библией: все расставлено по алфавиту. Сверхупорядоченностъ и всеохватность Библиотеки делают оперативное и планомерное ее использование практически невозможным. Расставить все книги в алфавитном порядке, по мнению Бодрийара, — то же самое, что расставить в алфавитном порядке нейроны головного мозга. Образ Библиотеки служит для постмодернизма оправданием нестыкуемости цитат, эклектизма, свободного перемещения в поле мировой культуры. Аналог культа Библиотеки в киноискусстве «новой волны» — культ Синематеки, созданный Анри Ланглуа по вполне постмодернистскому принципу: «Хранить все, показывать все».
Максимальная информированность и ставка на науку приводит к максимальной невразумительности.
Будущее. По мнению Бодрийара, не наступит. «Реставрация, регрессия, реабилитация, возрождение старых границ, старых различий, особенностей, религий, раскаяние, даже на уровне нравов, — кажется, что все признаки освобождения, приобретенные за век, меркнут и, быть может, в конце концов, погаснут один за другим. Мы находимся в гигантском процессе ревизионизма. Это не просто идеологический ревизионизм. Мы ревизуем саму Историю и, кажется, торопимся завершить это до конца века… Может быть, 2000 год никогда не наступит… Может быть. История движется по асимптотической траектории, бесконечно приближаясь к своему концу, но никогда не достигая его и удаляясь, наконец, в противоположном направлении».
Взгляд. Живой человеческий взгляд отчуждается в конце века многочисленными искусственными приспособлениями (среди которых не последнее место занимает видеокамера). Люди отдаются зрелищу мысли на экране компьютера, а не самой мысли, зрелищу любви на видеоэкране, а не самой любви, зрелищу войны, а не самой войне. Технические придатки превращаются в неотъемлемые составляющие тела. Вуайерам из старых фильмов Хичкока («Окно во двор») и Майкла Пауэлла («Сгоревший от любопытства») наследуют герои Содерберга («Секс, ложь и видео») и Кесьлевского («Короткий фильм о любви»).
Видео. В отличие от кино — это видео (Б. Юхананов).
Война. Война в Персидском заливе стала первой постмодернистской войной. День ее начала был известен за несколько месяцев. Малейшие детали мгновенно становились достоянием миллионов зрителей этого увлекательного спектакля. Умозрительность управляемых компьютерами ударов была настолько велика, что относительно фундаментальных вопросов (масштабы разрушений, количество жертв) возможны любые спекуляции. Максимальная информированность и ставка на науку приводит к максимальной невразумительности. Обмен ударами оборачивался замаскированным обменом любезностями: противники нуждались друг в друге. Запад сублимировал свой страх, Восток — ненависть. Поэтому и не ставился вопрос о полном уничтожении противника. Все это дало Бодрийару основания утверждать, что войны в Персидском заливе не было вообще. Война перешла в область виртуальной реальности.
Прогресс продолжается, но культовая для девятнадцатого века идея прогресса исчезла.
Геополитика. Интерес к геополитике, нерасторжимо связующий климатологию, географию, демографию, геологию и социологию с политикой, вновь вспыхнул в Европе в 1976 году после выхода книги Ива Лакоста «География служит прежде всего для войны» и первого номера его журнала «Геродот». Прогноз Лакоста на будущее:
«Мы идем к новому мировому равновесию. Огромные зоны согласия установятся между двумя державами. Но возникнут и неконтролируемые джунгли, в которых бой будет продолжаться десятилетиями»
Идея. Исчезла. «Каждая ценность или фрагмент ценности сверкает на мгновение в небе симуляций, чтобы исчезнуть потом в пустоте, следуя ломаной траектории, которая только случайно может соприкоснуться с траекториями иных ценностей». «Когда вещи, знаки, действия освобождены от своей идеи, концепта, сущности, референтности, происхождения и конца, они вступают в бесконечное саморепродуцирование. Вещи продолжают функционировать в то время, как идеи давно исчезли» (Бодрийар). Прогресс продолжается, но культовая для девятнадцатого века идея прогресса исчезла. Исчезла идея политики, но продолжается политическая игра. Идея искусства? Устанавливается новый порядок, вернее, метастатический беспорядок.
Ирония. Говорить о постмодернистской иронии надоело не меньше, чем об усталости и цитатности.
Йаппи. «Молодые городские профессионалы» — концепция образа жизни, созданная Джерри Рубиным, знаменитым в 1968 году вождем радикальной, хиппистской, наркотизированной «международной партии молодежи». Йаппи лелеет свой организм, свободен от вредных привычек и уже к тридцати годам добивается ведущего положения в избранном виде деятельности. Любимая игра кинематографистов наших дней — погрузить начинающего йаппи в садомазохистское Зазеркалье («Синий бархат» Дэвида Линча), забросить в ад ночного Нью-Йорка («После работы» Мартина Скорсезе), сделать из него, черт возьми, мужчину, способного пристрелить соперника-самца («Что-то дикое» Джонатана Демме), влюбить в алкоголичку-беспредельщицу («Знакомство вслепую» Блейка Эдвардса), поставить на кон в жестоком споре директоров компании («Поменяться местами» Джона Лэндиса) и т. д.
Ганнибал-Каннибал отправляется в рай каннибалов, населенный неграми.
Катастрофа. Анализируя финансовый крах 1987 года, Бодрийар сделал вывод: «реальной катастрофы не произойдет, поскольку мы живем под знаком потенциальной катастрофы». Угроза атомной или демографической катастрофы господствует над нашим воображением. Катастрофы вращаются вокруг Земли как искусственные спутники и точно так же безвредны. «Пророчествовать катастрофу невероятно банально. Куда оригинальнее считать, что она уже состоялась. Это меняет все условия анализа, поскольку теперь мы освобождены от гипотезы будущей катастрофы и от всякой ответственности за нее. Конец превентивного невроза, который обволакивает все действия сумеречным светом. Конец Истории, конец реальности, конец великих рептилий, конец озона, исчезновение женщины — никаких угрызений совести, потерянный объект остался позади. There it a last time for everything-the last time is over! Примитивные общества поняли это. Они жили свободно, потому что в основу всего положили преступление — раз и навсегда. Нам остается только раз и навсегда положить в основу всего катастрофу, и мы освободимся от Страшного Суда. Мы вольны будем переживать все исторические страсти или, напротив, трансисторическое безразличие».
Легкость бытия. Невыносима.
Логотип. Характерная подпись художника, подобно индустриальной марке, торговому клейму и знаку качества.
Марксизм. На заре десятилетия (16 ноября 1980 года) последний авторитетный французский философ-марксист Луи Альтюссер («За Маркса», «Читать „Капитал“») задушил в приступе безумия жену. О нем вспомнили только на закате десятилетия (октябрь 1990) в связи с его смертью.
Метиссаж. Этот модный термин обозначает смешение культурных отсылок, национальных истоков и фольклора народов мира. На бытовом уровне метиссаж совершается так: питерско-иерусалимско-парижско-нью-йоркский художник Вильям Бруй надевает мексиканский наряд и идет с шотландской подругой в китайский ресторан, а еврейскую субботу встречает под рэп. На социологическом уровне метиссаж — следствие колоссального притока в метрополии мира населения бывших колоний, приносящего свой образ жизни, музыку и иконографию (наркотики, впрочем, тоже). Индусы и пакистанцы в Лондоне, арабы и выходцы из Черной Африки в Париже, чиканос в Сан-Франциско и все — везде. Колоссальная выставка 1988 года «Волшебники земли» (Париж) оформила тенденцию к уравниванию всех национальных культур в духе постмодернистского плюрализма. Однако в демонстративном утверждении метиссажа есть медиатическая ограниченность. Экологических ниш для художников по-прежнему не хватает, и европейско-американский культурный истеблишмент словно назначает по одному великому художнику на каждую страну мира независимо от того, сколько там обитает гениев — двадцать пять или ни одного. Часто экологическую нишу занимает тот, кто успевает прибежать первым (Кабаков и Булатов — как представители русского искусства на «Волшебниках земли»). По той же причине, рассуждая в хорошем обществе (например, на страницах «Кайе дю синема») о киноискусстве, неприлично не упомянуть среди своих фаворитов режиссера из Тропической Африки, финна или китайца.
