«Родина» — В Москве снег пошел
Про «Родину», как это бывает с лучшими фильмами, которым только предстоит стать любимыми, лучше вообще ничего не знать заранее. Я бы советовал про нее не читать ничего, включая этот текст, и прийти на показ первооткрывателем, ощутив оцепенение и эйфорию от столкновения с фильмом такого масштаба и красоты. Поначалу, первые минут двадцать, сомневаться. Почувствовать что-то похожее на удар током на словах: «Слышал? в Москве снег пошел». Забыть себя, внимательно следя за переплетением десятка сюжетных линий в этом киноромане в двух частях. Оказаться на рейве, более всего напоминающем подземное царство, где в поисках своей дочери бредет отец; уже не Орфей, да и была ли у него возможность им стать? Увидеть в наркотическом трипе объемную собаку на пляже — кадр, словно по случайности не вошедший в «Прощание с языком» Годара. Обнаружить сложнейшего героя и вдруг с ясностью осознать, что никакой он не герой, а раз за разом допускает те же ошибки, что и ты сам. После показа я подошел к Петру Буслову, с которым мы не были знакомы, и смог подобрать только одно слово — ***** [стилистические особенности сказанного заставили редактора применить звездочки].
Дипак спрашивает, чего он ищет. «Правды, епть. Truth».
Теперь можно подробнее и без эмоций. «Родина» — четвертый полнометражный фильм Буслова, длится 130 минут, все действие происходит в Гоа, за исключением лаконичного эпилога. Старший инспектор Дипак (Шивкумар Субраманиам) — проводник по миру русской преисподней. Он вооружен изречениями Ганди, но не забывает и о своих финансовых интересах. Дипак — словно взявшийся из религиозного текста привратник, обладающий мистической властью над приехавшими русскими: он решает, кому здесь остаться, а чье время уже подошло к концу. Пять лет назад мы уже были в Гоа: героиня Сони Карпуниной в «Одноклассниках» Сергея Соловьева отправилась туда за «эскейпом», выкинув мобильный телефон в океан. В «Родине», которая своего рода сиквел «Одноклассников», поясняют, что это Аравийское море, не океан, а мобильник — только первая стадия. Вторая — сжечь российский паспорт при луне.
«Ты русский?» «Русские здесь есть?» Этот вопрос вместо приветствия. Обрамление повествования — история Евы (Любовь Аксенова) и ее тяжело больного отца, олигарха Игоря Михайловича (Андрей Смоляков). После ссоры он приказывает посадить частный борт в первом попавшемся месте, оказавшемся Индией, и Ева выходит из самолета на свободу. Передумав, он пытается найти дочь, растворившуюся в русском мире. Из кого этот мир состоит? На пляже отдыхает пара средних лет — Алексей (Александр Робак) и Кристина (Екатерина Волкова). «Я тебя больше не люблю», — вдруг произносит супруг. Украинец Хоффман (Кирилл Кяро) наладил сбыт наркотиков, уважаемый человек, которому вроде бы даже Джонни Депп пожимал руку. Его конкурент — анархист Космос (Павел Лычников) — поставил целью освободить сознание людей с помощью ЛСД. Якут-татуировщик Миямото (Сейдулла Молдаханов). Два жлоба Леня (Максим Лагашкин) и Димон (Владимир Сычев), животные-кайфожоры, страшащиеся возвращения из многомесячного делириума к «рожам соотечественников». Наконец, Макар (Петр Федоров), «русский с Новосиба»: приехал в Индию на две недели за просветлением, забыть про кредиты и работу. Ему тоже страшно домой — «я там вздернусь». Дипак спрашивает, чего он ищет. «Правды, епть. Truth».
