хроника

Умер Вадим Фиссон


Вадим Фиссон

Вадим Фиссон жил и творил не «благодаря», а «вопреки» (одно «благодаря», правда, у него было несомненно — жена и главная актриса «Комик-треста» Наталья Фиссон) — человек без ног, передвигавшийся в каталке, отрастил себе крылья. С этими крыльями его «Комик-трест» за четверть века облетел полмира. «Чушь во фраке», «Сэконд-хэнд», «Белая история», «Антоний и Клеопатра», «Спам для фюрера», «Полный рататуй» — спектакли «Комик-треста» (Н. Фиссон, Н. Кычев, И. Сладкевич) неизменно ввергали зрителя в рай, с типичным для рая складом юмора. В нём, в этом складе, нет уничижительного издевательства, но непременно есть некое отражение улыбки Создателя над своим творением. Клоуны труппы Фиссона ржали над миром в отточенных гэгах, но мир был им дорог, мил и люб. Удивительно зрелое, ясное, полнокровное, заразительное мироощущение изливалось из творений режиссёра. И он сам — всегда бодрый, энергичный, «включённый» в жизнь (всё читал, все смотрел, всем интересовался) был некоторой укоризной. Тем, кто имеет счастье передвигаться на своих ногах, и при этом ноет и жалуется на жизнь. (О таких с ненавистью говорит Ипполит в романе «Идиот» — как они, здоровые, имеющие запас времени, имеют наглость быть недовольными!) Вадим Фиссон «на людях» транслировал такую мощь радости, что редка для смертненького города Петербурга, но, как ни странно, в нём случается. Когда могучая творческая индивидуальность сталкивается с гнилыми болотными испарениями, когда она видит несчётно нечистую силу, прыгающую по невидимым кочкам и губящую человеческие души, она восстаёт. Она начинает создавать сильный и прекрасный противовес. И тогда возникает дивный феномен творческого рая среди мрака и уныния.

В марте 2012 года, на вручении премии «Фигаро» в театре «Русская антреприза», мне доверили вручать Вадиму Фиссону призовую статуэтку (это Андрей Миронов в своей коронной роли). Я сказала о том, как я люблю маленькие театры вообще и как дорожу «Комик-трестом» в частности, поскольку, кроме счастья, ничего в нём не испытала. Вадим сидел в своём кресле, в проходе у первого ряда, светлый и радостный, как всегда (он вообще не менялся), и было так понятно, что награды для него — тоже знак чистой радости, не имеющий никакого отношения к миру чинов, званий, самолюбий. Это так хорошо — тебя позвали и сказали, что знают и любят, вот и всё. Формальные знаки отличия, овладение разными пространствами для властвования — это не имело для Фиссона никакого значения. Его театр ведёт родословную от того самого коврика, что постелен на площади, выходят два-три артиста — и всё. Вот вам театр. Излучение и превращение творческой энергии. К чему бы тут была доска с приказами администрации и другая большая академическая скука?

Можно только догадываться о том, сколько он преодолел, как сражался с недугами и невзгодами. Томас Манн написал — «не знаю, есть ли другой героизм, кроме как героизм слабых», имея в виду, что гипотетическим героическим героям из цельного металла по идее никакого преодоления не положено, знай себе геройствуй, а вот когда обычный слабый человек начинает путь борьбы, одолевает себя и мир, вот это да, вот это восхищает, и Фиссон восхищал. В его спектаклях я всегда поражалась замечательным вкусом ( в сфере производства юмора это редкость) — скажем, все они по-своему привязаны к времени создания, но не к пене дней, а к музыкальному звучанию их, к общим настроениям, но притом выходят на такой уровень обобщения, что живут долгой счастливой жизнью, с клоунской ловкостью вливая временные фокусы и гримасы в золотой вечный котёл. С первых же минут обычное напряжение зрителя (ну-ну, что-то мне покажут) слетало и сквозь насупленные взрослые черты проступала счастливая детская рожица… С одним-единственным желанием: ещё! ещё! ах, только бы это не кончилось!!

Да, мало прожил Вадим Фиссон. И — много прожил Вадим Фиссон. Много сделал и сотворил такого, что будут вспоминать с любовью и благодарностью.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: