«Сеансы»: Бешеные сны чистого разума
В русском, как и во французском языке слово «сеанс» имеет много значений; чаще всего оно имеет отношение к кино, спиритизму и психоанализу — то есть так или иначе описывает фантомологический опыт. В английском проще: там séance бывает только спиритический. Так или иначе, из названия проекта Гая Мэддина и Эвана Джонсона ясно, что он представляет собой общение с духами.
Первый фильм, который я посмотрел, посетив специальный сайт на хостинге Национального совета по кино Канады, длился одиннадцать минут. В нём я увидел историю бойскаутов, участвующих в войне Германии и Квебека, которая без предупреждения перетекла в уже знакомую по «Запретной комнате» инструкцию по приёму ванны, а та в свою очередь вернулась обратно к бойскаутам, периодически прерываясь многозначительными интертитрами и вторжениями из каких-то совсем других фильмов и вселенных. Даже по меркам Гая Мэддина это выглядело, как высокое безумие: текучие, как магма, сюжеты и картинки переплавлялись друг в друга, застывая в причудливых формах. Короткая картина называлась Madly the Feelers Walk — название настолько абсурдное, что даже непонятно, как его перевести: «Щупальца бредут безумно»? Или feelers — это те, кто чувствует? Всё может быть. Как знаменитый пример Ноама Хомски — «Бесцветные зелёные идеи бешено спят» — это заглавие бессмысленно, но создано в соответствии с правилами английской грамматики, а также правилами названий фильмов-однодневок категории B+. Оно сгенерировано компьютером, как, собственно, и сам фильм, и потому уникально.
«Сеансы» — сюрреалистический жест эпохи iCloud. Каждый зритель видит свой собственный фильм, который на ходу монтируется на заокеанских серверах из многочисленных готовых секвенций, дополняется помехами и случайными кадрами с YouTube, как будто прорывающими ткань видео, и рендерится в реальном времени (технология — гордость компании Nickel Media, первыми её освоили маркетологи). Это автоматическое письмо Бретона, но только той рукой, которая фиксирует текст, складывая в него заготовленные Мэддином и Джонсоном предложения, оказывается алгоритм. Досмотрев фильм, мы видим долгий список тех, которые уже посмотрели другие — шеренга чудовищ Франкенштейна, сшитых из кусков мёртвых и воскрешённых фильмов.
Каждый бросок костей случается лишь один раз, и ни один из «Сеансов» не может быть повторён. Кроме бредущих щупалец я посмотрел «Часы и бутики», а также «Восстание упрямых психопатов», и больше их не посмотрит никто. Этот принцип напоминает о первоначальной концепции «Сеансов» — воссоздать сто реально существовавших, но утерянных фильмов, от «Головы Януса» Ланга до работ пионеров кинематографа из Греции, Аргентины и Китая: фактически «Восстание упрямых психопатов» тоже утрачивается, сразу же после просмотра превращаясь в призрак. В эпоху цифровой воспроизводимости мы уже не помним, что значит увидеть фильм только однажды без возможности повторить этот опыт.
В «Сеансах» до формата короткометражки сжаты 120 лет истории кинематографа: забытые шедевры эпохи горючей нитратной плёнки помещены в цифровую среду. Они сняты чуть ли не на фотоаппарат, эффект выцветания целлулоида в стадии распада (даже на уровне картинки это фильмы, которые вот-вот умрут), разумеется, создан компьютерными средствами; всё это дополнено цифровым глитчем, который пришёл на смену естественным царапинам на пленке, столь любезным синефилам старой школы. Цифра, как известно, — новая естественность. Кроме того, в отличие от «Запретной комнаты» (она смонтирована из примерно того же материала, но в более компромиссной форме), «Сеансы» не существуют в кинозале, их место обитания — мониторы персональных компьютеров и бесплотные мегабайты данных.
По сравнению с «Запретной комнатой» сюжеты «Сеансов» ещё более произвольны и потому ещё больше напоминают сны: те, в сущности, тоже представляют собой случайный, неправильный монтаж глубоко спрятанных тревог (материал Мэддина — утраченные и вообще немые фильмы — это бессознательное кинематографа), пронизанный осколками случайных дневных впечатлений, как «Сеансы» — глитчем из случайных видео, создающим будто четвёртое измерение, перпендикулярное условному повествованию. Здесь вообще как будто сталкиваются несколько реальностей, сплавленных в одну, и это понятно: призраки, которые, как известно, водят рукой медиума при автоматическом письме, обычно действуют на границах миров.