Почему все это производит такое головокружительное впечатление? Прежде всего, нужно проговорить вещи, ответа на этот вопрос не дающие, но без которых не обойтись в рецензии. «Родина» снята одним из лучших операторов в России Федором Ляссом. Актерские роли здесь такой интенсивности и глубины, каких современное российское кино практически не знает (в этом не в последнюю очередь и заключается мастерство режиссера): почти все, но, прежде всего, Екатерина Волкова, Шивкумар Субраманиам, Петр Федоров. Работать над проектом Буслов начал еще восемь лет назад, планируя экранизировать книгу Александра Сухочева «Гоа-синдром». На пресс-конференции в Сочи режиссер, рассказывая о бесконечных переработках сценария, произнес слово «сомнение». Очень точное и честное, поскольку именно сомнением движим его фильм. Казалось, за те годы, пока Flip Out (первоначальное название) переплавлялся в «Родину», фактура могла устареть, но нет, кино наотмашь бьет в эпицентр именно сегодняшней русской жизни.
Герои проговаривают те вещи, которые, быть может, в более изысканных формулировках образованного класса осели пыльным облаком в повседневности
Можно ли назвать «Родину» политическим фильмом? Без сомнения, это универсальная история, которая будет интересна всему миру, но невозможно вычесть тот факт, что снята она человеком, который живет здесь, имеет зрелую картину мира и тонко работает с российскими культурными кодами. Герои проговаривают те вещи, которые, быть может, в более изысканных формулировках образованного класса осели пыльным облаком в повседневности («В Рашке выживают, здесь живут»). Точнейшее попадание в той сцене, где два единственных по-настоящему отрицательных персонажа говорят про рожи соотечественников; исключительно российский феномен. В нескольких репликах дан краткий очерк местного жлобства («Подсадили нас америкосы [на кокаин], нацию травят», «Братья! Евреи, суки, русских бьют!», «Fuck the America»). Другой режиссер ограничился бы этими энтомологическими зарисовками, сорвав аплодисменты.
Здесь же на начальных титрах появляется надпись «Родина Петра Буслова», и лишь после секундной заминки загорается слово «фильм». Да, этот автор не из тех, кто дистанцируется. Он не боится быть рядом с героями, а быть одним из них, или всеми сразу. Буслов вводит персонажа Макара, непривычно для нашего кино объемного, сложного, усомнившегося. Он перенял у Данилы Багрова простодушие и прямоту, но лишен людоедского, не способен на убийство, не склонен к геополитическому патриотизму, но, наверное, мог бы с удовольствием и всерьез слушать песню «Родина» Гражданской обороны. Поначалу в круговороте персонажей его непросто отличить от жлобов, с которыми он даже похоже разговаривает. Его поражение трагично до слез. Он возненавидел жлобов, «саранчу», как он их называет, но повторяет те же ошибки. В одной из кульминационных сцен он кричит: «Русские, мы говно!», но зрители по привычке — ведь всегда есть 84 процента каких-то других — вместо «мы» слышат «вы». «Ты думаешь, ты другой?», — спрашивает его инспектор Дипак.
Сердце фильма в этом биполярном сочетании отчаяния и радости, истерики и эйфории, жестокости и нежности.
И правда, другой ли? Развязавшие с ним драку наркоманы вскарабкались на святой крест, оскорбив тем самым индийцев. Но чуть раньше и сам Макар осквернил святилище, сжигая там паспорт. «Родина» вообще придерживается романной формы с богатством внутренних рифм, обилием значительных деталей, немыслимым количеством метафор и символов. Многим прямолинейность фильма, на которую нужна известная смелость, с конкретными вопросами вроде «Кто ты?» покажется неудобной. Родина здесь — и муж, и отец, и брат. Одна большая метафора — немыслимо искусно снятая рейв-вечеринка, где крик о помощи превращается всего лишь в новый музыкальный луп, которому иступленно вторит обессмыслившаяся толпа. Рифма между побегом из страны и употреблением наркотиков, практически летовская «паническая жажда выздоравливать отсюда». Наконец, балабановской звонкости афоризмы: «Не любить тебя легче, когда ты рядом», «В космос летали, Бога не видали», «— Я думал здесь все можно. — Всего нигде нельзя», «Себе, главное, не ******* [врать], вот что», «Мы с тобой одной крови». Вечные поиски лидера: есть просветленный гуру Тимур, сыплющий успокоительными трюизмами, радикальный Космос («Путь Космоса — как от Кремля до рубля») со своим «да или нет? да или нет?», Ганди, от которого остались только изображение на футболке и бюст, наконец, Дипак — хранитель равновесия. Религиозные символы и сюжеты, которыми Буслов жонглирует с той же небрежностью и легкостью, как когда-то Тони Скотт. По его замыслу Дипак — почти что Шива, а Еве священник пересказывает иудейскую трактовку зачатия Христа.
В новой картине китайского режиссера Цзя Чжанке «Горы могут сдвинуться с места», одной из лучших лент последнего Каннского фестиваля, китайские герои перебираются в Австралию и отказываются от родного языка и своих имен, предпочитая английские. В «Родине» от России пытаются откреститься всеми возможными способами, «обнулиться». Хоффман — это Миша, Игорь — «по-английски Гарри»; для большей доходчивости этот мотив дважды подчеркивается кадром, где герои стирают свое имя с таблички у входа в номер. Говорят на мутировавшем языке: «Три бедрума», «Прикольный сансетик». Называют дочь Евой, она учится в Великобритании и от отца отгораживается «Королевой фей» Генри Перселла, по памяти цитирует Филипа Дика. И в то же время на пляже подают селедочку по-домашнему и сырники со сметаной. Русский мир, родина — воробьиная, кромешная, пронзительная, хищная, отчаянная — все равно (внимание, далее спойлер) догонит, отмудохает, изнасилует, после заботливо накроет полотенцем с надписью RUSSIA.
Я не помню, когда последний раз приходил в кинозал и вдруг с такой железобетонной конкретностью сталкивался с теми вопросами, которые живут внутри все время, но особенно обострились в последние полтора года. Оговорюсь, что Буслов не публицист и не политический оратор. Но он снимает о раздрае, о расколе. Его «Родина» забирается после просмотра под кожу, активируя все те неудобные темы, о которых не хочется думать и которые не упоминаются в фильме. Это работает так, поскольку в конечном счете каждый из зрителей «Родины» — ее же герой.
Что такое раскол сегодня? Когда два твоих лучших друга уезжают заграницу, и ты их видишь пару раз в год. Когда смотришь на людей с георгиевскими ленточками и испытываешь страх, ими украшены дорогие машины с надписями «можем повторить!». Эти ленты неотделимы от войны на востоке Украины, и я боюсь людей, которые их носят. И в то же самое время каждый раз, навещая родителей, я вижу ту же самую ленточку рядом с портретом умершей несколько лет назад бабушки. Бабушка ее очень любила, от нее она и осталась. Или я вспоминаю прошлогодний показ в «Иллюзионе» на 9 мая «Летят журавли», где в финале на перрон высыпают герои с орденами, повязанными лентами в тех же цветах; с ними же сидел и полный зал, и в этот момент не чувствовалось никакой фальши. Зато ощущалась беспомощность пуристов, из года в год доказывающих, что все это выдумка нынешнего правительства. Презрительно высокомерными по отношении к реальности выглядят близкие знакомые, довольно констатирующие, что пиар-акция Кремля провалилась, и повязывают ленты только те, кого обязало начальство. Раскол — это когда в пакете с демократическими взглядами и тысячу раз оправданной ненавистью и к нынешнему режиму, и к идущей войне идет поддержка батальона «Азов» и прославления «Украинской повстанческой армии». В этом есть что-то от эскапистской попытки унять те же фантомные боли, как и у Макара, безоговорочно доверившегося Индии.
Слово «Родина» в заголовке — оно тут всерьез
Быть может, я очень далеко ушел от фильма, где ни на одну из этих тем не говорится напрямую. За исключением надписи на стене аэропортовой парковки «Крым наш!» (поверх нанесено «Не ври»); и убийственно едкого комментария о российско-украинских отношениях, который вызовет ярость в любом политическом лагере. И все же неоднократно писали, что в ситуации последнего года бесконечно стираются любые нюансы и тонкости, превращая реальность в уродливую бинарную схему, где факты принимаются или отторгаются в зависимости от строгой партийной принадлежности. Сюда же относятся яркие и значительные фильмы, снятые с брезгливой дистанции и в белых перчатках, как «Левиафан» или «Счастье мое», работающие на эту же атомизацию, закономерным результатом которой становятся заметки про «другой человеческий вид». Пытающаяся найти точку примирения или хотя бы принятия «Родина» — в этом смысле стопроцентная противоположность «Левиафану». Буслов начал работать над фильмом тридцатилетним, а закончил в 39 лет, что только пошло замыслу на пользу, поскольку получилось высказывание человека со сложившимся мировоззрением (за это время у Буслова «никого не жалко» обратилось в «жалко всех»). Увы, в нашем кино тенденция обратная: поколение сорокалетних, которое должно быть сердцем сегодняшнего кинематографа, капитулировало. Самые талантливые постановщики необратимо измельчали. Умнейшие занимаются маленькими лабораторными экспериментами. Кто-то в своей творческой эволюции увлекательно повторяет путь финчеровского Бенджамина Баттона (см. «Испытание» и «Инсайт» Александра Котта). Впрочем, об этом уже исчерпывающе написала Мария Кувшинова.
Вызывает восхищение, как эта сложность упакована — без единого компромисса — в форму зрительского кино, так мало похожего на то, которое я обычно ищу. Да, пожалуй, этот текст — признание краха личного кинокритического проекта. В эти дни я должен был писать не про новую картину Петра Буслова, а описывать «Тысячу и одну ночь» Мигеля Гомеша и «Под сенью женщин» Филиппа Гарреля — несомненно более комфортные и удобные фильмы, рассказывая о которых можно занять безопасную нишу «хорошего вкуса». Но бессмысленно сидеть у реки в ожидании появления в России изысканного модернизма Западной Европы или Азии. Тайский гений Апичатпонг Веерасетакун, лауреат «Золотой пальмовой ветви», снимает о своей культуре, земле и проживаемой им политической турбулентности. Что же, а у нас в нынешний исторический момент самое цельное кино, снятое режиссером этого поколения, про здесь и сейчас, проживаемое нами, — может быть только таким, как «Родина».
Слово «Родина» в заголовке — оно тут всерьез, но всерьез — это не посконное коричневое, а личное, сложное, кроваво переживаемое. Не коллективное, но всегда индивидуальное. «Мне кажется, я не люблю свою родину», — говорит Макар, не совершая и усилия объясниться по-английски. Ева приходит на исповедь к индийскому священнику и тоже в разговоре о самом важном переходит на русский. Это кровавое чувство показано в лучшей сцене фильма (внимание, опять спойлер), когда Кристине сообщают, что муж забирает ее домой. Екатерина Волкова, Аделаида из «2-АССА-2» (по масштабу единственный фильм, сравнимый для меня с «Родиной»), в этот момент перед камерой как актриса совершает нечто такой сложности и подлинности, что и неловко называть затертым словосочетанием «актерская игра». Сердце фильма в этом биполярном сочетании отчаяния и радости, истерики и эйфории, жестокости и нежности. Чрезвычайно мрачная, порой беспросветная «Родина», где каждый из персонажей оканчивает блистательным поражением, каким-то неизвестным науке образом приходит к хэппи-энду. Так «Одноклассники» заканчивались словами: «Надо как-то дальше жить, вместе». Трезвая «Родина» не является апологией и не дарит утешение, но предельно честно отвечает на один вопрос. Нет, лучше дальше не будет, и нам предстоит все это пережить. Воспользовавшись словами героев фильма, это наша и карма, и дхарма.
