Портрет

Блюз шамана

От «Плохого лейтенанта» до «Призрачного гонщика», от Дэвида Линча до Джона Ву: один на всех и навсегда. Лучший способ начать рабочую неделю — прочитать панегирик Николасу Кейджу, в чьем таланте многие сомневаются, хотя размах этого артиста чувствуется в каждой сыгранной им роли.

Николас Кейдж

Всякий настоящий шаманский сеанс становится в конечном итоге спектаклем, не имеющим аналога в повседневном опыте. Фокусы с огнем, «чудеса», демонстрация магических способностей показывают другой, сказочный мир богов и магов, мир, в котором всё кажется возможным, где умершие возвращаются к жизни, а живые умирают, чтобы затем воскреснуть, где в одно мгновение можно исчезнуть и снова появиться, где опровергаются «законы природы» и появляется и интенсивно присутствует некая сверхчеловеческая «свобода».

Сегодня трудно нам, современным, представить себе воздействие такого спектакля на «первобытное» общество.

Мирча Элиаде. «Шаманизм. Архаические техники экстаза»

В интернет-фольклоре существует текст под названием «Как научиться петь блюз», где перечисляется, где можно петь блюз (хайвэй, тюрьма, пустая кровать, дно стакана с виски), на какие темы и кто вообще имеет право его петь, а кто не имеет. Условий довольно много, и они жёсткие: далеко не каждый может петь блюз. Николас Кейдж — мог бы. Это наверняка была бы плохая музыка, но блюз не должен быть хорошим: при должном настрое там даже в ноты попадать необязательно. Блюз — музыка пограничных состояний, а Кейдж — добровольный маргинал киноиндустрии, и его герои — тоже маргиналы: он, кажется, родился героем B movie, в шевроле с открытым верхом и с пистолетом в руке, с грузными чертами лица и грустным взглядом нуарного гангстера, с голосом гулким и монотонным, как шум старого автомобиля, мчащего в ночи по пустому степному шоссе из Нового Орлеана в Мемфис, штат Теннесси.

«Дикие сердцем». Реж. Дэвид Линч. 1990

Кейдж — жрец американской мифологии. Шаманы при инициации обычно принимают себе новое имя, и он поступил так же в начале актёрской карьеры, отказавшись от славной фамилии Коппола в пользу англосаксонского псевдонима, взятого у супергероя из комиксов Marvel. В начале карьеры он, готовясь к ролям, вызывал духов прошлого: перед кастингом «Изгоев» (1983) дяди Фрэнсиса Кейдж заперся в своей комнате и две недели просто сидел в ней, глядя на портрет настоящего мифического чудовища Чарльза Бронсона (в результате роль получил Мэтт Диллон, а Кейджу пришлось удовольствоваться появлением на втором плане в «Бойцовой рыбке» (1983)). В ещё одном фильме дяди Фрэнсиса, ретро-комедии «Пегги Сью вышла замуж» (1986), Кейдж успешно эмулирует кумира своего детства Джеймса Дина, хотя и в формате пародии: носит огромный чуб, хнычет и гундосит.

Кейдж обманывает ожидания

В «Диких сердцем» (1990) Дэвида Линча на Кейджа сходит дух самого Элвиса. Здесь он полностью в своей стихии — за рулём, с девушкой в объятьях, в бесконечных бегах через Штаты. За пределами кабриолета сгущается ночь, Кейдж и Лора Дерн танцуют рок-н-ролл и визжат от переполняющей их энергии. «Этот пиджак из змеиной кожи — символ моей индивидуальности и личной свободы»; Кейдж принёс его на съёмочную площадку из собственного гардероба. Он играет чистую эмоцию, страсть, которую никто не может контролировать, включая его самого, и никто не имеет права контролировать, ведь это Америка, «родина храбрых, земля свободных». Перед началом съёмок Кейдж и Дерн вместе съездили в Лас-Вегас, сердце американской мечты; в фильме они проезжают Новый Орлеан, средоточие американского подсознательного, а сами играют живые символы американской культуры двадцатого века: Дерн — Мэрилин Монро, Кейдж — Элвиса, и никто со времён Пресли не умел лучше произносить слово «бейби».

«Поцелуй вампира». Реж. Роберт Бирман. 1989

Станиславский писал, что основывать свою игру на игре другого — то, чего актёр не должен делать никогда. Кейджу известна эта точка зрения — он часто ссылается на теоретиков актёрской игры в интервью, — но он никогда не был последовательным адептом Системы, используя в своей работе только некоторые её положения. Например, он, помимо длительных камланий с портретами звёзд прошлого, при подготовке к роли изобретает предысторию персонажа. Некоторые случаи вживания Кейджа в роль стали голливудскими легендами: на съёмках «Поцелуя вампира» (1989) он, войдя в образ спятившего яппи, в кадре съел живого таракана, а перед фильмом «Покидая Лас-Вегас» (1996) об алкоголике-самоубийце ушёл в двухнедельный запой. Что, в сущности, тоже форма транса.

В некотором смысле Кейдж всегда играет интроспекцию.

Эти две роли представляют два полюса в диапазоне Кейджа. «Поцелуй вампира» — эксцентрика за гранью разума и вкуса: играя нью-йоркского литературного агента, решившего, что он вампир, Кейдж кривляется, вопит, кидается на людей и вообще ведёт себя, как мистер Хайд, попавший в фильм Джерри Льюиса. Фильм зависает в неопределённом положении между драмой и чёрной комедией, тем более что с тем же сценарием, не меняя даже текст диалогов, можно было бы снять вполне серьёзную картину. Которая, впрочем, наверняка была бы сразу же забыта; а то кино, которое получилось, вошло в интернет-фольклор — что немногим фильмам удаётся — нарезками ударных моментов с Кейджем на YouTube и кадром невероятной выразительности, ныне известным как You Don’t Say Face. «Покидая Лас-Вегас» — полная противоположность, образец психологически достоверной, тонко нюансированной актёрской работы, которая оказывается удачным контрапунктом к предельно патетической интонации, заданной сценарием и постановкой (сюжет в жанре трагедии о бедных людях, неумолчный надрывный саксофон на саундтреке). Кейдж обманывает ожидания: его герой — потерявший всё человек на грани белой горячки, действие происходит в Лас-Вегасе, воплощении невоздержанности, чрезмерности и пошлости, и при таких вводных он, кажется, обязан включить регистр высокого безумия. Но этого не происходит, Кейдж играет персонажа с внутренним достоинством и только один раз срывается на крик — и это крик отчаяния. «Покидая Лас-Вегас» — блюз, а блюз не терпит истерик.

«Покидая Лас-Вегас». Реж. Майк Фиггис. 1995

В спорах о том, хороший ли актёр Николас Кейдж — такие ведутся часто, — «Покидая Лас-Вегас» всегда бывает веским аргументом, тем более, что Кейдж за него был отмечен «оскаром». Это не единственная его роль такого рода. Есть ещё степной неонуар «Придорожное заведение» (Red Rock West, 1994), где он сдержанно играет идеального американского героя — честного ветерана морской пехоты, странствующего по провинциальным штатам без гроша в кармане. Или «Воздушная тюрьма» (1997) — боевик категории A по бюджету, но категории B по духу, где он оказывается примерно тем же персонажем, но в более мачистском исполнении; или «Оружейный барон» (2005), где вся эксцентрика достаётся Джареду Лето, а Кейдж воплощает не человека, но идею, и весь фильм ходит с одинаково угрюмым выражением лица. Наконец, есть недавний «Джо» (2013), где он с медвежьей пластикой и рыком в голосе играет мрачного техасского лесоруба.

Его поведение похоже на гиперболу американского образа жизни

Но любят его, конечно, не за это: в YouTube никто не выкладывает сцены, где Кейдж играет в классической натуралистичной манере, его лучшие работы — те, где он выходит за границы нормальности. В великом экшне Джона Ву «Без/лица» (1997) Кейдж — упоротый суперзлодей невероятного мимического диапазона (большую часть фильма, впрочем, его играет Джон Траволта и, конечно, не справляется). В «Воскрешая мертвецов» (1999), кислотном нуаре Мартина Скорсезе, который мог бы составить дилогию с «Таксистом», он санитар скорой, меланхоличный психопат посреди населённого призраками и буйными безумцами Нью-Йорка. В «Великолепной афере» (2003) Ридли Скотта — мошенник высокого класса, страдающий от обсессивно-компульсивного расстройства, тиков и нескольких фобий. Герои Кейджа находятся, хотя бы отчасти, в другом измерении — в буквальном смысле («Сумасшедшая езда» (2011) о гонщике, вернувшемся из ада) или в метафорическом, где другим измерением оказывается сознание героя: сюда относятся не только его фильмы о сумасшедших, но и «Адаптация» (2002), представляющая собой поток сознания сценариста Чарли Кауфмана.

В некотором смысле Кейдж всегда играет интроспекцию. Предметом его игры становится не внешнее поведение героя, а его психологическая жизнь — так сказать, аффект, а не эффект. «Воздушная тюрьма» и «Опасный Бангкок» (2008) — боевики, но в первом из них Кейдж — воплощение крутости с выпяченной челюстью и взглядом исподлобья, а во втором он страдальчески хмурится и произносит реплики так, будто каждая из них заканчивается многоточием, — при том, что его герой — наёмный убийца с международной репутацией. Кейдж ведёт себя как шаман, который во время своего экстатического действа не притворяется, будто находится в другом измерении, внешне подражая богам и героям, а в самом деле верит, что оказался там. Только так можно стать подлинным медиумом между мирами — миром людей и миром духов или, что то же самое, повседневной реальностью и кинематографической. Такое поведение не всегда выглядит адекватно миру, который окружает нас, но точно так же, например, ему неадекватна живопись экспрессионизма. Между прочим, в «Поцелуе вампира» Кейдж вдохновлялся именно актёрами-экспрессионистами — Конрадом Файдтом (Чезаре из «Кабинета доктора Калигари») и, естественно, Максом Шреком («Носферату»); другой его родственник по ремеслу— Петер Лорре, убийца из «М» Фрица Ланга, чьё молчаливое присутствие на втором плане этого фильма в конце его разрешалось исступлённым монологом.

«Джо». Реж. Дэвид Гордон Грин. 2013

Как и экспрессионисты, Кейдж играет не жизнь, но больше, чем жизнь. Так же, например, исполнял некоторые роли Марлон Брандо — его манера в «Последнем танго в Париже», к примеру, обычно называется словом «переигрывание», и это, несомненно, так бы и назвали, если бы кто-то сделал ремейк Бертолуччи с Кейджем (известно, что нет фильма, из которого нельзя было бы сделать ремейк с Кейджем). Кейдж ещё и переносит этот подход на свою собственную личность. Его поведение похоже на гиперболу американского образа жизни: это включает страсть к комиксам (его сына зовут Каль-Эль в честь Супермена), Элвису (Кейдж два месяца был женат на дочке Короля — только, кажется, для того, чтобы стать его формальным наследником) и роллс-ройсам. Его биография похожа скорее на жизнь кого-то из звёзд старого Голливуда — сейчас себя так не ведут: хронический алкоголизм, скандалы с участием полиции и налоговой, несколько браков, автопарк из десятков машин, миллионные траты на благотворительность и особняки в разных концах Америки и Европы. Одно время Кейдж владел замком в Баварии, и есть ощущение, что одно это обстоятельство заставило Вернера Херцога пригласить его в свою версию «Плохого лейтенанта» (2009): для баварского режиссёра ролевой моделью всегда был его соотечественник Людвиг II, который прославился несвойственной времени мегаломанией.

Роль Кейджа в «Плохом лейтенанте» — как раз из числа кинскианских.

На самом деле, вряд ли только это. Херцог известен тем, что в его фильмах никто не играет правдоподобно, в том числе в его документальных фильмах; ему случалось снимать загипнотизированных артистов, сумасшедших и диагностированного шизофреника Клауса Кински. Роль Кейджа в «Плохом лейтенанте» — как раз из числа кинскианских. Он играет заглавного антигероя — корумпированного копа-наркомана — и придаёт этому персонажу почти шекспировский размах (как и Харви Кейтель в оригинальном «Плохом лейтенанте» Абеля Феррары, но иначе). По мере того, как диапазон и интенсивность употребления различных веществ увеличивается, лейтенант всё чаще потрясает огромным револьвером, испытывает приступы ярости или, наоборот, безумного веселья; постепенно превращаясь в Ричарда III на кокаине. Вместе с тем он перемещается по другую сторону реальности и начинает смотреть сквозь миры: в одной из сцен появляются невидимые игуаны, в другой герой Кейджа требует контрольного выстрела со словами «Его душа ещё танцует».

«Плохой лейтенант». Реж. Вернер Херцог. 2009

Доподлинно не известно, почему действие фильма разворачивается в Новом Орлеане (оригинал Феррары был нью-йоркской историей), но это решение выглядит единственно возможным, потому что где бы ещё мог происходить этот сюжет, если не в Луизиане: на родине блюза и в центре американского язычества. И есть что-то глубоко правильное в том, что лучшая роль Кейджа помещена именно в этот город, где до сих пор есть дома с привидениями (одним из них Кейдж тоже владел), где люди носят узорные рубашки и французские фамилии; город, в котором обаяние старой Европы смешано с отголосками африканских шаманских обрядов. Он и сам себя сюда поместил в режиссёрском дебюте «Сонни» (камео в жёлтом камзоле и светлом кудрявом парике), и нет места более подходящего для того, чей актёрский метод активно черпает из архаических ритуалов. Недавно Кейдж обещал написать о своём методе книгу: по его словам, она будет называться Nouveau Shamanic.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: