Сериал
Лилия Шитенбург
Лилия Шитенбург

«Война и мир»: Фигура англеза


Война и мир. Реж. Том Харпер. 2015

В Англии этот сериал уже назван «лучшей экранизацией ВВС за последние десять лет» — британские газетчики бурно ликуют, некоторые вплоть до подбрасывания в воздух чепчиков. С удовлетворением отмечается, что события романа показались широкой публике захватывающими; сообщается даже, что гигантская по меркам острова аудитория сериала в роковой момент хором воскликнула нечто, вроде «Наташа, нет!!!», — когда героиня попыталась сбежать с Анатолем Курагиным. (И это при том, что «Война и мир», согласно исследованию ВВС, вовсе не является той самой книгой, о факте прочтения которой люди лгут наиболее часто. На первом месте — «Алиса в Стране чудес». Роман Толстого на четвертом). Авторов сериала хвалят за верность сюжету Толстого, за превосходный кастинг, за динамизм повествования, за достойные (несмотря на телеформат) батальные сцены, за красоту настоящих русских дворцов, за прелестные костюмы (упоминается, что они не на сто процентов исторически точны, но, дескать, что нам за дело?!). Особо подчеркивается, что Россию удалось показать без непременной balalayka — это важно, старые клише всех раздражают (от них следует избавляться, иначе куда прикажете складывать новые?). Костюмный сериал с любовной линией поверяется идеалом, то есть «Гордостью и предубеждением» ВВС 1995 года — в «Войне и мире», написанной тем же Эндрю Дэвисом, непременно следует определить и зафиксировать «момент мистера Дарси» — и тот отыскивается, хотя и не без труда. Фасоны платьев, серьги и особенно косы (преимущественно малороссийского образца) предлагаются современным модницам на заметку (собственно, частично у них они и заимствованы). Если и есть некоторые сомнения относительно новой экранизации, то они сводятся к опасениям: не слишком ли царская Россия похожа там на георгианскую Англию? В остальном же успех признан необычайным, и даже высказываются робкие надежды на второй сезон. Дескать, а давайте пофантазируем.

Война и мир. Реж. Том Харпер. 2015

…А между тем «из России им пишут»… Что Анна Павловна Шерер вряд ли могла устраивать свой салон в парадных покоях царского дворца, где поутру требовалось зачем-то зажигать свечи. Что у смертного одра старого графа Кириллы Безухова отчего-то собралась толпа попов в нарядном облачении, как на большой престольный праздник. Что Анатоль Курагин в постели сестры своей Элен смотрелся, конечно, довольно вызывающе (ну да, ходили слухи, что «были влюблены», и даже «целовал ее голые плечи», но все же, все же) — однако не столь вызывающе, как периодическое исчезновение слуг из дома Пьера Безухова, вследствие чего графине приходилось (в пеньюаре и тапках на босу ногу) самой спускаться вниз по лестнице и топать к дверям, встречая гостя. Впрочем, свободный от лакеев графский дом располагал к интимности: гусар Долохов брал графиню прямо на накрытом обеденном столе, тарелки с которого некому было унести. До экстаза довели русскую публику также и невинные поросятки, вздумавшие погреться на солнышке рядом с черным ходом в доме Ростовых — ну хотя бы не на парадной лестнице. Поросятки росли, тучнели, и демократичный Пьер их раз от разу приветствовал все доброжелательнее, как старинных знакомцев. Вольное обращение с мундирами и знаками отличия русской армии, два мешковатых редингота, которые молодой граф Безухов все не мог сносить за восемь лет, парчовые домашние робы графини Ростовой, поповский крест на сарафане княжны Марьи и бедуинского фасона шарф, которым покрывала голову Наташа Ростова в церкви, — это уже мелочи, как и опереточные русские крестьяне, рассыпанные по пейзажу там-сям.

Не все из травмированных бедными свинками отечественных зрителей дождались продолжения — и потеряли возможность насладиться «старой Россией», которая настигла зимних охотников в деревенском доме дядюшки: дворня, вооружившись гитарами, скрипками и бубнами, превратилась в цыганский хор, полуголая простоволосая Аксинья (отличная, кстати, актриса Кейт Флитвуд, блиставшая в «Короле Лире») затянула нечто нечленораздельно-страстное, дядюшка пустился в пляс, и Наташа Ростова выскочила, чтобы пройтись в цыганочке. «Откуда это в ней?» — глядя на изогнувшуюся в цыганской истоме графиню, восхищенно пробормотал кто-то, сильно укорачивая толстовскую цитату («где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала, — эта графинечка, воспитанная эмигранткой-француженкой, этот дух, откуда она взяла эти приемы…») «Это в крови!» — таков был исчерпывающий ответ.

Война и мир. Реж. Том Харпер. 2015

«Дубина народной войны» замахнулась и на кастинг. Плебейская бойкость Элен Безуховой, сыгранной Таппенс Миддлтон, сделала из нее в лучшем случае вертлявую «бурьенку», а то и вовсе горничную, лишенную рекомендаций за отъявленное поведение. Звезда актрисы Лили Джеймс (она и Золушка, и Джульетта, и Лиззи Беннет с зомби) взошла где угодно, но только не в России: отрицательное обаяние молодого здорового хищника — это не то, что русская публика обычно хочет знать о Наташе Ростовой. Многие подивились почтительному вниманию, уделенному обычно неприметной Соне (прелестно сыгранной звездой «Мистера Селфриджа» Эшлин Лофтус) — ну еще бы настоящий английский сериал дал в обиду бесприданницу и старую деву! Не вызвал ничего, кроме недоумения, похожий на теккереевского проходимца Анатоль Курагин — Каллум Тернер («вы вообще-то видели Ланового?! то есть, нет, не то — вы вообще-то читали роман?!»). Вовсе никаких чувств не пробудил князь Андрей — Джеймс Нортон. Зато (неизбалованные харизмой пожилого Бондарчука) все сразу и целиком простили все Пьеру Безухову — Полу Дано: такой уж вышел милый, душевный! Словом, уже успевшие ознакомиться с экранизацией ВВС соотечественники в подавляющем большинстве своем не нашли в британской версии «Войны и мира» ни нужной атмосферы, ни сызмальства любимых героев, ни привычных «духовных исканий».

Война и мир. Реж. Том Харпер. 2015

…А английский граф Ростов на именинах все плясал дикий, невозможный танец, выкидывая нелепые коленца и загребая воздух руками. Знатоки Толстого вспомнят, что назывался тот старинный танец, который так самоотверженно пытался воспроизвести Адриан Эдмондсон, «Данило Купор». И был тот Данило Купор ничем иным как фигурой англеза. (То бишь, завезенного в Россию через Францию английского контраданса.)

О том и речь. Две культуры посмотрели друг на друга сквозь роман — и изумились отражению. Русские, как им показалось, увидели слишком много чужого, нелепого — и отвергли остальное, а англичане, судя по всему, увидели слишком много знакомого, до странности похожего — и поспешили уклониться, заподозрив подвох. Забавно, но самые простые, мирные сцены — домашнего уклада у Ростовых и Болконских (длинные, изобилующие бытовыми подробностями, словом, ВВС «как мы любим») — не замеченные отечественным зрителем по причине своей обыденности, насторожили некоторых английских рецензентов той самой «излишней британскостью» (тут не столько снобизм, сколько боязнь невольного неуважения к чужой культурной идентичности). В самом деле, как возможно такое сходство? А как вообще был возможен феномен русской дворянской культуры? Последний вопрос (если он кого-то еще интересует), разумеется, следует адресовать не британскому телевидению. Однако комический нюанс восприятия английской экранизации русского романа в том и состоит, что за ответом обратились именно к ВВС, вместе с суровым требованием непременно оценить Россию-которую-мы-потеряли и вернуть потерянное с оказией. Потому что — ну не на Первый же канал полагаться. И потому что на самом деле только английское телевидение (ответственность с ВВС тут просто обязано разделить ITV) сегодня, кажется, способно создать вожделенный образ утраченного земного рая.

Война и мир. Реж. Том Харпер. 2015

Но у костюмного (и только потому в известной мере исторического) сериала ВВС — иные задачи, причем решаемые именно для развлечения (и лишь отчасти просвещения) собственного внутреннего зрителя. Поэтому экзотика неизбежна — она прежде всего отвечает за то, что телепродукт выйдет нескучным (первейшая островная добродетель). Беда с цыганочкой как раз в том, что в той сцене у Толстого именно что балалайка — а этот фокус уже не в моде. Но Россия по-прежнему может быть забавной — поэтому Наташу для поцелуя ловко ронять попой в снег (снега вообще должно быть много), поэтому так важны подлинные фасады русских дворцов (и бог с ними, с пустыми музейными интерьерами и крашеными стенами) и так назойливы мрачные псевдонародные распевы в роковые мгновения.

Сценарий Эндрю Дэвиса оставил множество лакун, а режиссура Тома Харпера не заполнила их даже там, где это было вполне возможно. Но — что характерно — не всякая такая ошибка была именно ошибкой, многое в принципиальной неполноте толстовской экранизации было сделано, кажется, вполне осознанно. Мог ли Джим Бродбент сыграть старого князя Болконского? Да разумеется, это выдающийся актер, такие и в Англии наперечет. Однако он предпочел насладиться эксцентрикой характера и погрузиться в нюансы болезни Альцгеймера — но ни намеком не помянул главное обстоятельство: давнюю опалу. А вот Брайан Кокс, кажется, сыграл Кутузова безупречно — и даже не без мягкой затаенной сентиментальности (которая особенно приветствуется в национальных героях. Вероятно, даже Бондарчук бы одобрил). Но и вариант «пропала Россия!», и вариант «спасена Россия!» остались на периферии сюжета — потому что «судьбы России» волновали создателей сериала, скажем так, не в первую очередь. И (позволю себе предположить) возможно это отчасти повлияло на восприятие атмосферы экранизации как «неверной»: практически ни в одном кадре не было того мучительного тревожного напряжения, которое, кажется, бессознательно входит в понятие «русского стиля» — «пропала, пропадает, непременно пропадет, вот уже пропала совсем». Лаковая роскошь классической советской экранизации — быть может (помимо феерического бюджета), просто желтизна воскового мертвого лба. Наивная, несколько неуклюжая живость британского массового телепродукта — быть может, просто взгляд изнутри той культуры, где пропажи переживают по-иному, а для тоски и отчаяния существует understatement.

Война и мир. Реж. Том Харпер. 2015

Как бы искренне ни хвалили рецензенты военные успехи британской экранизации — это, конечно, «не тот» масштаб. Ни огромных массовых сцен, ни впечатляющих панорам, ни знаменитого бондарчуковского тревелинга — ничего не поделаешь, бюджет ВВС скромнее, чем расходы на кино в СССР. А между тем именно в военных сценах Харпер доказал, что снимает, как хочет, а не как получается — «атака легкой кавалерии» произведена на славу, Пьера отбросило взрывом из воронки так, что любо-дорого, а ужас иностранного вторжения, сделанного весьма скупыми средствами (деревенская тропинка с внезапными беженцами, опрокинутое лицо старого лакея, далекий пожар), напомнил об особенно в последнее время обострившемся интересе британского телевидения к этой теме.

Но в остальном война в «Войне и мире» — это хаос. Ничего патетического, никаких следов стратегической и тактической мысли, никаких тебе «Die erste Kolonne marschiert…» и багратионовых флешей. «Болконский, что за бойня!» — устало морщится фельдмаршал Кутузов, а сам князь Андрей, поднимая знамя на поле Аустерлица, ведет за собой жалкую горстку солдат, теряющихся в дыму, и никакой особой красоты или величия в его жесте нет и в помине. Нет, это не недостаток актерской игры Джеймса Нортона или ущербность телебюджета — это выстраданное и укоренившееся отношение к войне. Война — это жертвы. «Смерть героя — что за издевательство?!» Нортону пошел бы нижний ракурс (а кому нет?), но самым запоминающимся эпизодом военной карьеры князя Андрея режиссер сделал сцену в госпитальной палатке, где Болконский лежал рядом с Анатолем Курагиным, натурально, в лужах крови.

Война и мир. Реж. Том Харпер. 2015

Карьера Андрея Болконского в экранизации вообще как-то не задалась — вместе с его «духовными исканиями», до сих пор, наверное, являющимися российским школьникам в страшных снах. Ни мечтаний о «Тулоне», ни Аустерлица (толком), ни капитана Тушина, ни потаенных богучаровских реформ, ни Сперанского, ни Бородино — сплошной дуб, с которым они были согласны, сестра, повисшая на шее, вальс на балу, небо, смерть, прощение. Тут, конечно, все дело в сценарии Эндрю Дэвиса — не случайно тот признавался, что терпеть не может, к примеру, «Волчий зал» (блестящий исторический сериал ВВС про Томаса Кромвеля): там основное действие происходит в голове героя. Немалый опыт Дэвиса, которому мы обязаны мистером Дарси в пруду, велит ему весь подтекст и все внутренние монологи выводить не просто в текст, но в событийный ряд. С одной стороны, присутствие князя Андрея в сериале можно было бы и увеличить (обаяние Нортона выдержало бы нагрузку), но с другой — полноте, ну какой Сперанский, какие реформы (вальсируйте, князь, вальсируйте!)? И каким Андреем мы остались бы довольны — похожим на Вячеслава Тихонова? И сколько времени для него показалось бы достаточным — ведь не будет большим преувеличением сказать, что русская культура — это по сути история о том, что князь Андрей умер от ран и не вернется более. И не сам ли Андрей Болконский обо всех сложных перипетиях своего земного пути подумал лишь: «Разве все это может сделать меня счастливее и лучше?»

А вот это, кстати, и есть главный вопрос, ответ на который не в первый раз выводит исторические драмы ВВС в лидеры индустрии. «Что может сделать меня счастливее и лучше?» Или, как выразилась давняя героиня Эндрю Дэвиса, та самая, которая и принесла ему славу: «Я лишь решила поступать сообразно собственному представлению о своем счастье…» Это не «мысль семейная» (и уж тем более не «история успеха»). Достижение «личного счастья» или, как сказал бы граф Толстой, «личных интересов настоящего» — русский аристократ и дочь английского джентльмена, принадлежащие одному времени и непересекающимся вселенным, формулируют цель почти одинаково (добро пожаловать в начало XIX века). Костюмы героев (красивые и, разумеется, похожие) — это только начальный импульс зрительского интереса к сериалу, от денди и их дам ждут не только занятного романтического сюжета, но и жизненного урока. Телесериал — простодушный формат.

Война и мир. Реж. Том Харпер. 2015

Но авторы экранизации себе задачу вовсе не упрощают. Личное счастье толстовскими героями достигается невероятно сложным, во многом непривычным и вовсе не «георгианским» путем. Героям русского романа для «личных интересов настоящего» нужен бог или по крайней мере — высокое небо. Это странно. Поэтому — а не только от тяги к экзотике — британская «Война и мир» изобилует сценами религиозных обрядов (от официальных до семейных), из каждого более-менее подходящего угла смотрят иконы и т.д. Поэтому чем дальше — тем чаще и настойчивее речь идет о прощении: нужно было остранение английской экранизации, по определению напрочь лишенной экзальтации, чтобы стало очевидно, как часто и страстно герои Толстого просят прощения друг у друга.

И не случайно главным героем британской версии оказывается Пьер, сыгранный американцем Полом Дано с чисто диккенсовским добросердечным обаянием, которое, конечно, изрядно смягчает характер толстовского персонажа, но сопротивляться которому все равно невозможно. Вот тут нашлось место и для дуэли, и для длинных сцен с Элен, и для масонов (в роли Баздеева — замечательный Кен Стотт), и для Платона Каратаева, и даже для его собачки (названной для пущей трогательности и аутентичности Сашенькой). «Вера в живого, всегда ощущаемого бога» не проговаривается в тексте — силу внутреннего света и подробность внутреннего монолога актер устанавливает сам. В финале выздоровевший Пьер вылезает из графских перин, садится к столу — и осторожно, почти благоговейно присаливает кусочек картошки так, как учил его в плену Каратаев. А потом медленно ест. И пусть Наташа Ростова скачет в невозможной мазурке безумной козой — вот про эту соль на ВВС все понимают правильно.

Война и мир. Реж. Том Харпер. 2015

В сентиментальном эпилоге (далеком от оригинала — «опуститься» до самки графине Наташе не дадут, это вышло бы бестактно, да и от длинных «русских разговоров» все устали) выжившие герои с кучей разнокалиберных детей оказываются в цветущем саду — чаепитие, смех, веселье и апофеоз «семейного счастия». Только Лев Толстой понимал, что все это может быть столь же чудесно, сколь и чудовищно, но эта мудрость была бы губительна для сериального формата. По мне так настоящий хэппи-энд в британской экранизации «Войны и мира» случился чуть раньше: у княжны Марьи Пьер встретился с Наташей, и так уж вышло, что чудесный диккенсовский добряк (Том Пинчем, к примеру) принялся рассказывать сестрам Дэшвуд диковинную историю про Платона Каратаева. Хотя текст был вовсе не толстовским, а уютному камину не хватало только сверчка за очагом, однако лица у девочек были милые и серьезные, и — строго согласно оригиналу, важен был не сам рассказ, «но таинственный смысл его».

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить