Рецензии

«Искупление» Мигеля Гомеша: в поисках образов


Искупление. Реж. Мигель Гомеш, 2013

Громко протрубил слон. Грустный мальчик пишет из португальской деревни своим родителям письмо куда-то очень далеко в Африку и вспоминает, как злые люди после недавней Революции гвоздик лишили его дома и беззаботного детства с пикниками и лазанием по деревьям. Помнят ли мама и папа, что такое настоящая Португалия или, как тот ангольский школьный учитель, лишь могут по памяти произносить названия деревень, рек и железнодорожных станций, позабыв, что все это невозможно без холода, нищеты и печали?

Возбужденная людская толпа на площади. Вниз головами качаются подвешенные за ноги тела. Милан отмечает свержение Муссолини. Эти дни стоят перед глазами мужчины, который любил тысячу женщин, — возможно, кто-то из них любил его в ответ. Он вспоминает, как дрожали его ноги, когда подростком он пошел к дому владельца фабрики с тремя камнями в руке и прокричал: «Fuori i fascisti!». Фабрику продали, с хозяином покинула город и его прекрасная дочь Алессандра, которая преследует теперь повзрослевшего юношу бессонными ночами. Что с ней стало? Есть ли у нее дети или она в одиночестве проводит вечера перед телевизором, помнит ли она, как он насвистывал ей итальянские песенки, голосовала ли она за него?

Искупление. Реж. Мигель Гомеш, 2013

Франция решает свое будущее, шестое мая 2012 года. Мужчина готовится оставить свой пост и фантазирует о будущем маленькой дочери; кем она станет: танцовщицей, космонавтом, детективом… Он обещает познакомить её с директором европейской космической программы и отвести в самую лучшую библиотеку с классическими криминальными романами. Вот только сделает ли это его хорошим отцом? Когда-то в детстве его собственный папа учил загадывать желания при виде падающей звезды, но он уже не помнит, когда разучился это делать и позабыл даже названия любимого цвета и животного.

Снова семидесятые, Лейпциг. Бракосочетание ярких молодых ученых. Среди гостей — видные члены социалистической партии и именитые работники университета. Девушка крепко зажмуривается и внушает себе, что это, должно быть, самый счастливый день её жизни. Ведь, если это не так, и она лишь оскорбляет Бога своими тщетными попытками улыбнуться и изобразить радость, то, что же тогда на самом деле является счастьем? И почему так трудно, невозможно позабыть тот день, когда девочкой она оказалась в величественном оперном театре Западного Берлина и впервые услышала Вагнера, который с тех пор не стихает в её голове.

«Искупление» — новая короткометражная картина Мигеля Гомеша, разминка перед начинающимися на днях съемками «Тысячи и одной ночи» продолжительностью в год, одно из редких украшений невзрачной программы последнего Венецианского фестиваля и, возможно, самое убедительное доказательство исключительного таланта португальского режиссера.

Искупление. Реж. Мигель Гомеш, 2013

Двадцать три минуты без заключительных титров, четыре полноценные истории, каждая из которых могла бы стать отдельным фильмом. И ни одного специально снятого кадра. «Искупление» состоит только из found footage, т.е. представляет собой коллаж изображений, причем совершенно разной природы. Отрывки из картины классика этнографического кино Антониу Кампоша, чьи-то восьмимиллиметровые домашние видео, прощальное выступление слонов-пенсионеров в лионском парке, архивная хроника, шедевр Витторио Де Сики «Чудо в Милане», французские научные ленты об оптических свойствах нематических и холестерических жидких кристаллов. Не всегда легко определить происхождение этих визуальных материалов, пусть большую часть и можно идентифицировать при внимательном чтении финальных титров.

Четыре линии повествования образуют совершенный художественный фильм. Литературный текст настолько красив и внимателен к мельчайшим деталям, что моментально увлекает за собой, вглубь сюжета. Его лаконичность не мешает создать объемные портреты персонажей, которые за считанные минуты обрастают плотью. Формально автономные истории связаны паутиной мелких соответствий. Может показаться, что маленький португальский мальчик — единственный, кому не дано право на искупление из заголовка. Итальянец вспоминает много лет спустя единственную чистую любовь, француз признает свое отцовское бессилие, пытаясь найти его истоки в отношениях с собственными родителями, а немку раздирает разлад между давним чувством, которое сильнее ее, и устоявшимся порядком вещей. Получается, точка сборки — детство, в которое возвращается каждый из героев и которое только проживает первый рассказчик. Наконец, текст закольцовывает первую и последнюю новеллу — оба героя называют свою родину «грустной страной».

Искупление. Реж. Мигель Гомеш, 2013

Хронологически фильм начинается в 1975 году и после путешествия в сегодняшний день возвращается в семидесятые, снова увязывая в пару Португалию и Германию. Ведь словосочетание «грустная страна» точнее всего описывает сегодняшнюю Португалию, где так ненавидят избранную в третий раз канцлером Ангелу Меркель за её жестокие стратегии выхода из экономического кризиса. Любопытный факт: именно к венецианской премьере «Искупления» Мигель Гомеш и его постоянный продюсер Луиш Урбану написали программный текст в защиту португальского кино, которое стало прямой жертвой продвигаемой Меркель человеконенавистнической политики затягивания поясов. Образуют эти четыре страны и другие смысловые пары. Например, две бывшие колониальные империи — Франция и Португалия и две бывшие фашистские страны — Италия и Германия. В финале происходит сюжетный твист (внимание, спойлер): четыре рассказчика оказываются не только случайными свидетелями истории, а её непосредственными творцами. Это премьер-министр Португалии Педру Пасош Коэлью, Сильвио Берлускони, Николя Саркози и Ангела Меркель.

Кинокритик Майкл Сицински назвал «Искупление» дальним родственником экспериментальной картины Джея Розенблатта «Человеческие останки» (Human Remains, 1998), где историческую хронику с Гитлером, Сталиным, Муссолини, Мао и Франко сопровождают прочтенные от первого лица тексты, основанные на интервью и биографиях. По замыслу режиссера речь ни разу не заходит о политике, а только об остатках человеческого — Гитлер рассказывает о любимых фильмах и первой любви, Мао о своем отношении к гигиене, а Муссолини о том, как ему отвратительны люди, не способные следить за ухоженным маникюром. Идея красивая, но слишком простая, буквальная. Мигель Гомеш мог видеть этот фильм, но самое замечательное в «Искуплении» заключается в том, что его нельзя свести к одной идее, а тот факт, что главные герои — исторические личности, не является принципиальным.

Искупление. Реж. Мигель Гомеш, 2013

Самое главное в фильме Гомеша — работа с изображением. Оно никогда не иллюстрирует произносимый закадровый текст напрямую. Кадр может быть воспоминанием или мечтой, быть ассоциативно связанным с рассказом или вовсе ему противоречить. Подлинное напряжение фильма рождается в этом зазоре между визуальным и текстовым — например, Берлускони тоскует по не случившейся юношеской любви, а на экране мальчик и девочка из картины Де Сики воспаряют на метле над миланской площадью; совершают то, о чем может только мечтать рассказчик.

Мы живем в водовороте визуальных образов, и, возможно, самое ценное сегодня для режиссера — умение их приручить. С чего начинается второе столетие для кинематографа? Конечно, с Жан-Люка Годара. В 2000-м году Каннский фестиваль попросил его снять к юбилейной дате фильм, который он назвал «О происхождении XXI века» (De l’origine du XXIe siècle, 2000). Это характерный для позднего Годара аудиовизуальный коллаж, где перемешаны кадры из классических фильмов, архивные материалы, военная хроника и аудиозапись чтения французским писателем Пьером Гийота одной из своих новых книг. Разумеется, политическое высказывание: кино в силе возвращать нас не только в «лучшие годы нашей жизни», как гласит отсылающий к Уильяму Уайлеру титр, но запечатлевать и хранить самые страшные образы прошлого. Изображения сменяют друг друга: мальчик едет на трехколесном велосипеде по коридору в «Сиянии», во тьме автобус везет куда-то беженцев из Косово, возникает Джерри Льюис из «Чокнутого профессора», затем кадры казней и пыток — мужчина мочится на лицо женщине, лишь изредка промелькнет лик улыбающейся Джин Сиберг — еще одной жертвы века — в «На последнем дыхании».

«О происхождении XXI века», впрочем, не только горькое, полное пессимизма, напоминание о тех основах, на которых держится современное — так называемое цивилизованное — общество, но и настоящий манифест о неограниченных возможностях кинематографа. Для меня самый странный, тревожный кадр этого короткого метра — цитата из «Путешествия в Италию» Роберто Росселлини, «первого современного фильма», как его называли тогда те молодые критики, которым только предстоит стать великими режиссерами Новой волны. Всего на четыре секунды возникает кадр с кульминационной сценой, где на глазах у Ингрид Бергман археологи раскапывают супружескую пару, погребенную лавой после извержения Везувия.

Годар вплетает это изображение в череду страшных образов, обрамляя его снимками жертв концлагерей и фотографиями мертвого Сталина и ещё живого Гитлера. Выдернутая из своего невинного контекста сцена Росселини производит впечатление еще одного лика смерти. В этом потоке образов её сложно отличить от реальной хроники. Что делает Годар? Фактически, он уравнивает настоящее изображение и вымышленное, документ и игровое кино. Он словно продолжает мысль Манкевича из «Призрака и миссис Мьюр» о том, как, в сущности, зыбка грань между воображением и реальностью. По Манкевичу выходило, что смерть — просто перевод человека из физического мира в пространство вымысла, fiction.

Кадр из фильма Роберто Росселини Путешествие в Италию (1954), использованный в фильме Жан-Люка Годара О происхождении XXI века (2000)

Скелеты пролежали так много столетий, в сохранности и в неизменной позе. К слову, что это, как не еще одна метафора кинематографа? Ещё один титр возникает в «О происхождении XXI века»: «В поисках утраченного века». Очевидно, мы первые люди в истории человечества, кто получил возможность утолить жажду образов прошлого, ведь в подарок нам достался весь прошлый век, запечатленный в визуальных свидетельствах. Эта сумма изображений, все запечатленное человеком на камеру, — бездонный архив, позволяющий нам путешествовать во времени и видеть когда-то живших людей, теперь превратившихся только в тень на экране. В этом и заключается предназначение режиссера — соположить кадры, неважно, созданные им самим или чужие, так, чтобы их соединение вышло уникальным и породило красоту. После премьеры «Табу» Мигель Гомеш объяснял мне свой замысел так: снимая о прошлом, всегда нужно держать в голове, что его невозможно в точности воспроизвести, а можно только представить. В этот раз он не пытается вообразить прошлое, а собирает его по осколкам, найденным во время экспедиции в фантомные земли старого кинематографа. В «Искуплении» изображения смонтированы столь искусно, что возникает впечатление мозаики, сложенной единственно верным способом.

Сложность описания «Искупления» заключается в том, что Гомеш никогда не упрощает свои образы, не сводит их к иллюстративной функции, а все время создает конфликт, двусмысленность, умножающую смыслы. В качестве протагонистов он использует реальные исторические личности, свою фантазию о них, — и можно было бы отделаться дежурным критическим клише о том, что это кино о встрече индивидуального, тех самых человеческих останков, и большой Истории. Но каждый из написанных режиссером текстов не просто лиричен или эмоционален, но, видимо, обладает запасом автобиографического, очень личного. Например, Жан-Пьер Рем, художественный руководитель фестиваля FID Marseille и «исполнитель» роли Саркози, рассказал мне, что Гомеш, как и придуманный им экс-президент Франции, никогда не выбрасывает старые зубные щетки. Что может быть более личным, чем использованные в фильме чужие home-video, но для нас они в виду своей полной анонимности не более чем документы из прошлого.

Искупление. Реж. Мигель Гомеш, 2013

Это напряжение, конфликт, все больше нарастает и достигает своего пика в финальной — пронзительной — новелле про Ангелу Меркель. Она живет в разделенной на две части стране. В её голове звучит не знающий себе равных Вагнер, а на свадьбе играет вульгарный вальс. Наконец, она обращается к Богу, но занимается наукой и боится пренебречь долгом. Как зарождается красота в этом фильме, как это показывает Гомеш? В подобие математического уравнения складывается гипнотический голос Марен Аде (сама по себе замечательный режиссер, автор фильма «Все остальные», выходившего в России под вульгарным заголовком «Страсть не знает преград»), читаемый ею превосходный литературный текст и тот резонанс, который вызывают ее слова в сочетании с без перерыва звучащим первым актом «Парсифаля». В это время на экране энигматичные кадры из научных лент про опыты теплопередачи накладываются на неизвестного происхождения изображения из Германии семидесятых.

Щедрость совсем короткого «Искупления» в том, как оно противостоит той инфляции образов, которая постигла современный кинематограф и фестивальный мир. Рифмой к нему в этом году может выступить разве что великолепная «Варварская страна» итальянской пары Анжелы Риччи Лукки и Ерванта Джаникяна из конкурса Локарно-2013 — эмоциональное расследование зверств Муссолини через пристальное вглядывание всего лишь в несколько кадров анонимной исторической хроники. Гомеша объединяет с ними то, с каким почтением он относится к любому отдельно взятому кадру и тому бесконечному количеству смыслов, которое таит каждое из найденных им изображений. Ещё он уважает нас — своих зрителей. Он верит в то, что мы еще не разучились смотреть.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: