«Ледокол»: между собакой и кошкой
Оранжевые каски и синий-синий лед, лай рыжей собачонки и безмолвие невероятной глыбы айсберга. В этом есть киногения. 70 мужчин запертых в многотонной металлической посудине продираются через море Росса в роковой для отчизны 1985 год. История о ледоколе и команде, которая героически считает оставшиеся консервы, играет в автомат «Морской бой» и уходит от преследующего их айсберга (противостояние в духе «Моби Дика») после не вполне удачного старта набрала ход в прокате и при хорошем «сарафане» может показать достойный результат на очередных выходных.
«Ледокол» — это фильм-проект, тщательно спланированный по всем правилам «голливудской» тактики и стратегии. За основу взята подлинная история, из которой уверенной рукой удалены все сложности реальных жизненных перипетий (чтобы уйти от неизбежных сравнений поменяли даже имя ледокола) и добавлены кинематографические конфликты с понятной драматургической перспективой. По ходу дела на борту корабля оказываются сразу два капитана: один молодой, популярный у команды, перестроечный, в исполнении Петра Федорова, другой — старой закалки, в лице Сергея Пускепалиса, который фактически повторяет свою роль из «Как я провел этим летом». Качели капитанского двоевластия и несут фильм от одной динамичной сцены к другой. К ним пристроены зрительские аттракционы разной степени увлекательности: собачья акробатика и удивительная морская фауна для детей, линия с родами и ползунками для женщин, гэбэшник для стихийных антисоветчиков, алюминиевые огурцы для всех остальных.
Этот фильм как будто знает свою аудиторию, живую, теплую, разного возраста и пола, уровня доходов и образования. Что слепляет её воедино? Любовь к бородам и свитерам? Противоречивая ностальгия по советскому быту? (Особенно яркая у тех, кто в силу возраста не имеет о нем точного представления). Жажда хеппи-энда? Несмотря на грозное название, «Ледокол» — уютное кино, в которое зритель должен закутываться как в тот самый плед. Пока на палубе, в кают-компании и рубке царит замечательная команда актеров с хорошими лицами (даже подлец старпом в исполнении Алексея Барабаша вызывает противоречивые чувства — хочется его пожалеть и перевоспитать), режиссер Николай Хомерики как бы невзначай пролетает мимо, машет крылом (всё под контролем) собравшимся внизу, — такое у него на этом проекте камео.
Это, конечно, чудесно — дышать морозным воздухом советской полярной романтики. Но раз уж мы говорим о зрительском кино, то позвольте один вопрос: неужели мохеровая изнанка ностальгического мифа и теплое дрожание ложки в подстаканнике у иллюминатора — то единственное, чего заслуживает дошедший до кинотеатра зритель? Вообще-то нет. От катастрофы хочется остроты. От большого кино — серьезности в подтекстах и точной прорисовки линий. Чтобы понять это — достаточно прочитать зрительские отзывы на «Кинопоиске» (в большинстве своем, кстати, благожелательные). Зритель, в отличие от продюсеров и сценаристов «Ледокола», хорошо чувствует, когда историю спускают на тормозах, а конфликты прокладывают ваткой, словно драгоценную посылку — как бы чего не случилось! — видит лишние, чересчур сентиментальные сцены, понимает цену убаюкиванию и скруглению всевозможных углов.
По большому счету жанровое бедствие «Ледокола» начинается в самом начале, там, где кошку с настоящего ледокола «Михаил Сомов» подменяют на кинематографическом «Михаиле Громове» социально терпимой собакой. Здесь триллер меняется на комедию. Катастрофа — на мелодраму. Ледяная клаустрофобия в духе «Чужого» начинает отливать теплым чаем, а безумие, которое обещает логлайн «133 дня в ледяном аду», терапевтично предупреждают песни Цоя в исполнении прекрасного Александра Паля. «Кино», впрочем, тоже может звучать по-разному. «Время есть, а денег нет, и в гости некуда пойти», — под эту песню осенью 1984 года, пока романтичная команда «Громова» собиралась в свою антарктическую экспедицию, по улицам Ленинграда шагали в будущее герои балабановского «Груза 200».
