Немота — друг молодежи
Короткое замыкание
Очевидно, что наши вчерашние дебютанты оформились в поколение, предъявив на открытии «Кинотавра» свою визитную карточку — альманах «Короткое замыкание», к участию в котором продюсер Сабина Еремеева привлекла режиссеров Бориса Хлебникова, Ивана Вырыпаева, Петра Буслова, Алексея Германа-мл и Кирилла Серебренникова.
Этот фильм, при всех очевидных недостатках — возможно, самое оптимистическое произведение в новом русском кино. Собранный из разрозненных эпизодов, снятых параллельно и независимо друг от друга, он, тем не менее, транслирует внезапный восторг Автора от обретения среды, от осознания себя незаменимой частью общности. Узнаваемый (иногда до самопародии) почерк. Титры с обоснованной дерзостью пущены не в начале, а в конце каждого эпизода — мы и сами догадались кто, догадались. И то, что скрепляет эту общность.
Сумасшедшая помощь
Я бы назвала их «немым поколением». Не в оценочном смысле. Все они, попавшие и не попавшие в альманах, от самого зрелого — Бориса Хлебникова до Ивана Вырыпаева, который третий фильм подряд открывает для себя новые возможности камеры, открытые задолго до него, снимая о разном, снимают об одном и том же — о невозможности коммуникации.
В случае особенно болезненного переживания этой невозможности, принципиальный отказ от нее становится манифестом — как в эпизоде Вырыпаева, в которой персонаж Алексея Филимонова объясняет не говорящей по-русски девушке, что понимать не нужно и даже нельзя, надо ощущать.
Ощущать — это значит обходиться без слов.
В новом русском авторском кинематографе почти не говорят. Немота становится речевой характеристикой персонажей (немота и восхитительные в своей лапидарности примеры сниженной лексики, придуманные Александром Родионовым и другими авторами, преимущественно выходцами из «новой драмы»).
Сказка про темноту
Главный герой «Сумасшедшей помощи» Бориса Хлебникова намеренно лишен реплик. В эпизоде Буслова из «Короткого замыкания» герой не говорит, и девушка впрямую спрашивает его: «Ты что, тоже глухой?» («Тоже» — потому что одновременно она ведет какой-то безнадежный разговор по мобильному телефону). Новелла Германа про сумасшедшего циркача — почти немой фильм. У Серебренникова герой в костюме креветки в ответ на любые вопросы повторяет заученный рекламный текст и постоянно получает увечья из-за своих неумелых попыток вступить в контакт с миром. У Николая Хомерики в «Сказке про темноту» главная, обнадеживающая, реплика сказана в пустоту, уже после того как герои — разной степени чувствительности милиционеры — разошлись по домам.
Самые многоречивые фильмы фестиваля — «Я» Игоря Волошина и «Кислород» Ивана Вырыпаева — отчаянно, болезненно монологичны. Оба они, и Волошин и Вырыпаев, минуя зрителя, обращаются напрямую к богу, что однозначно не является коммуникацией, поскольку бог (притворюсь агностиком) или не отвечает, или не существует.
Сумасшедшая помощь
Ограниченный словарный запас, представляется симптомом общего инфантилизма общества, распавшегося когда-то и до сих пор не скрепленного сущностными горизонтальными связями. Не случайно конвенциональным, одинаково понятным (тут по-прежнему можно понимать, а не ощущать) для всех становятся воспоминания о советском детстве и реликты советского быта, отсылками к которым насыщено пространство «Сумасшедшей помощи».
Но на этом «Кинотавре» стало вдруг казаться, что островки потенциальной общности начали возникать, как клочки твердой земли в мыслящем океане Соляриса.
Нам всем придется снова учиться говорить.
