Просто истории
Озеро. Реж. Филипп Гранрийе, 2008
Музей кино завершил свои показы и ушел на каникулы. Впрочем, каникулы эти могут продлиться несколько дольше, чем нам бы того хотелось. Будущее музея неясно и тревожно.
Еще пару недель назад пронеслась новость об увольнении его бессменного директора Наума Клеймана, получившего телеграмму Минкульта, в которой говорилось о расторжении с ним контракта. И хотя позже министерство дало опровержение, осадочек остался.
Не прояснилась и история с постоянным помещением для музея. Киноцентр «Соловей» потерян давно и безнадежно. Сейчас музейные показы проходят в малом зале кинотеатра Моссовета. Зал этот едва ли способен вместить всех желающих, а во время показов можно расслышать громкую музыку и топот сотен ног — в соседнем помещении проходит бесконечный детский танцевальный конкурс, заставляющий вспомнить об известном фильме Сидни Поллака. Впрочем, это помещение все же лучше, чем никакого. Вот только вернутся ли в него музейные показы после каникул — ответ на этот вопрос пока не так уж и очевиден.
Но эти проблемы возникли не вчера и не сегодня, они общеизвестны, а потому говорить о них в очередной раз совсем не хочется. Хочется говорить о конце сезона, поскольку конец сезона это хоть грустный, но все-таки праздник. Расставаться на лето всегда печально, а потому под финал всегда припасают что-нибудь особенное. Вот и Музей кино показал последний (на данный момент) игровой фильм Филиппа Гранрийе «Озеро», самого Филиппа Гранрийе позвав на обсуждение.
«Озеро» — фильм не новый. В Москве его демонстрировали на одном из кинофестивалей, да и в ограниченный прокат он выходил, но было это лет пять назад, а потому успело хорошенько подзабыться и отойти в область преданий седой старины.
На экране — живущая в лесу семья. Члены ее немногословны. Они рубят лес, немножко разыгрывают греческую трагедию с намеками на инцест и пытаются отреагировать на приход чужого — стороннего лесоруба, — появление которого полностью меняет расстановку сил внутри семьи.
Озеро. Реж. Филипп Гранрийе, 2008
Камера меняет крупности, резко скачет по линейке планов, сливается с персонажами или неожиданно отбегает куда-то в сторону, словно демон из «Онибабы» или «Зловещих мертвецов». Крупные планы рук и губ, тяжелое дыхание человека и лошади, шум воды. Выразительные фигуры на фоне снегов, горные лавины, сумерки, падающие деревья и мерный плеск черных вод холодного озера.
Ученый зритель (а такие часто ходят на музейные показы) радостно ударит себя по коленке и начнет увлеченно говорить про Антонена Арто, Делеза, Батая, тело без органов и прочие вещи, которые давно превратились в некие особые заклинания, указание на обладание знанием сакральным и недоступным. Однако ученый зритель будет совершенно прав. Есть здесь и Делез, и Батай, и структурная антропология.
Но наблюдая за всем этим во время сеанса, я скорее думаю о реакции стороннего зрителя. Что здесь увидит простой человек, в очках в оловянной оправе? Дело в том, что при всех возможных прочтениях и толкованиях, фильм Гранрийе — это просто история. Она проста, как просты предания самых примитивных племен или народные лирические песни, те, что только-только выделились из ритуальной традиции. В «Озере» едва намечены конфликты, а повествование избавлено от всего лишнего. Хотя история Гранрийе наполнена нервом, жизнью, движением, она невероятно пуста. Но не в смысле бессодержательности.
Гранрийе, словно алхимик, создал первородный сгусток того странного и волшебного вещества, той первобытной энергии, из которой складывается кино, да и вообще всякое повествование. Его история — это пре-история, тень, прообраз многих других историй, которые могут произойти от нее или уже произошли в прошлом (удивительный случай, когда потомки появляются раньше предков, объяснимый только языком мифа). «Озеро» требует от зрителя прежде всего работы чувственного восприятия, но в тоже время фильм подобен неподвижно висящему колоколу, который ждет, когда в него ударят, чтобы отозваться глухим гулом. Ждет удара нашего сознания.
Так древние мифы, объяснявшие происхождение вещей и упорядочивавшие окружающий хаос в головах наших предков, работали не через логику, но через образные и чувственные связи.
Просмотр «Озера», при всей возможной его радикальности, является самым традиционным, даже архаичным удовольствием. Представьте: множество людей смотрит на белый экран — стену пещеры, на которой разворачивается очень простая и выразительная история. Этот кинематограф не был детищем Люмьеров или Эдисона, он был создан многие века назад, в пещерах Шове и Альтамира. И просмотр этого кино на мгновение заставляет нас прикоснуться к той великой традиции веков вне истории, которая уравнивает в правах всех членов общества, превращая их в одну семью.
Фильм Гранрийе тревожен и беспокоен, но эти тревога и беспокойство свойственны дикому миру, миру до появления городской цивилизации. Он сложен, но не понять его нельзя, как нельзя не услышать звон, возникший сразу после удара по колоколу. Это история, открытая для каждого зрителя.
Озеро. Реж. Филипп Гранрийе, 2008
В том, что я пытаюсь описать, сокрыт важный парадокс кино вообще. Традиции обычно принадлежит именно маргинальное с точки зрения Минкульта кино. Кино, которое не пытается душевным и немного казенным языком епархиального архиерея говорить о важных вещах. Традиционное кино (будь оно самым радикальным) пытается говорить о своих вещах, но сквозь эти вещи проглядывает некая общая для всех нас истина. Истина, которая является важной частью всякого настоящего произведения искусства.
Поэтому возрождение традиции или даже возрождение национальной кинематографии невозможно без поддержки Музея кино, без показа независимых, фестивальных, старых картин, картин самых неочевидных. Без показа просто историй. Именно они, а не выхолощенные экранизации классики с картонной духовностью и страданиями из папье-маше, являются частью живой и всеобъемлющей традиции, которая только и может лежать в основе всякой культуры.
Без связи с этой традицией, без ее осознания, кино превратится или в безуспешную попытку переснять Голливуд, или в бесконечные же попытки переснять «Уход великого старца» 1912 года, в финале которого Толстой с фальшивой бородой ходит по облакам и обнимается с Христом.
Впрочем, по прошествии лет и эти фильмы пополнят собой музейные коллекции.
Читайте также
-
Мы идем в тишине — «Падение империи» Алекса Гарленда
-
Под тенью умерших в саду — «Белое пластиковое небо» Баноцки и Сабо
-
«Я — капитан» Маттео Гарроне — Песни радости и счастья
-
Кто есть Америка? — «Нежный восток» Шона Прайса Уильямса
-
Это норма — «Герой наших снов» Кристоффера Боргли
-
Анти-Франкенштейн, который смеется — «Бедные-несчастные» Йоргоса Лантимоса