Оранжевый май
Кажется, прошло не четверть века, а целый век. Живых свидетелей осталось не так уж много, а те, что остались, окончательно подменили факт мифом. Те, кто свидетелями не были, слышали, что на Пятом съезде травили Бондарчука и Михалкова, а потом пришёл Климов и разрушил кинематограф. В передачах гостелеканалов «пропагандоны» называют Пятый съезд диверсией в отношении национальной безопасности. На Википедии и в главных поисковых системах рунета почти нет информации об этом событии: взамен пытливым умам предлагают съезды КПСС и орнитологов.
Пятый съезд Союза кинематографистов СССР
Это была последняя модернистская акция перед тотальным нашествием на Россию постмодернизма. И это же — первая из оранжевых революций. Поскольку позднее я был свидетелем другой, киевской, могу констатировать явное типологическое сходство. Здесь был свой Майдан, прямо на территории Кремля, не расходившийся до утра, пока члены счётной комиссии, пряча ужас в глазах, бегали к начальству в попытках скрыть страшную правду. Здесь был саспенс. Венгерский режиссёр Ласло Лугоши сказал потом, что дежурные выступления делегатов «братских киносоюзов» из соцстран, прерывавшие драматический сюжет съезда, напоминали телефонные звонки во время полового акта. Здесь была мистика: по кремлёвскому саду ходил солдат с соколом на плече, в разгар сухого закона делегаты пили водку из ладоней Маргариты Тереховой, пахло исторической предопределённостью.
Элем Климов в президиуме
Как известно, Россия — страна с непредсказуемым прошлым. Даже в отдалённом будущем не факт что достигнут консенсуса по поводу Пятого съезда, хотя не сомневаюсь, что это событие будет здравомыслящими людьми оцениваться положительно. А сегодня в обществе возобладали силы, стремящиеся его дискредитировать, приравнять к развалу СССР (тоже событие, по поводу которого нет консенсуса), представить антироссийским заговором прозападных либералов, отстранивших от власти патриотов, занявших их место и разоривших страну. Самое интересное, что говорят это чаще всего те, кто сами лучше других нажились на возможностях дикого капитализма.
На самом деле Пятый съезд как авангардное событие перестройки был неизбежным вскрытием нарыва на теле советской идеологии, экономики и киноиндустрии — несмотря на многие достижения последней. Лучшие режиссёры годами простаивали, другие (достаточно назвать Тарковского) подались за границу и были преданы на родине анафеме. Первой акцией новой кинематографической оттепели стало создание Конфликтной комиссии, вытащившей более двухсот пятидесяти фильмов из полузабвения, а многие — из небытия. Когда на следующий день после съезда я полетел по другим делам в Тбилиси, там меня ждал фильм «Покаяние» и известие о том, что я назначен председателем Конфликтной комиссии. Возвращался я в Москву уже на поезде с драгоценной плёнкой, вытащенной из цензурного сейфа.
Юрий Хохлов и Александр Голутва
Пафос майской оранжевой революции был чисто романтическим. Революционеры принялись воевать не только с неприкасаемыми генералами от кинематографа (Бондарчук, Ростоцкий, Матвеев), но и с коммерческими фильмами в советском прокате (отечественные «Пираты ХХ века», французская «Анжелика», мексиканская «Есения»). Деятели перестройки взялись соединить несоединимое: провозгласили рыночную реформу в киноиндустрии, пытаясь в то же время возродить мечту революционного авангарда об идеальном искусстве и идеальном зрителе. Для них стало полной неожиданностью то, что впоследствии публика потребовала грубых зрелищ, а кинематографисты стали снимать ей на потребу. Выступив в роли народных мстителей против господства партократии, они поставили заслон официозному и вульгарно коммерческому кино, искренне полагая, что свободное место в сознании миллионов займут Бергман и Тарковский. Чего, естественно, не произошло. Однако революция открыла шлюзы: хлынувшие потоки смыли цензуру и открыли мировому кино доступ на советские экраны.
Ролан Быков на трибуне
Революция на Пятом съезде освободила кинематограф от догм и запретов. И она обеспечила как минимум десятилетие практически неограниченной свободы. Как ею воспользовались кинематографисты, привыкшие творить в позиции перманентного сопротивления или в попытках обмануть цензуру — другой вопрос. Практически всё старшее поколение режиссеров, а за ним и среднее, увязло в затяжном творческом кризисе. Исключения лишь подтверждают правило. А казус мотора перестройки Элема Климова словно нарочно был придуман для того, чтобы подвести черту под советским кино и принести его богам последнюю жертву: как последний герой он пожертвовал собой и своим творчеством ради эфемерной реформаторской цели.
Напрасно в вину активистам съезда ставят развал кинопроката и пережитый в девяностые годы кризис киноиндустрии: это был объективный процесс, хотя без перегибов, как у нас водится, не обошлось. Мифом являются и репрессии, которым якобы подверглись прежние «генералы»: их не отлучили от профессии, а всего лишь усомнились в их безгрешности и неприкасаемости, оскорбив их в лучших чувствах.
Эдуард Володарский и Алексей Герман
Спустя двадцать пять лет могу с уверенностью сказать, что если бы не Пятый съезд, не было бы поколения кинематографистов, делающих сегодня свободное, социально ответственное кино, не было бы целой когорты авторитетных имён, не складывалась бы, хотя и в муках, новая российская киноиндустрия. Сегодня она сталкивается с новой формой застоя и острыми проблемами развития, которые во многом напоминают предсъездовское состояние. Эти проблемы — ни в коей мере не дальние последствия Пятого съезда, а результат ошибок в кинематографической политике, допущенных уже в нулевые годы, и деградации Союза кинематографистов при его нынешнем руководстве.
