Поддержать «Сеанс»
Разговор
Василий Степанов
Василий Степанов

Побороться за пространство — Интервью с Сергеем Мирошниченко

В киношколе «Индустрия» запускается мастерская классика нашего документального кино Сергея Мирошниченко. Есть еще пара дней, чтобы подать заявку. О том, чем там будут заниматься студенты и каких целей хочется достичь, с мастером поговорил Василий Степанов.

Давайте начнем с вашей мастерской в «Индустрии». Кого вы там ожидаете встретить?

Я не первый раз набираю мастерскую. Некоторые из моих учеников и до номинации на Оскар дотянулись, и до «Сандэнса», выигрывали фестивали в Китае, Чехии, Польше и других странах, делали коммерческие картины. Но в данном случае я рискую. Это попытка посмотреть, придут ли ко мне практикующие профессионалы: журналисты, писатели, может быть, люди с режиссерским опытом. Я хочу подготовить курс, который позволит нам, документалистам, побороться за зрителя. Сейчас платформы не хотят пускать к себе людей из ВГИКа или из петербургского Института кино и телевидения. Они считают, что там готовят снобов, связанных с кино скорее андеграундным, артовым. Складывается впечатление, что классическое образование не готовит коммерчески успешных режиссеров, хотя, конечно, это не так.

Думаю, что новый курс, основанный на моем опыте, на опыте моей дочери Ангелины [Ашман], поможет войти в обновленную индустрию, оставляя за собой кинематографические навыки. Нужно оставаться кинематографистами, но отвоевывать рейтинг. В том числе и у игровых сериалов. У меня тут есть опыт. Наша трилогия о тюрьмах имеет достаточно большой рейтинг и на «Кионе», и на «Смотрим». Эта трилогия — долгоиграющая вещь. У меня есть ряд студентов, такие как Даша Иванкова, которые сделали успешные картины. Например, фильм о «Короле и шуте». Есть Юлия Серьгина и Арсений Кайдацкий и их фильм «Уральское дерби». Это чистое документальное кино. Очень эффектное при этом. Я сам делал странный сериал «Земное и небесное» про историю Русской православной церкви. Он ушел в народ. Я хочу сориентировать ребят на борьбу. Мы должны побороться за жизненное пространство. Особенно важно это сделать сейчас, пока не вернулись западные картины. Есть для нас пространство и в кинотеатрах, где нужны картины зрелищные, интересные. У меня на это есть семестр.

Что поместится в этот семестр? Что студенты должны будут сделать?

Они сделают как минимум три задания. Я уже знаю какие. Одно из них — многокамерная съемка, я их разобью на несколько групп. Они будут сами операторами, режиссерами и монтажерами,  снимут какое-то событие. В итоге получится фильм. Для них это будет интересная задача. Следующее задание — показать характер. То есть выбрать какого-то героя и сделать кино. Кто-то, может быть, захочет сделать «прямое кино». Кто-то сделает кино с синхронами. Я не буду навязывать. Но характер, человек, судьба должны быть понятны и зрелищны.

Пока на платформах представление о документальном кино как о феномене чисто развлекательном

Чего, по-вашему, не хватает сегодня в зрительском документальном кино?

Например, фильмов-расследований. Их у нас вообще не существует. Мы ничего не расследуем. А это плохо и для государства, и для зрителей. Можно же делать предельно творческие работы. Есть, например, Ник Брумфилд… Помню его фильм про Тупака [«Бигги и Тупак», 2002]. Были у него и другие расследования. Это коммерческие проекты и арт в тоже время. Я настроен совместить две стихии. Часть наших преподавателей много работала на платформах, они связаны с телевизионными проектами. А сам я буду показывать и преподавать другое кино — документальные кинофильмы, которые имели успех и у нас, и на западе. Мы будем говорить о документальном фильме как о кинопроизведении.

Было много таких фильмов в истории. Алексей Учитель, например, вошел в большое кино с фильмом «Рок». Это был по-настоящему успешный коммерческий проект. Я за такое документальное кино. Это может делать Херцог. Это может делать Вендерс. Такими должны быть и наши ориентиры. И в то же время нужно не забывать зарабатывать. Уметь делать журналистское кино. Не знаю только, хватит ли на все это времени. Шесть месяцев мало.

Я надеюсь, что придут яркие, честолюбивые молодые люди. Которые, кроме арт-пространства, хотят и завоевывать зрителя. В документальном кино это трудно дается. У нас получается либо телевизионная программа, либо что-то совсем артистическое. Кино для «Флаэртианы». Но нельзя талантливых людей низводить до уровня маргиналов. Чтобы за полтора миллиона в год они делали какую-то картину, которую мало кто увидит. От этого депрессия начинается. Я не говорю, что людей нужно перекраивать. Нужно давать им окно возможностей.

Ты должен создавать аритмию

Есть какая-то принципиальная, может быть, идеологическая или технологическая разница между телевидением и платформами? Платформы как будто должны быть свободнее… Или нет?

Должны быть. Но я бы не сказал, что платформы свободнее, чем, например, Константин Львович Эрнст. Он иногда дает в эфир такие документальные арт-проекты, которые не рискнули бы показать у себя платформы. И главное, у него есть зритель. Аркус мы можем у него увидеть, например. Он смело ставит такое кино в эфир, знает, что у этого фильма будет зритель. Я был бы рад, чтобы на цифровые площадки пришли смелые люди. Не хочу их ругать, но пока на платформах представление о документальном кино как о феномене чисто развлекательном. Хотя я вижу, как меняется ситуация с теми же игровыми сериалами. «Фишер», например. Думаю, что такие процессы пойдут и в документальном кино. Человек и его разум не стоят на месте. Кино — это не просто освоение денежных потоков. Я удивлен, что Серьгину взяли на Wink. Это важно, но главное, чтобы этот фильм был показан.

Сергей Мирошниченко

Мне кажется, вы один из первых советских, российских документалистов, которые начали работать с зарубежными заказчиками, в частности с британскими редакторами, продюсерами. Легко ли давалась работа в западных стандартах людям, выучившимся и работавшим в советской документалистике? Что вы наблюдаете сейчас? Стали авторы свободнее? Или, напротив, сейчас активнее и смиреннее документалисты приноравливаются к коммерческим стандартам?

Когда англичане отбирали кандидатов на этот проект — было из кого выбрать, мы были одним поколением. У меня, как у многих вгиковцев тогда, главной целью было попасть в Амстердам на фестиваль. Но все-таки, подумав, решил, что надо понять, чего я стою. Проверить свою мышцу. Можем ли мы в условиях жесткой коммерческой системы, на канале ITV, который тогда назывался Granada, сделать картину, которая будет не хуже, чем то, что делают они. Мы собрали полностью свою группу, хотя предлагали убрать всех русских и меня одного оставить. Но я собрал всех своих, мы смонтировали и сдали картину в срок. И вот тогда я понял, что такое настоящий рынок. У нас его, к сожалению, нет. Нет до сих пор.

За динамикой скрывается пустота

У английского зрителя кнопка в руках, если он переключил канал, и ты его через три минуты потерял, то ты потерял его навсегда. Я учился так работать. Для меня было шоком, что я должен делить картину под рекламные паузы. И чем лучше становилась картина, тем больше становилось рекламных пауз. Были постоянные скандалы с продюсерами, но первую сделанную работу мы продали более, чем в шестьдесят стран мира. Она продается до сих пор. И тут уже на меня посмотрели, как на хорошую беговую лошадь. Я помню, как уговаривали работать — поезжай снимать в Африку, ты профессионал. Помню, как это было мучительно — принимать решение. Но я верил в то, что у нас в стране все будет лучше, и предпочел этот путь.

Навык совмещения художественного и коммерческого остался. Мой мозг стал уже так работать. Особенно, когда снимал «Четырнадцатилетних. Рожденных в СССР». Я делал так, чтобы фильм держал зрителя от начала до конца. Суть искусства не меняется. Меняется напряженность повествования. Важна аритмия. Ты должен создавать ее. Есть взрыв динамичный, проброс какого-то действия, а потом что-то чувственное. В игровом кино, как я вижу, многие ребята добились идеального ритма. У них все летит на платформах. Там говорят так: «Сделай, чтобы летело». И все действительно летит. Но нужно, чтобы человек хотел повторно посмотреть картину. Я считаю, что стоимость фильма возрастает, если ты через какое-то время, как книгу хорошую, ее перелистываешь.

Если в голове есть рамки, все заканчивается самоцензурой. Это автокастрация

Этому я хотел бы научить ребят: чтобы они умели не только ритмически хорошо сделать, но и сохранить те чувственные начала, которые продлевают фильму кино. Чтобы фильм стал дороже. Ведь дорого стоит только большое искусство. Хичкок продается всегда. Что не стареет, то и стоит дорого. А ритм будет стареть, мода на ритм будет меняться, вместе с технологиями.

Часто я думаю, что за соблюдением ритма, за динамикой скрывается пустота. Моя задача сделать так, чтобы получилось что-то значимое. Моя задача не как, а что они будут излагать. Что останется в сердце и в голове у зрителя — вот главный вопрос.

Сергей Мирошниченко

Давайте поговорим на сложную тему: как в сегодняшнем мире живется документалисту? Я не только про прямую цензуру сейчас говорю, но и про обилие самых разных рамок — коммерческих, эстетических, идейных. Можно ли говорить о какой-либо свободе документалиста?

Самые страшные рамки обычно в голове автора. Если в голове есть рамки, все заканчивается самоцензурой. Это автокастрация. Цензура есть везде. И в Англии тоже. Только ее осуществляют юристы. Важно, чтобы ты дал тот продукт, который было бы интересно цензурировать. Ты должен своими работами цензоров учить. Они были всегда. И в советское время, но это не мешало делать картины, свободные по духу. Когда снимался фильм «Беловы», цензоры были научены школой документального кино Лендока: важно шире смотреть на мир. Не подрезай сам себя. Мы с вами говорили о фильмах-расследованиях. Их нет. Фильмов проблемных нет. Ну не может быть такая страна, как у нас, без сложных проблем.

Задача режиссера-документалиста показать проблему и где-то обратить внимание государства на те кризисы, которые возникают. Это не значит, что ты должен держать фигу в кармане все время. Если ты только этим занимаешься, в твоей картине не будет конфликта. Люди на ней не будут страдать, плакать, любить. Только развлекаться или ерничать. Нужно быть внимательнее, смелее. Мне кажется, скоро даже цензоры и сотрудники отдельных ведомств будут скучать. Мы сами наведем на них скуку своей подобострастностью и безволием. Я не думаю, что это хорошо.

Документальное кино должно ставить перед собой сверхзадачи

Мне иногда кажется, что у самой аудитории есть запрос на стерильность и безобидные картины.

Нет, это заблуждение. Возможно, кто-то хочет. Но,  в основном, обеспеченные люди не хотят видеть проблемы. У меня есть приятель, который говорит мне: «Знаешь, я смотрю иногда кино, вижу фильм про бичей и у меня сразу отпадает всякое желание пожертвовать каким-то нуждающимся. Смотрю, как они живут, матерятся, и понимаю, что жертвовать не надо». Он, конечно, умный, обеспеченный, талантливый человек. Но не думаю, что он прав. Мы должны двигаться в разных направлениях. Иногда нужны поступки вопреки. Я думаю, что сейчас есть на это запрос. Человек хочет чувств.

Сергей Мирошниченко
Должно быть встречное движение и от нас

То есть, вам кажется, что суть документального кино в том, чтобы оно тебя подтолкнуло к тому, что ты не делаешь в своей обычной реальной жизни?

«Антон тут рядом» — Критики и режиссеры «Антон тут рядом» — Критики и режиссеры

Да, чтобы оно продралось к человеку. Например, «Антон тут рядом». Ты должен понять этого человека. Чтобы понять себя и подобных ему людей. Документальное кино должно ставить перед собой сверхзадачи. Сделать чувственное кино для широкой аудитории. И Минкультуры должно выделять на глобальные документальные коммерческие проекты.

В поле игрового кино сейчас работает несколько больших финансовых институций, в основном, конечно, государственных, занимающихся его поддержкой. А что с документалистикой? Остается только Минкультуры?

Почему? Есть ИРИ [Институт развития интернета], который выделяет средства на документальное кино. Есть Фонд поддержки регионального кинематографа. Там сейчас давали деньги моим ребятам на фильм о челябинских театрах. Они сделали проект, который выйдет в кинотеатре. Есть один мультиплекс, который тоже вошел в проект деньгами и получил права на прокат. Есть Президентский фонд культурных инициатив. Мне кажется, что государство сейчас идет на встречу документальному кино в том числе. Но должно быть встречное движение и от нас. Мы не должны только обижаться на государство. Это скучно. Да, это огромная машина, система. Но ты должен пытаться, вести диалог, взаимодействовать. Как и у всех, у нас есть два пути: революция и эволюция. Революцию мы уже несколько раз проходили. Итог не супер. Сейчас время эволюции.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить