Денис Горелов
Денис Горелов

Человек советской античности


Егений Ташков

«Герою чур погибать, а то не считается», писал коллега Ерохин, и все шестидесятые новопреставленный Евгений Ташков следовал этому золотому правилу трагедии. За десять лет он снял «Жажду», «Майора „Вихря“» и «Адъютанта его превосходительства» — три саги о стратегической и диверсионной разведке РККА, о том, как группами и поодиночке звонко живут и очень громко умирают красивые мужчины в чужих погонах: Тихонов в «Жажде», Бероев в «Вихре» и Юрий Соломин в «Адъютанте». Запретный шарм беляцких портупей и высоких нацистских фуражек добавлял лоска их прощальным гастролям по вражеским тылам, штабам и офицерским кабаре. «Павел Андреич, вас убьют?» — мог спросить гимназист за всех пионеров Советской страны и услышать в ответ сакраментальное: «Видишь ли, Юра…» Бывают вещи поважнее жизни, представь себе. Романтичные шестидесятые, озаботившись механизмом рождения мифа, твёрдо знали, сколь он неотделим от ранней смерти и правильной её режиссуры. В постановке последнего акта Ташков преуспел более всех, поднявшись на один уровень с Вайдой (поляков тут не переиграешь). Гарантия, с какой финал «Вихря» вышибает слезы у самых заскорузлых мужчин, заставляет искать особый режиссёрский ключ, секрет — назовем его «ложной целью». Музыкой, монтажом, сиреной, цейтнотом, постоянным давлением на расшатанную психику зрителю внушается заведомо ложная, но горячечная страсть: спасти город. Отсыревшие спички, спятившие стрелки, в последний момент найденные провода, перенос подрыва под самый вздох заслоняют от возбужденного сознания тот очевидный факт, что Краков целехонек, и ничего с ним за минувшие 22 года не сделалось. И только в миг, когда далече грянуло «ура», а торжествующие было фигурки в черном поворачивают вспять, до нутра доходит, что все обман, а на деле хотелось совсем другого: чтоб ребята были живы. А ребята вот они, в раскопе навзничь, с неестественно вывернутыми конечностями под рвущую сердце мелодию Эшпая. И таких ребят в одной Польше за полмиллиона. Камень заплачет.

Приходите завтра.... Реж. Евгений Ташков, 1963

В «Жажде», как в вайдином «Канале», смерть и вовсе заложена в правила. Немцы перекрыли осажденной Одессе воду, группа флотских диверсантов идет брать насосную станцию, сдав документы и ордена. Сколько 26 бойцов удерживают заветный вентиль — столько в городские резервуары идёт вода; держите марку военного флота, живых не будет. Двойная проекция пенных струй из колонок, орошающих чахлый город, и полуголых чумазых мужиков, колотящихся в автоматной судороге десятью километрами выше, впечатается в память навечно. Знание, что так все и было, что имя автора сценария сержанта Поженяна вместе с другими ошибочно выбито на мемориальной доске памяти двадцати шести морских пехотинцев, давших Одессе воду, окончательно оформляет эпос.

«Адъютантом» Ташков закрыл Гражданскую. Породнил красного шпиона Кольцова с шефом контрразведки Щукиным через дочку-красавицу, павшую к ногам обольстительного преторианца. Сдал паныча Юру на воспитание красному «садовнику» чекисту Красильникову. Свёл в смертельной схватке за Россию тонких, порядочных и проницательных джентльменов, потакающих ради святой цели грязной черни с обеих сторон. И пусть в жизни все было гаже, пусть войска Май-Маевского (прототипа Стржельчика) прославились отчаянным грабежом, за что пропойцу-генерала тряс за грудки крестьянский сын Деникин, пусть сыгранный самим режиссёром председатель Всеукраинской ЧК Лацис даже в своем ведомстве слыл душегубом, — новое время велело белым и красным, распри позабыв, оборотить штыки против общего старого врага. Дремучего приблатненного хама, дважды за век присвоившего и замаравшего вырванную другими победу. Белые и красные командиры, бок о бок в 14 рук валящие конную мразь батьки Ангела из уходящего к своим-чужим шарабана, стали символом новой трещины русского общества меж людьми чести и шкурной садистической сволочью, которой хватало в обеих враждующих армиях. Больше с нею и куда меньше промеж собой воевали правильные хлопцы большинства фильмов поздних шестидесятых и далее: «Белого солнца пустыни», «Достояния республики», «Служили два товарища» и «Своего среди чужих». Первым и самым артикулированным в посыле был «Адъютант».

Адъютант его превосходительства. Реж. Евгений Ташков, 1969

Отойдя от ратных дел, войну свою со сбродом Ташков не кончил — в «Ловкачах», «Преступлении», «Уроках французского», как и во всей русской жизни века, то и дело проступало плебейское мурло, с которым даже по его правилам играть не след, потому что правил оно над собою не терпит. Законы военного времени отмерли, и дрожащие от обиды губы достоевского «подростка» Ташкова-младшего символизировали уже новое время мирного сосуществования. Регулярно всплывающий в России мираж Просвещения, мирного окорота инстинктов масс мягкой дворянской кротостью, в который раз доказывал свою утопическую природу. Антикультурный заряд нацизма был слаб своею силой: ему можно было прислонить парабеллум к загривку и раздельно произнести: «Ходить. Никуда. Не надо. Сейчас вы здесь — вот здесь сядете и нарисуете схему минирования города». И попробуй вякни свое коронное «гы», рулившее всеми сатрапскими акциями в непокорных провинциях.

В семидесятых все уже было сложнее.

Иногда вечный бой культуры с потёмками требовал передышки: в 1963-м Ташков самолично написал и поставил для первой жены Екатерины Савиновой водевиль «Приходите завтра» с незабываемым препирательством Ширвиндта и женским исполнением коронных шаляпинских арий. По каждому кадру видно, сколь в охотку жил этот, видимо, не слишком дороживший земной юдолью любимец богов.

Он родился 1 января, зажил с чистого листа по белому снегу, оставил важные вмятины и с удовольствием пробыл на свете 85 лет. И жены у него были чудесные, и сын дельный, и боги благоволили, и всем бы так.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить