Рецензии

«Странные частицы» Дениса Клеблеева: «Интерстеллар» в деревне


Странные частицы. Реж. Денис Клеблеев, 2014

Сначала он избавляется от комаров.

Нет, сначала они жужжат и отвлекают, комариная плешь, а он идет сквозь них по лесу и говорит в телефон: «Оказывается, D достигает минимума ДО черной дыры», — удивительно. Потом он избавляется от комаров, просто выжигает их в комнате керосиновой лампой. Потом он чистит яблоко, выкидывает гнилую сердцевину. Он счастлив, потому что думает о том, как ведет себя D, и об объектах, на которые действует поле.
Ученики и выпускники Школы Марины Разбежкиной и Михаила Угарова быстро отучаются использовать в фильмах метафоры, поэтому в «Странных частицах» Дениса Клеблеева яблоко — просто яблоко, комары — просто комары, а герой — просто герой. Бывают же и просто герои. Константин Анатольевич, полноватый молодой человек с лицом маньяка из голливудского кино, — молодой ученый, занимается квантовой физикой. Квантовой — это которая про кота. До «Странных частиц» главным фильмом про кота Шредингера был «Серьезный человек» братьев Коэн («Я понимаю физику, понимаю мертвого кота». — «Видишь ли, я сам не до конца понимаю мертвого кота»). В «Частицах» не до конца понятно живое.

Константин Анатольевич едет в летний лагерь, следить за порядком и преподавать восемнадцатилетним квантовую механику. Он пытается объяснить своим ученикам, как устроен мир. «Есть классическое мировоззрение, есть квантовое». Ученики даже не кивают. Они над ним смеются, потому что он и их пытается, как комаров, жечь пламенем науки. А они хотят кривляться на дискотеке, играть в мяч, смеяться после отбоя, хихикать про баб и вообще — жить нормальной жизнью восемнадцатилетних, потной и счастливой. Он — всегда в стороне, всегда подпирает забор, всегда стоит у стены на дискотеке. И не замечает этого.
Если бы кто-нибудь захотел сделать игровой фильм о том, как чувствует себя фотон в двухщелевом эксперименте, вряд ли получилось бы лучше. Вряд ли бы вообще получилось. Что знает обычный, классический человек о квантовой физике? Байку про живого-мертвого кота. Еще то, что наличие наблюдателя вроде бы влияет на ход эксперимента. Что-то там про фотон, который ведет себя как волна, а если есть наблюдатель, он ведет себя как частица. В фильме наблюдатель есть, и частице бывает сильно не по себе. Однажды частица даже смотрит на наблюдателя, прямо в его наглую камеру, и говорит: «Денис, но ты же понимаешь, что это не тот мир? Что-то новое создать я тут не могу». А в другой раз частицы начинают обсуждать наблюдателя. Наблюдатель продолжает молча фиксировать процесс наблюдения.

Эта квантовая способность быть одновременно и волной, и частицей, и наблюдателем, и «своим» была очевидна и в предыдущем фильме Клеблеева, «31-й рейс» (Приз Артдокфеста-2011 за лучший полнометражный фильм). Там он следовал за вездеходчиками, болтающимися посреди веселой пустоты, они возили продукты по тайге от одного мало кем населенного пункта к другому, а дома ругались и пили водку. Тот фильм, как и любое кино, в котором есть водка, было легче воспринять как социальное высказывание.

«Рейс», как и «Частицы», предлагают портреты настоящих героев, формально очень похожие на советские опыты по облагораживанию представителей «мужественных профессий». Можно подумать, Клеблеев намеренно берет героический эпос советской эпохи и — деконструирует его? Переснимает так, чтобы советский пафос попадал в слепое пятно? Не дает мечтать о героике, очищая этот портрет и от романтики, и от идеологии? Нет. Просто парадный портрет — это из классического мировоззрения. А тут — заряды: «Вот, мы зарядились таким зарядом, которого нам хватит еще до следующего лета», — говорит тетка-начальница летнего лагеря. И частицы. И волны. Вон как Константин Анатольевич смотрит на море. (Не метафора.)

«Частицы» состоят из мелких чудес, россыпью. Вот герой держит пакет с кошачьим кормом — и кормит из него щенков. (Нет, не метафора.) Вот он объясняет, что в классической вселенной есть ноль и один, а в квантовой есть любая суперпозиция нуля и единицы; на заднем плане преподаватель танцев бубнит: «Ча-ча раз, два, три». Если Константин Анатольевич хочет сообщить, что его оппонент ничего не понимает, он говорит: «Ты как Аристотель сейчас!» Когда у него спрашивают, что это за зеленые частицы у него на спине, он отвечает: «А, это от забора», — и в этом ответе вся его жизнь. Вот он ищет своих учеников, ругаясь «вот наглость!» — а где-то в глубинах лагеря радио поет «Звенит январская вьюга, теряют люди друг друга». В фильмах Клеблеева пространство полностью оказывается живым и значимым, здесь есть глубина не только кадра, но и смысла, и все это взаимодействует, разговаривает друг с другом, рифмуется. Не знаю, как Клеблеев договаривается с реальностью.

А из-за того, что значимы все планы, все тени, все сполохи, все официальные скороговорки; из-за того, что музыка уморительно уместна, от завываний из «Титаника» до адажио Марчелло (в «Подранках» на фоне этой музыки звучали стихи Шпаликова, «По несчастью или к счастью, истина проста», в старом «Уроке астрономии» под это адажио надо было выбирать, астрономов любить или спортсменов, да и тут то же самое: истина, спортсмены, ученые), — из-за этого вся история периодически проваливается в какие-то темные заводи, в которые страшно заглядывать. Как будто все, что говорит Константин Анатольич, он произносит из другого измерения, про другое, ни жив ни мертв. «Скажи, — говорит он своему ученику, и это почти просьба о признании в любви. — Остается у нас мало времени. Скажи. У тебя есть вопросы по… этому…»

Нету, нету вопросов. Уезжай. Лето кончилось.

Странные частицы. Реж. Денис Клеблеев, 2014

Невозможность высказывания, страдание человека, который не в силах ничего объяснить, очевидные же вещи! Ну как-то же это все связано! Ну это же математика, можно же вывести!

Вывести способ взаимодействия с людьми невозможно. Слова не справляются. Герой существует в собственном мире, квантовом, где на волейболе его облетает мячик, где эти странные существа на дискотеке мерцают разноцветными огнями, где ча-ча раз два три.

И только в финале вдруг становится очевидно, что это не об учителе, не о радости творчества, не об одиночестве. Это не сравнение двух несовместимых мировоззрений и не портрет гения, освещенного луной. Хотя и это тоже, все сразу. Но еще это редкая в наших краях история о заблудившемся повелителе вселенной. Он плохо себя чувствует. Он немного устал. Он уничтожал комаров, и их потом больше никогда не было. Он чистил яблоко. Он кормил этих глупых щенков кошачьим кормом. Он спрашивал, есть ли еще вопросы. Он прощально махал этому миру, а мир взмахивал крыльями ему в ответ.

Вот он сидит, как настоящий супергерой, великий ученый в сумерках, брови насуплены, он думает о черных дырах. За кадром расползается классическое адажио, самая торжественная музыка во вселенной. Я не успею проникнуться важностью момента: он посмотрит в камеру и спросит: «Чувствуешь, инструменты вступают?» — и тут вступят инструменты. — «Представляешь — ночь, да? Квантовая механика, сад, звезды… видишь все это?»
И я увижу все это.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: