Дары волхвов
На съемках фильма Сталинград (реж. Федор Бондарчук, 2013). Фотограф: Александр Низовский
Последнее время у нас растет число фильмов, которые сильно теряют в пересказе. История фильма «Сталинград» — о том, как в одной сталинградской руине сошлись (в хорошем смысле) местная жительница в больших ботинках и семеро солдат, из которых один трус, другой балбес, третий бывалый, четвертый потертый, пятый немой, шестой вообще матрос, а седьмой командир и за все ответчик, — обещает немыслимую театральность, которую мы тысячу раз наблюдали в спектаклях «В списках не значился» и в фильме «На семи ветрах». Каждый будет симулировать индивидуальность, и напишет домой неотправленное письмо, и произнесет свою дозу патриотических мантр в назидание потомкам, а потом все погибнут, спрятав барышню ради жизни на земле и продолжения рода.
Так вот, почти ничего этого не будет. Прежде всего не будет искусственной шестидесятнической индивидуальности, потому что случится дополнительное действующее лицо, в программно-гуманистическом кино игнорируемое: грохот-огонь-сажа и прочая технологическая геенна. И это действующее лицо стянет на себя одеяло, как капризный премьер в групповой антрепризе. Ибо в общем кромешном аду не столько важны различия, сколько то, что все стреляют в одну сторону; и перечень побитой родни у всех похож, и разницы меж фамилиями Куликов, Громов, Астахов и Никифоров нет никакой совершенно. А что у одного прибаутка «в общем и целом», у другого концертный баритон, а третий метростроевец — это все перестает действовать при первом же залпе и криках снаружи на чужом языке, которых будет преизрядно.
На съемках фильма Сталинград (реж. Федор Бондарчук, 2013). Фотограф: Александр Низовский
Это кино о том, как стюардессинской внешности блондинка и просто домашняя брюнетка в разное время лежали под немцами и за то пользовались ненавистью пожилых и молодых, — только одной… (чуть не написал «повезло») только одной не повезло меньше, а другой больше, и та, которой не повезло меньше, сочинила для сына другую, приличную, гордую историю этой войны и этого подвала, которая нас устраивала семьдесят лет, а теперь устраивать перестала, — и режиссер Бондарчук рассказал, как было на самом деле, все равно подписываясь под ее гордой сказкой большими буквами.
Это фильм о том, как разведгруппа «Калуга» дважды не выполнила задачу, потому что и задачи на той войне ставились непосильные, и на выполнение их никто не рассчитывал, и сверхзадача для всех была одна: пустить немцу побольше юшки — а с ней худо-бедно справились и страна, и Калуга, и разведгруппа, названная в ее честь. И эта сверхзадача исстари бесила и по сей день бесит белые страны-победительницы, которые войну начинают, потом сочиняют для побежденных законы этой войны, а потом карают за их нарушение тех, кто усвоил высшую истину: у войны никаких законов нет, вали всякую тварь, что попадется под нож. А после тех, кому повезло меньше, вешает нюрнбергский трибунал, а те, кому повезло больше, жалуются с трибуны ООН на бандитов и террористов, с которыми ну совершенно невозможно воевать, потому что «воюют они не для победы, а для мести». А бандиты тем временем считают остаток гранат и траекторию рикошета последнего наличного снаряда.
На съемках фильма Сталинград (реж. Федор Бондарчук, 2013). Фотограф: Александр Низовский
Потому что боеприпасов у цветных наций всегда недобор, а в избытке только людей, которых можно не считать, да никто и не считает. И этой готовностью положить прорву своих за десяток чужих цветные нации и отличаются от белых народов-победителей, за что белые считают их варварами и всячески дискриминируют в мирной жизни. И эту принадлежность своей нации к третьему миру, а не к белой элите режиссер Бондарчук, кажется, очень хорошо понимает, потому что после каждого боя разведгруппа «Калуга» выглядит сущими неграми и чертями из преисподней — столько вокруг сажи, копоти, кирпичной пыли и прочих отходов войны.
И самую-пресамую сверхзадачу — упасти от огня деву Катю — они исполняют тоже, коль скоро рассказ ведется от лица пожилого спасателя-международника, рожденного в том хлеву полугодом позже, когда стаял снег, а наши принимали первую за войну капитуляцию. Конечно, догадка о Втором пришествии и обращении Сталинграда в новый русский Вифлеем может показаться и чрезмерной, но так уж повелось, что все мальчики военного рождения родятся не просто так, а с глубоким смыслом. Если так, то вывести Богоявленье из самой бесчеловечной за два тысячелетия бойни, да еще путем смешения вражьих кровей, то есть без швов соединить ультранациональный миф с архиглобалистским — ход, воистину достойный величия. Особенно своей ненарочитостью, отсутствием этих удостоверяющих нимбов, цитат из Писания, всадников Апокалипсиса, с ходу переводящих действие в библейский регистр, — как хочешь, так и трактуй.
Хочу так.
На съемках фильма Сталинград (реж. Федор Бондарчук, 2013). Фотограф: Александр Низовский
Ибо семьдесят лет без большой войны в эпоху крайнего обострения конкуренции есть большое гуманитарное свершение, ставшее возможным только после большой кровопускательной прививки, причем на самом пороге овладения сверхоружием тотального уничтожения. По прошествии этих семидесяти лет и по мере равноудаления от войны, в нас глохнет злоба, а в немцах вина, и они все чаще поднимают язык о своих массово изнасилованных бабушках и о том, сколько в них непрошеной русской крови. Так им режиссер Бондарчук теперь напоминает, сколько в нас непрошенной немецкой, и что за ту начатую ими и законченную нами войну мы довольно сильно и противоестественно породнились, что и приближает мир к исходному замыслу; так что пусть заткнутся, ибо какие меж родней разборки. «Твой отец моего убил», — это семьдесят лет звучало гордо и звало ко гневу и моральному отмщению. Сегодня выходит: наш папа убил нашего папу и правильно сделал.
Это и честнее, и всечеловечней, и, невзирая на все счеты друг к другу, намекает на довольно близкий генетический код. Всечеловеческое стирание разницы меж людьми сначала внутри одного племени, а после и меж племенами в ходе конфликта, внешне противоречащего самой идее человека, — мощное прозрение, и обдумывать его еще долгонько придется.
Это так, черновик.
P. S. Это довольно беспорядочные заметки — но, когда немец опять начинает, совершенно невозможно писать, потому что задувает коптилку и с потолка сыплется всякая дрянь.
И не надо, Федор Сергеич, так орать, я все равно ничего не слышу.
Читайте также
-
Шепоты и всхлипы — «Мария» Пабло Ларраина
-
Дело было в Пенькове — «Эммануэль» Одри Диван
-
Зачем смотреть на ножку — «Анора» Шона Бейкера
-
Отборные дети, усталые взрослые — «Каникулы» Анны Кузнецовой
-
Оберманекен будущего — «Господин оформитель» Олега Тепцова
-
Дом с нормальными явлениями — «Невидимый мой» Антона Бильжо