Пять фильмов
Последнее
СЕАНС – 41/42
Кино: пробуждения, отрезвления, восприятия мира целиком. Все уже было. Невыносимо? Не о том речь. Так много правды — без искажений. Любовь — искажение: не позволяет видеть мир таким, какой он есть.
Может, лучше спать/быть пьяным?
Любовь
В «Волчке» мать с остервенением изничтожает любовь своей дочери и саму себя. Любовь что-то значит. Все еще.
Если дочь так тянется к тебе, как в «Волчке», то в человеке должно что-то дрогнуть. Если этот маленький человек так любит, значит, ты не так уж плох. Твое отчаянье бессмысленно, поиски «лучшей жизни» ложны — вот она, рядом. Не за что так ненавидеть себя, незачем причинять себе столько лишних страданий. Но интересы важнее ценностей.
«Я молодая, жить хочу» важнее, чем собственная дочь. Откуда это взялось? Ведь, казалось бы, «all you need is love» — это было совсем недавно. А «красота спасет мир» — еще вчера.
Если было.
Героев этих фильмов нельзя любить.
Что произошло, собственно? Любить разучились? Или нельзя любить таких героев?
Ведь как должно было быть:
— любовь как способ одолеть нелюбовь («Волчок»).
— любовь к своему делу, семье и месту, где ты родился и вырос («Миннесота»).
— любовь как последний повод к жизни («Бубен, барабан»).
— любовь как способ не быть бесполезным и одиноким («Сумасшедшая помощь»).
Самореализация
У нас в городе на центральной площади стоит памятник Ленину. Была бы большая польза, если бы герои «Сумасшедшей помощи» приделали ему хоть что-то человеческое. Правда, надоело. Хоть бы гирляндами на Новый год его украшали.
Польза — значит делать так, чтобы не было плохо. Все эти фильмы обнажают сложность адаптации сильных героев к миру, в котором невозможно ничего изменить. Они слабеют, потому что им некуда приложить свою силу.
Это не проблема героев — от них ничего не зависит.
Это — море и темнота в фильме Хомерики.
Это — многоэтажие панельных домов в фильме Хлебникова, берущее героев в окружение.
Это — старые, пыльные, бесполезные книги в фильме Мизгирева.
Это — «Камаз» в «Миннесоте», по сравнению с которым все — щепки.
Героиня фильма «Бубен, барабан» с двумя высшими образованиями живет в нищете и одиночестве.
Яркие спортсмены не могут вырваться из своих маленьких клубов («Не бывает из Пензы в Миннесоту». — «А из твоей дыры бывает?»). И, само собой, деградируют.
Черную дыру определяют не по ее виду, а по тому, как она изменяет движение проходящих мимо нее космических тел.
Черную дыру увидеть нельзя. На снимках телескопов видно, что вокруг нее огромное количество точек — звезд разной величины, всех их притягивает пустое место. Это похоже на то, как мошкара клубится летней ночью вокруг фонаря. Только если фонарь выключен, непонятно, что притягивает всю эту жизнь к темноте.
Провинция
Действие всех фильмов происходит в провинции. И даже Москва «Сумасшедшей помощи» — обыкновенная провинция.
Показал тут одному хорошему человеку «Миннесоту».
Он долго плевался.
Претензию сформулировал так: мне не нужна эта действительность.
Герои аморальны, безнравственны, нет никакого примера для подражания, ничему фильм не учит. Зритель знаком со спортивной средой маленького города, с добрыми алкашами. Эта среда и эти герои ему отвратительны. На вопрос, почему так плюешься, если это правда? — отвечал: мне это неинтересно.
Героя фильма зрителю не жалко. «Чего его жалеть, если к этому все шло». Они молодые, здоровые, не бедные, а никакой цели в жизни, сплошная беспросветная тупость и темнота. Никакого представления у героев о «высоком, чистом, светлом».
«Фильм никогда, ни за что нельзя показывать детям». А его детям уже за двадцать. При том, что его дети вместе с ним регулярно смотрят «Дом-2». Вместе с внуками. Я воспринимал милиционера в «Сумасшедшей помощи» просто как двинутого. А он мне говорит: этого
мента для нормальных людей просто не существует. Мы его не замечаем.
Подлецу не подавать руки. Вполне себе модель восприятия «власти».
А то, что временами будут избивать кого-то до смерти, — это ничего. Приемлемые потери.
Мат
Лучший ответ на этот вопрос — без матерка не обойдется. Это значит, что о размножении мы еще не забыли. Способны или нет — другое дело.
Яркие образцы мата: «Волчок» и «Сказка про темноту». Только совсем уж блаженному мат в этих фильмах покажется одинаковым. В «Бубне» мат натруженный, мозолистый. Видно, что автору нелегко дались эти фразы, столь необходимые хоть для какой-то живинки.
Мат «Сказки» — язык авторов фильма, не героев. Язык содержит в себе отношение авторов к миру, к себе. Почти невероятно сочетание в обычном человеке высокой степени самокритичности и иронии. Ощущение белой вороны («Вы красивая молодая женщина». — «Я одинокая пиздюлина». — «Вы молодец, что не теряете чувства юмора»), отстраненности от мира, чуждости — все это запаяно в языке героев.
А вот в «Волчке» другая история. Тут мат смягчен, адаптирован. На мой взгляд, первоисточник у мата совсем иной, чем в «Сказке». Первоисточник в той среде, о которой идет речь в фильме.
Безвременье
Какое десятилетие во всех этих фильмах?
Ощущение эффекта из «Гуд бай, Ленин».
Редко что-то напоминает о текущем: мобильник в «Сумасшедшей помощи»: «…Доберетесь до Рижской. Вы поняли?» — «У меня сотовый есть». Не очевидно, что герои понимают, как использовать современность. Герои идут вместе по улице — сказочный прием надежнее современных способов связи. Белорусское «Белпошта» кажется каким-то древнерусским речением.
Пикник из «Сказки про темноту» напоминает пикник из фильма «Москва слезам не верит». Ощущение времени возвращает обнаженная героиня. Вот это и есть признак современности — раскрепощенность —в восприятии своего тела и словоупотреблении. Потому что ничто больше не отличает эпоху фильма Меньшова от эпохи фильма Хомерики. «Если палец указывает на небо, дурак смотрит на палец», — говорилось в фильме «Амели».
Безвременье фильмов «Волчок», «Бубен, барабан», показное безвременье «Миннесоты» — по просторам прошлого разъезжает ядовито-красное импортное авто. Современная гостиница выглядывает из-за деревянных хибар. В ней живет спортивный агент — хромое настоящее. Агент уедет, гостиница останется. Неужели надолго? Плохо в это верится. Судьба импортного авто подтверждает опасения.
Такое скупое на приметы настоящее заставляет подозревать, что масса прошлого перетянет, затащит обратно, назад и еще дальше.
Вопрос времени — вопрос будущего. Жизнь — дело будущего, а его нет. Поэтому каждому нужно спросить себя: а жив ли я?
Без финала
У жизни не может быть финала, кроме смерти.
У будней нет ни начала, ни конца.
Финалы условны. Фильмы могли закончиться раньше, могли — позже, существенно это ничего бы не изменило.
Но почему-то все еще важно, чтобы что-то начиналось и заканчивалось.
Финалы не важны, потому что герои не могут изменить свою участь.
С самого начала ясно, что все умрут и не останется никого.
— Геля не только изменит своего возлюбленного мента, но и превратится в такую же хабалку, как ее коллега за соседним столом;
— младший Будник в лучшем случае не сопьется в Пензе;
— мать Волчка будет дальше пить и блядствовать;
— Винни-Пух «Малыш» будет жить в своей белорусской деревне;
— если бы библиотекарша не померла, то прожила бы еще лет двадцать, а потом выпила Х таблеток аспирина и Y но-шпы.
Все уже было.
Что это за существо, глаза которого нам показывают эти фильмы?
В лучшем случае — это стены.
Последнее
Все уже было. См. выше.
