Сокровенные люди — Антон и другие
21 августа «Сеанс» и «Антон тут рядом» открывают совместную выставку «Сокровенные люди. Антон и другие». Это серия портретов, снятых фотографом, другом журнала и фонда, многолетним помощником Любови Аркус Ириной Штрих. История в лицах — авторов и героев издания, студентов фонда и их родителей. Фотографии сопровождают экспликации, полное собрание которых мы выпускаем как самостоятельную книгу. Публикуем предисловие от основателя журнала и фонда и приоткрываем содержание наступающей выставки.
Предзаказ. Сокровенные люди. Антон и другие купить
Раньше замысла этой книги возникла идея сделать персональную выставку фоторабот Ирины Штрих; в этой книге большинство фотографий — ее. Название «Сокровенные люди» возникло из размышлений о ее портретах. Это были трудные размышления. Никак не удавалось найти слова, которые объясняли бы, что именно творит ее камера с человеком. Она не предъявляет «образ» человека, не конструирует миф о человеке и точно не имеет дело с «реальностью». С реальностью у Ирины вообще-то сложные отношения.
Ее объектив нисколько не объективен. Ее оптика сострадательна и прозорлива, но этим дело не исчерпывается, ведь не только у нее так. Что она портретирует? Состояние, а не реальность? И это тоже не новость. И ведь это не состояние счастья или отчаяния, тревоги, уныния, страха, растерянности. Тогда что же такого она видит в человеке?
Вот тут и возникло словосочетание «сокровенный человек». Он тот, кто живет внутри — маски, социальной оболочки, репрезентации человека. Он тот, с кем человек внутри себя борется, хочет, чтобы тот был тише и смиреннее. Он тот, кто мешает социальной жизни, карьере, браку, любым человеческим отношениям. Тот, кто, если не держать в узде, может перейти все границы, нарушить все условности, на которых жизнь часто и держится. По крайней мере, внешняя жизнь. Ведь у каждого человека есть что-то внутри, где-то в области солнечного сплетения. Хотя это не точно.
История людей, в которых «сокровенный человек» живет близко к Границам
Гарриет Бичер-Стоу однажды сказала: когда мы любим, перед нами возникает не тот человек, который видим миру, а тот, каким его задумал Господь… У Ирины Штрих не было и нет такого намерения — выявить этого человека, а если бы оно возникло ненароком, она бы испугалась, удивилась, отмахнулась. Нет у нее амбиций ни высоких, ни низких, и это роднит ее со студентами фонда «Антон тут рядом». Ее камера никогда не претендует на то, что знает человека. Что может очертить границы его мира, его внутреннего пространства. Ведь всегда есть мгновение, когда он настоящий. Об этом точно не знает ни автор портрета, ни тот, кого она снимает. Возможно, они даже не догадываются об этом. Но камера, которая в ее руках, — знает.
Своими фотографиями, съемками и в «Сеансе», и в фонде она как будто отвечает на вопрос: как так случилось, что нищий черно-белый журнал о кино открыл центр «Антон тут рядом» — фонд помощи семьям с аутизмом? Коллекция ее портретов — сотрудников, авторов, героев журнала, сотрудников фонда, родителей, студентов, «спасателей» обеих институций — это история людей, в которых «сокровенный человек» живет близко к Границам.
Ира поняла не формальную, но подлинную связь людей «Сеанса» и людей фонда. Не умом — сердцем. Камерой.
За восемь лет она стала специалистом во всем: в аутизме, в литературной редактуре, в архивной работе. Без нее были бы невозможны книга «Расторгуев», блокадное исследование «Сеанса», портал «Чапаев». Но все это будто по ходу.
Главное, с ней всегда была камера, к которой прилагались не штативы и осветительные приборы, а шапка-невидимка. Портреты делались на лету, между прочими делами и хлопотами.
Ее процесс съемки не похож на процесс съемки нынешней эпохи, когда из гор цифрового хлама выбираются лучшие снимки. У каждого ее портрета есть максимум несколько вариантов. Прежде чем нажать кнопку, она выжидает, затаивается. Чего она ждет? Скорее всего бессознательно того самого мгновения, когда человек социальный воссоединяется с человеком сокровенным.
Почему в нашей книге не только ее фотографии? Мы благодарны Ивану Миклину за то, что он подхватил Ирино дело, когда она жила уже в Москве. За это время в фонде и в «Сеансе» случилось пополнение «сокровенных людей», не рассказать о них в этой книге было бы невозможно. Есть в этой книге и фотографии из сеансовского архива, сделанные другими фотографами. Те, которые Ира попросту не успела сделать.
Пока она была с нами в Петербурге, многие даже не помнили ее имени — потому что имя ей было дано Гном. Не из-за роста, а из-за очевидной нездешности, тайны ее появления. Она не пришла. Она возникла, когда мы жили с уже очень больным Алешей Балабановым и его женой Надей в Сестрорецке, когда «Сеанс» был в очередной раз под угрозой закрытия, а создание фонда «Антон тут рядом» обернулось трудностями, преодолеть которые, казалось, было невозможно.
В многолюдье портретов, сделанных Ирой для фонда и «Сеанса», самой Ирины нет
Ее появление словно сопровождалось звоном колокольчиков, как в сказке «Морозко». Двадцатилетняя девочка без опыта, образования, социальных навыков собрала осыпающуюся реальность, примкнув к нашему вечному сопротивлению логике, которую диктовало время. Она тоже была тем еще строптивцем и принесла не то что бы дополнительную энергию, смыслы или силу духа, а воздух. Стало легче дышать. Еще она склеивала обломки разных кораблекрушений, в которые мы то и дело попадали.
А исчезла она так же, как и появилась, — внезапно. Прозвенели те самые колокольчики. Это про сказочных героев, про Мэри Поппинс, про Оле-Лукойе, про Тома Бомбадила. Исчезла и не обещала вернуться. Наверное, сочла, что сейчас кому-то нужнее. Но мы всегда ее ждем. Хотя понимаем, что это волшебство было, такое волшебство.
Рисунок, предваривший этот текст, странный. Не потому, что мы хотели добиться какой-то художественности. В многолюдье портретов, сделанных Ирой для фонда и «Сеанса», самой Ирины нет.
любовь аркус
иван грязнов
Студент фонда «Антон тут рядом». Тонкий, нежный, трогательный, как сказочный герой, нарисованный каким-то великим иллюстратором детских книжек. Если бы у Вани была волшебная палочка, город Петербург, который Ваня очень любит, вернул бы свой облик тридцатилетней давности, мебель в его комнате встала бы на свои прежние места, а по телевизору показывали бы программы Сергея Супонева. В этом мире по субботам Ваня ходил бы с мамой в «Детский мир» покупать игрушки. Или просто ими любоваться. Он знает наизусть все телевизионные передачи своего детства, чем неизбежно вводит в ступор телерепортеров, посещающих центр «Антон тут рядом». Детство свое, проходившее в реалиях 1990-х, он помнит доподлинно, в мелочах и деталях. На крупных планах Вани можно построить большой фильм. Как «Старше на десять минут» Герца Франка. Только этот мальчик не смотрит спектакль, а проживает жизнь; каждые десять минут, каждый час, день, год для него — драматический опыт взросления. Он его не хочет, но понимает, что надо.
сергей добротворский
Главнейший навсегда автор и счастье «Сеанса», одна из главных его утрат. Законодатель стиля и метода. Лучший в мире собутыльник, конфидент, певчая птичка, ломовая лошадь, канатоходец. Первым нарек Аркус Маманей, так ее до сих пор называет первое поколение «Сеанса». Те, кто жив. После смерти Сережи было решено остановить издание журнала. Какой смысл, если в нем нет Добротворского? На семь лет редакция ушла в научное подполье, делать энциклопедию, выросшую из предложенной им для журнала темы — «Конец прекрасной эпохи». Семь томов его памяти. Потом была книга «Кино на ощупь». С тех пор вышло восемь ее тиражей, а к имени Добротворского добавилось устойчивое прилагательное «культовый». Он доказал невероятное: слово «вечность» можно сложить из льдинок, сохранив горячее сердце. Его взвинченность, его любовь к героям, влюбленным в обреченность. Он был заворожен временами, пускавшими этим героям пулю в спину, а они не прятались, не уворачивались от этих пуль. Для него было лишь два варианта: умереть молодым либо нет. Он писал о кино по-русски, как никто. Его тексты можно перечитывать бесконечно — очевидное свидетельство того, что это уже не только критика, но и большая литература.
елена фильберт
Твердость каленой стали и тонкость хрусталя — вот материя, из которой сделана Фильберт. Так не бывает? Вы когда-нибудь видели директора фонда, управляющего шестью площадками, двенадцатью проектами и программами, ста двадцатью сотрудниками, да еще с внешностью ангела, невесть как оказавшегося в нашем земном мире? Это она.
Пришла администратором еще на первую площадку фонда «Антон тут рядом». Когда в 2018 году в фонде случился кризис, да что там, коллапс, со всех сторон учредителю только и говорили, что совершенно необходим опытнейший топ-менеджер. Начались бесконечные собеседования.
Но вот случилось несчастье: заболел Влад, чудесный студент фонда; да еще в Дрездене и внезапно, на гастролях театра «Альма матер». Диагноз неутешительный. Чужая страна, мальчик с аутизмом. Пока все метались в поисках решения, Лена Фильберт, тогда рядовой сотрудник, твердо сказала, что завтра же вылетает к Владу. Она не отходила от него, разруливала истории с документами, визами и бюрократией. Перед ее назначением директором было устроено анонимное голосование, за Лену проголосовали 98 процентов сотрудников. Учредитель называет ее Бемби и считает залогом своего спокойствия за фонд. Кажется, этого мнения придерживаются все сотрудники фонда, доктора, волонтеры и, главное, студенты и их родители.
станислав зельвенский
Автор «Сеанса». По мнению Любови Аркус, наследник по прямой Сергея Добротворского. Критик, сценарист. Ученик Михаила Трофименкова и Льва Лурье. Молчун до первой язвительной шутки. В любительском футболе выступает форвардом, способным в одиночку разделаться с обороной. Тихий гений изящной формулировки, внимательно и терпеливо всматривается в фильмы, которые часто куда глупее него. Как воспитанный человек старается, чтобы им тоже было комфортно. Любит намекать, но не говорить прямо — то есть всякий раз надеется на умственные возможности собеседника. Самому широкому читателю доверяет самое ценное — труд понимания. И всегда делится с ним лучшим. Каждый год собирает список главных фильмов ужасов, не стремясь трактовать рамки жанра слишком уж строго. Предпочитает кино надежное, чувственное, меланхоличное. Не зря его рейтинг для журнала Sight&Sound возглавила «Короткая встреча» Дэвида Лина, а замкнул его «Жилец» Романа Поланского. О Романе Поланском Зельвенский написал для «Сеанса» книгу. Любит авторов с идеальным почерком и противоречивым жизненным путем. Часто это художники с явными признаками кинематографической гениальности и ощутимой современному зрителю нравственной червоточиной — к Поланскому следует прибавить Аллена, Хичкока, Тобэка. Список дополняется.
Читайте также
-
Теле-арт эпохи техно — История программы «DEMO»
-
Доппельгангер — Краткая история вопроса
-
«Случай из следственной практики»
— Вспоминаем Леонида Аграновича -
«История одного преступления» — Галина Баринова
-
Орудие пролетариата — Фрагмент книги «Из(л)учение странного»
-
Красные папочки. Назидание потомкам и родственникам