БОЛЬШЕ 100

Норма Толмадж: Ускользающая красота


Норма Толмадж

У большинства современных киноведов фамилия Толмадж вызывает лишь одну ассоциацию — с фильмом Дэвида Уорка Гриффита «Нетерпимость». Действительно, не обязательно обладать хорошо развитым чувством фотогении, чтобы на всю жизнь запомнить пронзительно человечный образ вавилонской девушки с гор в исполнении Констанс Толмадж. Правда, мало кто сможет назвать хотя бы еще одну роль этой актрисы, но дело даже не в этом. Парадоксально то, что полностью оказалось вычеркнутым из зрительской памяти имя ее старшей сестры, некогда знаменитой Нормы Толмадж. История киноведения, пожалуй, не знает более яркого примера догматичности исследователей, бережно, как реликвии, передающих из поколения в поколение не только объекты своего профессионального культа, но и устоявшиеся табу. Ни один фильм с Нормой Толмадж не вошел в пантеон общепризнанной «киноклассики» — хотя в ее фильмографии можно встретить и такие незаурядные для своего времени картины, как «Секреты» (1924) и «Леди» (1925) Фрэнка Борзейги. Даже обитатели самой «фабрики грез» на протяжении многих лет помнили эту актрису как фигуру скорее анекдотическую: именно она положила начало знаменитой голливудской традиции, как-то в мае 1927 года нечаянно ступив на влажный бетон перед только что возведенным зданием Китайского театра Граумана. Лишь в последнее десятилетие начал понемногу возрождаться интерес к Норме Толмадж, имя которой в эпоху немого кино и зрители, и кинокритики упоминали в одном ряду с именами Мэри Пикфорд, Глории Свэнсон и Греты Гарбо.

История этой киноведческой неприязни началась еще в «бурные двадцатые». Именно тогда ненавидевший весь Голливуд «красный» кинокритик Пол Рота вывел ее в своих статьях как символ буржуазного американского кино. На протяжении многих десятилетий ранняя кинокритика оставалась незыблемым идейным фундаментом зарождающегося киноведения, и созданный Рота негативный образ Толмадж могли оспаривать лишь немногие авторитетные ученые — вроде Кевина Браунлоу. Немаловажную роль здесь сыграл и так называемый «синдром Мэрион Дэвис», погубивший в глазах киноведов многих талантливых актрис, которым в свое время «не повезло» побывать замужем за богатыми политиками и влиятельными кинопродюсерами. Если саму Мэрион Дэвис после «Гражданина Кейна» вспоминали не иначе как «розовый бутон» магната Уильяма Рэндольфа Херста, то Норме Толмадж традиционно ставили в упрек то, что зенит ее славы совпал с периодом замужества за продюсером Джозефом Шенком. Своего рода апогеем этой многолетней «дурной славы» стал карикатурный образ Лины Ламонт в фильме «Поющие под дождем» — по словам режиссера Стэнли Донена, ее прямым прототипом была именно Норма Толмадж.

Норма Толмадж

Впрочем, история кинокарьеры этой актрисы вполне типична для своего времени. Как и в случае с Мэри Пикфорд и Лиллиан Гиш, кинематографическая судьба Толмадж была предопределена ее матерью, которая активно продвигала своих дочерей в шоу-бизнес ради заработка. Неподалеку от их дома в Бруклине располагались павильоны студии Vitagraph, и Норма впервые появилась на съемочной площадке еще будучи школьницей. В 1911 году дирекция Vitagraph решила обнародовать имена своих киноактеров и инициировала выпуск первого в истории журнала о кино, где публиковались фотографии звезд никельодеонов. В том же году семнадцатилетней Норме повезло засветиться в престижной кинопостановке — экранизации диккенсовской «Повести о двух городах». Так, в условиях формирующейся звездной системы Норма Толмадж оказалась одной из самых подающих надежды актрис.

В 1915 году семья перебралась в Калифорнию. Здесь, на гриффитовской студии Triangle Fine Arts работали уже все три сестры Толмадж: Норму теперь брали только на главные роли, Констанс удалось дебютировать в полнометражном кино, и даже Натали регулярно мелькала в массовке. Через год, вернувшись в Нью-Йорк, Норма вышла замуж за бродвейского импрессарио Джозефа Шенка, тогда только начинавшего работать в кинобизнесе. Сложно сказать, для кого из них этот брак оказался более выгодным: у Нормы появился собственный продюсер, а Шенку выпала возможность открыть свою первую кинофирму, которую он вскоре перебазировал в Голливуд. В этом семейном бизнесе нашлось место и для Натали, поначалу работавшей администратором у своих более успешных сестер, а впоследствии ставшей женой Бастера Китона, фильмы которого продюсировал брат Джозефа Шенка Николас.

Десятилетний период сотрудничества с Джозефом Шенком действительно совпал с расцветом кинокарьеры Нормы Толмадж. Уже в 1921 году по опросу журнала Moving Picture World она занимала первое место в списке самых популярных кинозвезд. Так же, как и Глория Свэнсон, в этот период она была также одной из главных законодательниц послевоенной моды. На экранах и обложках журналов Толмадж демонстрировала платья лучших кутюрье Нью-Йорка и Лондона, а в журнале Photoplay ежемесячно публиковались ее советы для молодых модниц. Но только ли благодаря стараниям продюсеров и модельеров Норма Толмадж оказалась на вершине голливудского Олимпа?

Спорная женщина. Реж. Генри Кинг, Сэм Тэйлор.1928

Для современников она символизировала новый, послевоенный тип женщины — свободной и раскованной, отвергающей привычную социальную функцию жены как «приложения» к мужу. Так же, как и Глория Свэнсон, на рубеже 1910-20-х годов Толмадж чаще всего представла на экране в образе современной дамы из высшего общества, которая скандально разводится, изменяет своему мужу или просто живет свободной жизнью. Ее героини всегда играли доминирующую роль в развитии сюжетов картин, и поэтому неудивительно, что Толмадж была любимицей в основном женской аудитории. Впрочем, подобный образ активной женщины типичен для всей послевоенной эпохи. Оригинальность Толмадж заключалась в том, что с ее экранных героинь всегда аккуратно срезались наиболее радикальные черты молодого поколения — в первую очередь, те модные идеи аморализма, которые принесли скандальную славу Глории Свэнсон и Биби Дэниелс. Вместо этого в них просвечивали необычные для той эпохи искренность и чистосердечие, вызывавшие в памяти наивных девушек-викторианок предыдущего десятилетия. Дело в том, что Норма Толмадж не столько демонстрировала зрителям модный идеал современной женщины, сколько стремилась передать саму женскую природу — неоднозначную и противоречивую.

Один критик журнала Photoplay как-то заметил, что «не существует другой актрисы, которая умудрилась бы перебрать на экране без купюр весь обширный каталог женских эмоций». Стремясь передать изменчивость внутренних состояний своих героинь, Толмадж детально фиксировала их каждую мимолетную эмоцию, каждое движение души, при этом сохраняя идеальный контроль над своей мимикой и жестикуляцией. Кларенс Браун, режиссер одной из лучших комедий с участием Нормы Толмадж «Кики» (1926), вспоминал, что эта актриса была способна импровизировать без остановки в течении пяти минут — при этом ни разу не повторяясь. Неудивительно, что экранная маска Нормы Толмадж может показаться маловыразительной на обложках журналов — ведь секрет чисто кинематографического обаяния лица актера всегда заключен именно в мимическом монологе.

Кики. Реж. Кларенс Браун.1926

Многие критики отмечали ее умение трансформировать свой образ на протяжении фильма в соответствии с драматическими поворотами в судьбе персонажей: холодные и неприступные леди превращались в страстных вамп, а добродетельные викторианки — в развратных флапперов-вертихвосток. Сценаристы и режиссеры ее картин понимали, что этой актрисе слишком тесно находиться в одном и том же образе на протяжении фильма — ее талант раскрывается гораздо полнее тогда, когда героиня неоднозначна. Поэтому Толмадж неоднократно исполняла роли меняющихся с годами женщин и двойников с противоположными характерами.

Неудивительно, что и диапазон ролей Нормы Толмадж был чрезвычайно широк — от развратных восточных принцесс и гордых дочерей индейских вождей до юных, не искушенных жизнью викторианок и эмансипированных дам из высшего света. В этом смысле Норма Толмадж обнаруживает сходство с другим легендарным актером немой эпохи — мастером экранного перевоплощения Лоном Чейни, прозванным «человеком с тысячью лиц». Однако, Чейни менял от фильма к фильму именно внешность, при этом всегда сохраняя психологическую цельность своих героев — искалеченных жизнью циников-маргиналов. Именно такой единый психологический код и не могли нащупать продюсеры, работавшие с Нормой Толмадж — сама внутренняя сущность ее героинь каждый раз представала иной, размывая все устоявшиеся жанровые клише и сбивая с толку зрителей, никогда не знавших, чего можно ожидать от этой актрисы в ее следующем фильме.

Во многом именно эта универсальность Нормы Толмадж впоследствии и сыграла против нее. Безуспешно попытавшись вписать ее текучий, неуловимый образ в жесткие рамки традиционных классификаций экранных масок и амплуа немой эпохи, историки кино смогли лишь констатировать факт отсутствия индивидуальности. Изменчивый и зыбкий образ женской души навсегда ускользнул, растворившись в движении бесплотных теней на экране.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: