«Лицо»: Иисус здесь больше не живет
Мы оказываемся в некоем польском «Нигде» (по крайней мере, именно так утверждает титр в начале фильма). Главный герой Яцек — парень хоть куда; ну кто еще станет гонять на красном «фиате» под Hardwired «Металлики» (и носить джинсовку с принтом Master of Puppets на спине), кто готов отплясывать с девушкой под L’Amour Toujours на сельской дискотеке? Но это на досуге: а на жизнь он зарабатывает, участвуя в строительстве гигантской — еще больше, чем в Рио — статуи Христа. Стройка — место травмоопасное, и с Яцеком случается страшное: с огромной высоты он падает в полую изнанку Христа. Выживает, но из больницы выходит уже с новым лицом (пересадка — победа польских трансплантологов, чудо хирургии). Начинается другая жизнь — столь же отличная от старой, сколь лица Яцека отличаются друг от друга. В ней Яцек из парня хоть куда становится изгоем.
Шумовская фиксирует привычку ежедневного лицемерия, в первую очередь не жалея католическую церковь, которая с рождения и до смерти ведет по жизни каждого поляка.
Малгожата Шумовская в «Лице» решила наступить на все больные польские мозоли: консервативная сельская жизнь, бытовой шовинизм, религиозность. Реакция на родине оказалась предсказуемо бурной — вполне под стать замаху. Картина погружает нас в провинциальную фантасмагорию: потешное пьянство на Рождество, соленые анекдоты про мусульман, евреев и геев, безумные пляски на сельских дискотеках и скачущие по бескрайним польским просторам кони. На этом фоне даже слегка устаревший Джеймс Хэтфилд кажется радикальным — ln the name of all creation — Gone insane. We’re so fucked! За маской простоватой сельской дурашливости прячутся довольно уродливые лица, если не сказать рожи. Несчастный случай с Яцеком каждому дает возможность — продемонстрировать свое истинное лицо. Впрочем, тревожные звоночки можно было услышать и до трагедии: то голые люди в супермаркете остервенело дерутся за телевизоры, то дети с собаками дерутся за голову только что забитой свиньи. На босховские картины деревенской жизни Шумовская смотрит словно с прищуром: кадры оплывают мягким фокусом.
Эмпатии хватает разве что на героев телепередач.
«Потеря лица» случается как будто только с Яцеком, но в действительности становится событием для каждого в фильме: настоящие лица проявляются у его близких и знакомых — словно обретают форму. У самого же героя словно с глаз спадает пелена, не дававшая увидеть реальность без маскировки. Шумовская фиксирует привычку ежедневного лицемерия, в первую очередь не жалея католическую церковь, которая с рождения и до смерти ведет по жизни каждого поляка. Церковные службы, молитвы, распятия — органическая часть этого фильма: персонажи постоянно крестятся обращаются к Богу. Но вера сводится к механическим ритуалам и обрядам. Церковь в «Лице» ведет себя как крупная корпорация, заботясь лишь о собственной репутации (и строительство статуи Христа — это часть маркетинговой кампании); священников на исповеди волнуют лишь точные описания прегрешений прихожан.
Подобное с легкостью могло произойти в русской, датской или американской глубинке.
Переставая заботится о приличиях, люди начинают вести себя как звери. Эмпатии хватает разве что на героев телепередач. Приподняться над пошлостью жизни не помогают ни красота ландшафта (он только подчеркивает ничтожность обитающих в нем людей), ни родственные узы: страшнее всего с Яцеком обходятся мать и невеста. Дети на улице кидаются в него камнями, государство стремительно забывает о любых обязательствах, друзья отворачиваются. На плаву его держат только любовь сестры и предложение о работы от странной фирмы, чудаковатой настолько, что понятно: перед нами все-таки не драма, а скорее памфлет, сатира.
«Лицо», в котором мама заказывает для сына обряд экзорцизма, составлено из преувеличений. А гротеск в своей природе универсален. Пожалуй, фильм Шумовской перешагивает национальные границы: подобное с легкостью могло произойти в русской, датской или американской глубинке. (С русской, впрочем, ассоциировать проще хотя бы из-за звучащей в кадре бранной лексике.) Единственное, что Шумовская взяла из реальной польской жизни, это циклопический Иисус, да распродажа нагишом. Но в грубости и лицемерии нет ничего специфически польского, что бы по этому поводу ни думали сами поляки. Официальной Польше игры с лицами и масками не кажутся уместными. Например, министр культуры Польши уже назвал фильм глупым и тенденциозным. «Лицо», впрочем, атакует не столько власть предержащих, сколько общество и народ, от которого отворачивается даже бетонный Иисус. Бог здесь больше не живет.
Читайте также
-
Мы идем в тишине — «Падение империи» Алекса Гарленда
-
Под тенью умерших в саду — «Белое пластиковое небо» Баноцки и Сабо
-
«Я — капитан» Маттео Гарроне — Песни радости и счастья
-
Кто есть Америка? — «Нежный восток» Шона Прайса Уильямса
-
Это норма — «Герой наших снов» Кристоффера Боргли
-
Анти-Франкенштейн, который смеется — «Бедные-несчастные» Йоргоса Лантимоса