Mовида. «Движение»: импульс освобождения испанского искусства после смерти Франко в конце 1970-х — начале 1980-х годов. Журнал «Боз ар магазин» так описывает мовиду: «Только не останавливаться, иначе нахлынут воспоминания о мрачных годах. Убегать из бара, едва появившись, мчаться с вернисажа на парад мод, ловить на лету несколько нот рок-концерта, снова прыгать в такси, не зная уже, куда ехать… Изнемогая, выпить последний стаканчик в только что открывшемся заведении… Испания, охваченная „мовидой“, похожа на женщин из последнего фильма Альмодовара…» С поправкой на несущественные детали (отсутствие в СССР баров), мовида кое-что напоминает (только написать слова «испанская перестройка» рука не поднимается).
Отныне чудовища не сшивались хирургами из кусков мертвых тел — их рожали женщины.
Мозг. В соответствии с популярной теорией нобелевского лауреата по биологии Джерерда Эдельмана, в человеческом мозге нет ни центра языка, ни центра памяти, ни каких-либо специализированных зон. Для каждого мыслительного процесса — конкретные соединения. Мозг функционирует как тотальность. Происходит постоянное соперничество между группами нейронов, каждая из которых предлагает свое решение проблемы. Центры обоняния, вкуса и т. п. меняют свое место в течение жизни человека. Мозг непрерывно трансформируется, приспосабливаясь к ситуациям, неизвестным предкам: скорость, телевизионный заппинг, свободное падение в современном спорте, освоение новых технологий.
Мост. 1) Новый мост в Париже (на самом деле самый старый) породил две постмодернистские сенсации. Сначала его упаковал художник Кристо. Затем Лео Каракс на протяжении нескольких лет, расходуя колоссальные средства, никак не мог заключить фильм «Любовники Нового моста». 2) Дворцовый мост в Ленинграде два года подряд (1990 и 1991) становится приспособлением для подъема на недосягаемую высоту картин самых модных художников, ориентированных на трансавангард и свободную фигуративность. Что для чего создано — мост для картин или картины для моста, — ответить во время проведения этих акций невозможно.
Музей. Символам примирения авангарда, традиции и китча стал открытый в 1986 году парижский музей Орсэ. Его экспозиция, посвященная искусству XIX века, аннулировала итоги художественных битв прошлого: впервые в залах музея на равных правах были выставлены произведения импрессионистов и постимпрессионистов и их противников — художников Салона, мастеров исторической живописи, парадного портрета и сентиментального жанра. Открытие музея стало своего рода апогеем поднявшейся в начале 1970-х волны интереса к «плохой» живописи, кровавому и эротическому китчу, живописным убийствам римских императоров, терзаниям первых христиан и пыткам инквизиции.
Мутанты. Монстры кинематографа прежних лет — плоды фантазии новоявленных Прометеев (чудовище Франкенштейна) сменились мутантами «естественного» происхождения («Человек-слон» Дэвида Линча, 1980). Отныне чудовища не сшивались хирургами из кусков мертвых тел — их рожали женщины. Если человек-слон еще отличался кротким нравом и являл собой упрек благообразному, но бездушному викторианскому обществу, то «Муха» Дэвида Кроненберга (1986), пренебрегая нормами человеческой морали, утверждала свое право ходить по потолку и переваривать живых людей. Тема мутации завоевала откровенно зрелищный кинематограф («Тотал риколл» Поля Верхувена). Андрогинность и модная экстрасенсорность (от «Духова дня» С. Сельянова до разнообразных «воспламеняющих взглядом») — частные варианты мутации.
Романтики, ньювейеры, жертвы моды, фанкстеры, лав-энд-писеры, пивохлебы, рокабиллеры, раста, скинз.
Нематериальное. Выставку под таким названием организовал в 1985 году в парижском центре Жоржа Помпиду Жан-Франсуа Лиотар. Представлены были различные варианты дематериализации произведения искусства: при помощи световых комбинаций, компьютерных процедур и синтезированных изображений.
Наркотики. Черные годы героина кончились. Вместе с музыкой Acid house на сцену вышел синтетический наркотик XXI века — «пилюля экстаза», синтезированная Александром Шульгиным, единственным американским химиком, которому разрешено иметь частную лабораторию. Под воздействием пилюли люди испытывают желание ласкать друг друга и утрачивают агрессивность. В чистом виде и небольших количествах она не вызывает физической зависимости и почти не дает побочных эффектов, но если принимать ее слишком часто, разрушительное действие неизбежно. Во Франции и Англии уже насчитывается несколько погибших: запивавших пилюлю алкоголем, выбросившихся из окна, принимавших наркотик несколько дней подряд, обманутых дилерами. Между тем постмодернистский плюрализм обязывает (многие культуры мира включают наркотики как неотъемлемую составляющую), а запреты опасны и бесполезны. В апреле 1989 года организована Международная лига против запрещения наркотиков, в которую входят, среди прочих, бывший начальник нью-йоркской бригады по борьбе с наркотиками Ральф Салтерно, главный редактор «Экономиста» Ник Харман, бывший начальник итальянской контрразведки генерал Вивиани и нобелевский лауреат, гуру Рейгана Милтон Фридмен.
Нью / Нью-Эйдж. Панки, готики, ментел ментелз, футбольные фэны, хэви-металл-кидз, рейверы, романтики, ньювейеры, жертвы моды, фанкстеры, лав-энд-писеры, пивохлебы, рокабиллеры, раста, скинз, гребни, техно, биоземледельцы, нью-хиппи, язычники, пацифисты, алхимики, социалисты, оттяжники, йаппи, неоконсерваторы, либералы, вегетарианцы, кул-менеджеры, фаны соул, экологисты, рокеры… (перечисление из английского психоделического журнала «Эволюшн»)
Классическое путешествие в поисках открытия сменяется путешествием-изгнание, путешествием-избавлением.
Оргия. Оргия — это освобождение во всех областях: политическое освобождение, освобождение сексуальное, освобождение производительных сил, освобождение деструктивных сил, освобождение искусства…. Тотальная оргия реального, рационального, сексуального, критики и антикритики, роста и кризиса роста. Мы прошли все дороги производства и виртуального суперпроизводства объектов, знаков, посланий, идеологий, наслаждений. Сегодня все освобождено, ставки сделаны, и мы все вместе оказываемся перед роковым вопросом: что делать после оргии? (Бодрийар).
Поколение. Название популярной во Франции двухтомной книги Эрве Амона и Патрика Ротмана (1987–1988). Имеется в виду поколение, совершившее революцию 1968 года и превратившееся затем частично в новый истеблишмент. В 1980-е годы Франсуа Миттеран приводит с собой к вершинам власти многих бывших анархистов. Соратник Че Гевары Режи Дебре становится советником президента, основатель организации «Врачи без границ» Бернар Кушнер входит в состав правительства, баррикадный борец Ролан Кастро выполняет президентские поручения по перестройке пригородов, а Кристиан План (зарабатывавший в 1967 году песнями Боба Цилана) подавляет восстание в Новой Каледонии. На мой вопрос «Где вы были в 68-ом?» — известный продюсер смущенно ответил: «Сначала в Париже, потом в тюрьме», а историк архитектуры XVIII века призналась, что до сих пор не может забыть, как ее избивали полицейские. В 1989 году «поколение» пришло к власти в Чехо-Словакии, именуемой с тех пор «первой рок-республикой мира». Автор биографии Вуди Аллена Михаил Зановский стал представителем президента по связям с прессой, а длинноволосый Ян Бок, бывший начальник диссидентской службы безопасности, занял кресло второго человека в структуре госбезопасности и призвал к легализации наркотиков. Фрэнк Заппа — представитель чехословацкого правительства в Соединенных Штатах. Первые официальные гости президента Гавела — «Роллинг Стоунз». Между прочим, само название «бархатная революция» восходит к «Вельвет андерграунд» Лy Рида и Уорхола.
Путешествие. Преимущественно постмодернистское состояние: «Путешествие было способом оказаться в другом месте или не быть нигде. Сегодня это единственный способ испытать чувство, что ты находишься где-то. У себя, окруженный всей информацией, — я нигде и я одновременно везде. Я в центре универсальной банальности. Она одинакова во всех странах. Приземлиться же в новом городе, в среде чужого языка — значит сказаться внезапно здесь и нигде больше. Избавленное от образов тело вновь обретает воображение» (Бодрийар). Классическое путешествие в поисках открытия сменяется путешествием-изгнание, путешествием-избавлением. Молодое американское кино добровольно выбирает точку зрения путешественника-изгнанника, воспринимая себя как чужестранца в собственной стране. Недаром Джим Джармуш снимает венгров («Страннее рая»), итальянцев («Даун бай ло»), японцев («Поезд тайны»), поглощенных бессмысленными странствиями по американской глубинке.
Спайк Ли порывался броситься на Вима Вендерса с бейсбольной битой.
Принц. Принц Чарльз, наследник английского престола, которого, вопреки вранью советских газет, англичане любят гораздо больше, чем принцессу Диану. Чарльз — экологист, антирасист, защитник австралийских аборигенов и архитектуры старого Лондона. Он верит в неслучайные совпадения, читает алхимика Парацельса и видел летающие тарелки. Его гуру — сэр Лоуренс ван дер Пост, исследователь Африки и герой войны, автор романа «Веселого рождества, мистер Лоуренс», перенесенного на экран Нашей Осимой (с Дэвидом Боуи и Рюиши Сакамото в главных ролях).
Рай. В соответствии с постмодернистским плюрализмом, существует множество мест вечного блаженства — на любой вкус Герои Стивена Фрирза («Навострите ваши уши») оказываются сначала в раю сексуально озабоченного простонародья (воскресное гулянье), а затем в раю гомосексуалистов (фантастическое Марокко, населенное исключительно мальчиками). Ганнибал-Каннибал («Молчание ягнят») отправляется в рай каннибалов, населенный неграми. А для Дэвида Линча («Дикие сердцем») рай — это место, где можно танцевать, заниматься любовью и петь голосом Элвиса Пресли.
Реальность (виртуальная). Абсолютно адекватная имитация реальности или прочих видений при помощи электронной технологии. Достаточно надеть специальные очки (вроде маски для подводного плавания), соединенные с двумя компьютерами, и перчатку с кнопками, чтобы оказаться в трехмерном иллюзорном пространстве, играть с несуществующими трехмерными объектами или лететь в фиктивном небе на спине розового слона к Сатурну. Киберпанки предсказывают, что виртуальная реальность произведет необратимые изменения в человеческом мозге, чего не удалось шестидесятым годам со всеми их наркотиками. В 1990 году фестиваль Аре Электроника прошел в Линце (Австрия).
Рэп. Музыка, которую многие рассматривают наряду с брейк-денсом и культурой граффити как артистическое выражение агрессии «третьего мира» против европейской цивилизации. Словно в доказательство этого, на Каннском фестивале 1988 года молодой американский режиссер, постановщик ритмизованного рэпом фильма «Поступай правильно» (по мнению редакции «Кайе дю синема» — один из двадцати кинорежиссеров XXI века), Спайк Ли порывался броситься на Вима Вендерса с бейсбольной битой.
Сверхпроводники. По терминологии Бодрийара, особый класс, к которому относятся электронные вирусы, рак, СПИД, терроризм и транссексуальность. Сексуальное освобождение, политические дебаты, органические болезни и традиционные войны не интересуют больше никого. Современный человек испытывает странное наслаждение, соприкасаясь с этими феноменами, зародившимися в самом сердце системы, в отличие от расположенных на ее периферии несчастных случаев. Подобные явления — результат сверхзащищенности тела и общества. Системы, имеющие целью уничтожение внешней агрессии, вырабатывают собственную обратимость и в определенный момент испытывают тенденцию к саморазрушению. В сверхзащищенном пространстве (операционный зал) тело теряет всякую способность к самозащите. Именно там рождаются аномальные болезни Вместе с тем Бодрийар предполагает, что «сверхпроводники» защищают нас от худшего. Электронные вирусы, например, препятствуют финальному овладению информацией, то есть смерти.
Сердце. 1) Искусственное — впервые имплантировано в восьмидесятые годы. 2) «Дикое» — Золотая пальмовая ветвь Каннского фестиваля 1990 года.
Симуляция. Одно из ключевых понятий конца века. Репрезентация предполагает теоретическое тождество знака и реальности, симуляция же растворяет реальное в знаке. Оппозиции реальность-вымысел, быть-казаться и т. п. теряют смысл, Симулякр (голограмма, виртуальная реальность, электронные деньги, силиконовая грудь) функционирует лучше, чем реальность. В нью-йоркском авангарде появилось движение «симуляционизма».
Разговоры о смерти кино не утихают, но дают пищу для все новых и новых произведений.
Сквотт. Пустующий дом, захваченный людьми, маргинальными в социальном (панки) или артистическом (независимые художники, музыканты, артисты) смысле. Столица сквоттов — Амстердам (их называют там «краки»). Если на первых порах между сквоттерами и полицией происходили настоящие сражения с сотнями раненых, то в последние годы власти разработали программу «антикрак» (бездомные молодые люди вселяются в пустующие дома с тем, чтобы охранять их неприкосновенность и выезжать по первому требованию). Сражения переместились в Берлин. Советские аналоги сквоттов — полулегальные художественные центры в Петербурге (клуб НЧ-ВЧ, Объединенный Музей Творческих Сообществ, Пушкинская улица и т. д.).
Смерть. Как и катастрофа, уже состоялась. Бодрийар пишет, что отныне исчезновение наступает через размножение делением, контаминацию, насыщение и проницаемость, через эпидемию симуляций, переход во вторичное состояние. Фатальную форму исчезновения сменяет фрактальная форма рассеивания. Николас Рей снимает в соавторстве с Вимом Вендерсом день за днем свою собственную агонию («Молния над водой»), Аньес Варда — фильм-реквием «Жако из Нанта», в то время как Жак Деми еще жив. Питер Гринуэй ставит «Зет и два нуля» — фильм о близнецах, завороженных зрелищем разложения трупов животных. Дело кончается тем, что они кончают жизнь самоубийством, располагаясь перед кинокамерой, хотя собственную смерть на экране им не увидеть. Евгений Юфит создает некрореализм. Разговоры о смерти кино не утихают, но дают пищу для все новых и новых произведений. С другой стороны, последнее десятилетие отмечено исчезновением фигур, эмблематических для многих художественных эпох. Умерли последние титаны живописного авангарда (Шагал, Миро, Дали) и герои шестидесятых годов (Уорхол, Бойс). Умерли экзистенциализм (Сартр), структурализм (Барт, Фуко) и марксизм (Альтюссер). Умерло американское классическое кино (Рей, Орсон Уэллс, Хичкок). Умерло европейское авторское кино (Тарковский, Трюффо, Леоне, Фассбиндер). Убили Джона Леннона.
СПИД. Состояние, когда человек уже умер, но еще жив. Один из самых шоковых для западного сознания образов минувшего десятилетия — сжимающий трость с набалдашником в виде черепа, смертельно больной фотограф Маппелторп, которого возят по собственному вернисажу в кресле-каталке. Вскоре этот певец гомосексуальной наготы умер, как умер вождь нью-йоркских граффитистов Кэйт Хэринг.
Стена. 1) Любая: место для граффити. 2) Берлинская: чтобы разрушить.
Мир вступил в эпоху недостоверности.
Субъективность (новая). В 1978 году французский критик Жан Клер провозгласил новую субъективность: возвращение к реальности и традиционной живописной технике. С 1981 года американский критик Бенджамен Баклох настойчиво напомнил, что в искусстве XX века, помимо авангардистского опыта, ощутимы явная аллергия на модернизм и тоска по большому стилю. При этом он ссылался на позднее творчество Андре Дерена и Джорджа де Кирико. Реабилитация немодернистских тенденций в искусстве XX века, интерес к фигуративной, «вещественной», «реалистической» живописи увенчался международной выставкой «Реализмы» в Центре Помпиду в 1984 году. Логичным следствием этой реабилитации стал интерес к тоталитарному искусству нацистской Германии и сталинской России.
Факт. В эпоху симуляции теряет всякую достоверность. Граница между документальным и «игровым» кино в очередной раз смещается, но на этот раз не в сторону годаровской «правды 24 кадра в секунду», а в сторону тотальной инсценировки. Ведущему киномыслителю Франции Жану Душе знаменитый кадр с пекинским студентом, останавливающим колонну правительственных танков, напоминает мизансцены из фильмов Мидзогути. Взгляд Чаушеску в камеру накануне его падения — повод для разговора не о судьбах социализма, а о взглядах в объектив у Бергмана и Трюффо. Фил Кауфман в «Невыносимой легкости бытия» (1987) ювелирно монтирует хронику разгрома пражской весны и актерские эпизоды: создается полная иллюзия присутствия актеров на улицах Праги в августе 1968 года. С другой стороны, здесь нет злого умысла постмодернистов. Сама реальность ежеминутно разоблачает свою неподлинность. Румынская революция, описанная во всем мире как первая «революция в прямом эфире», оказалась на деле грандиозной инсценировкой спецслужб, предназначенной для западных тележурналистов. Мир вступил в эпоху недостоверности: любая естественная катастрофа может быть результатом террористического акта; установить масштабы разрушений и жертв в Ираке невозможно. Символический смысл приобретает анекдот об американском президенте (Рейган), который на церемонии награждения ветеранов со слезой в голосе рассказал о подвиге летчика его эскадрильи, перепутав с реальностью эпизод из давнего голливудского фильма.
Фикционализм. Художник прячется за фиктивным агентством, подписывается десятками псевдонимов, использует фабричную марку или логотип, делает вид, что коллекционирует собственные произведения. Звезда фикционализма — Филипп Томас, создатель агентства «Рэди-мейд принадлежат всем». Чтобы войти в историю искусства, достаточно купить у него произведение за собственной подписью. Двойник вашего приобретения продается как ваше «произведение».
Эйзель. Стадион в Бельгии, на котором весной 1986 года десятки людей погибли в результате устроенного английскими болельщиками побоища. Трагедия демонстрировалась в прямом телеэфире и стала символом бессмысленного насилия. Никакого воскрешения атавистического насилия не происходит. Архаическое насилие в гораздо большей степени преисполнено энтузиазма и жертвенности одновременно. Наше насилие, продуцированное нашей гиперсовременностью, — это террор. Это насилие-изображение… оно возникает на экране, оно той же природы, что и изображение. Пустота экрана содержит потенциальное насилие… так что лучше не находиться в общественном месте, где работает телевидение — возможность насилия, спровоцированного самим его присутствием, слишком велика. Насилия не предотвратить, оно не результат столкновения враждующих сил, а результирующая сил праздных и безразличных, плод деятельности правительств, направленной против собственных городов, природы, граждан.
«Надо удивляться не тому, что вокруг так много насилия, а тому, что его так мало и все функционирует так хорошо. Принимая во внимание уровень агрессивности каждого автомобилиста, недостатки техники и безумие уличного движения, — просто чудо, что каждый день не погибают тысячи людей, что люди редко убивают друг друга и только несколько из миллиардов разрушительных возможностей реализуются… Может быть, именно чуду мы обязаны тем, что каждый из нас не умирает ежедневно от мыслей о смерти или от самоубийственной меланхолии» (Бодрийар).
Экология. В 1982 году на выставке «Документ» в Касселе производит сенсацию перформанс Бойса: он раскладывает перед музеем тяжелые блоки кобальта, которые должны быть убраны по мере того, как будут высажены 7000 дубов. В Англии два миллиона голосуют за «зеленых», в ФРГ бывшие хиппи входят в состав правительства. Популярной становится «гипотеза Геи» английского ученого Джеймса Лавлока, в соответствие с которой Земля — саморегулирующееся живое существо.
