Грузинский гамбит
Август. Восьмого. Реж. Джаник Файзиев, 2012
В том, что перед режиссером Джанхогиром Файзиевым, автором фильма «Август. Восьмого», была поставлена задача государственной важности — разумеется, в специфическом понимании этой важности — сомневаться не приходится. Задачу другой — персональной —важности, которая на его весах явно перевешивала государственную, он поставил перед собой сам: выполнить первую с наименьшими личными потерями.
Обсуждать государственную скучно. Не потому что приказы не обсуждают: какие еще приказы? Тут достаточно и дружеской просьбы хорошо подумать в нужном направлении,— а потому что слишком уж ясна эта задача вместе с ее постановщиками. Другое дело — постановщик фильма и его игра. Она двойная, но я не хочу, чтоб это звучало с укором, так что пусть уж она называется одновременной. «Август. Восьмого» — сеанс одновременной игры со зрителем и заказчиком, автопортрет художника в двойственности.
Август. Восьмого. Реж. Джаник Файзиев, 2012
Тактика художника представляется вот какой: раз уж я взялся за гуж, то должен сдержать слово и выполнить обещанное, пожертвовав немного лицом — конечно, если в этом пункте бывают частичные жертвы,— однако во время партии надо бы предельно осложнить позицию и так извернуться, чтоб дезавуировать, насколько возможно, само задание, но чтоб придраться было нельзя. Собственно, в этом и заключается соль, а также прочие специи грузинского гамбита, который Файзиев применил в расчете на ничью.
Наблюдать за тем, как он совершает свой маневр, уж точно интереснее, чем размышлять над тем, стал бы заказчик (мотивировщик, вдохновитель, выгодополучатель) год назад размещать такие заказы на конец нынешней зимы, если б заранее знал про осенние обострения; и сыграет ли манифестация воинской прыти на руку августейшему особисту, как это случилось во время первой сортирно-мочильной компании, или, напротив, выйдет ему боком; и будут ли свозить в мультиплексы днем школьников, а ближе к вечеру еще и их родителей-бюджетников — отогреться после принудительных митингов у горячего источника живительной государственности.
От выездных культпоходов большие начальники, надеюсь, воздержатся и позволят фильму порешать проблему бокс-офиса самостоятельно, а зрителям прийти в кино своими ногами. Если зрители это сделают, им за два часа почти ни разу не станет скучно. Сюжет движется вперед бодрым маршем, актеры играют пристойно, ракеты взлетают — засмотришься, снаряды рвутся — заслушаешься.
Август. Восьмого. Реж. Джаник Файзиев, 2012
Двадцать лет назад Сергей Добротворский, рецензируя «Афганский излом» в шестом «Сеансе», сослался на мысль Жан-Люка Годара: делать нравственные фильмы о войне безнравственно, ведь сама война аморальна. Из этого не следует, конечно, что делать безнравственные военные фильмы — высоконравственное занятие, но в повышенном градусе морали Годару уж точно Файзиева не упрекнуть. Я сейчас имею в виду даже не программную ложь про те события во спасение государственного лица, а особое устройство фильма, в котором гибель — какой эпизод ни возьми, но показательнее других крушение мирного осетинского автобуса — исчерпывается компьютерным аттракционом: все авторские чувства, кроме любопытства геймера-визионера, отключены, и вашим сантиментам тоже не место.
Файзиев формирует невсамделишную, компьютерно-игровую реальность не из страсти к беспримесному визионерству и не из любви к чистому искусству аттракциона, хотя эта любовь сильна и за два часа разнообразно себя проявляет: в том, как трепещет желтый цыпленок в мозолистой руке старика-остетина, как тает на сверхкрупном плане кусок рафинада в треснувшем стакане с чаем, а зловеще алое яблоко становится детонатором кровавой бойни. Превращая историю военного конфликта в волшебную стрелялку про «сестрицу аленушку», вызволяющую из беды «братца иванушку» (здесь это мама и сын), автор создает питательную сказочную среду как защитную оболочку для конкретных идей и выводит их из-под прямого удара правдолюбов, которым события августа-08 известны в другой убедительной версии. На этой художественной территории эти идеи уже не упрекнешь в лживости — здесь они утрачивают порочность неправды и приобретают неприкосновенность безответственного вымысла.
«Август. Восьмого» визуально несдержан, и это еще слабо сказано. Краски в кадре, обработанном иногда до полной кислотности, ядовито буйствуют, розовый с зеленым, особенно в выморочных московских эпизодах, смешиваются так бойко, что Наташа Прозорова обзавидуется; избыточность поощряется в любой мелочи: если на актрисе, к примеру, рубашка в крупную голубую клетку, то на шею ей нужно привесить невозможное синее ожерелье толщиной в кулак, и это я вас сейчас не частностями утомляю, а перебираю инструменты из режиссерского арсенала, позволившие перекодировать реальность, распалить ее до полнейшего безумия.
Август. Восьмого. Реж. Джаник Файзиев, 2012
Не надо учить режиссера Файзиева жизни и правде жизни: он не хуже вашего знает, чьи танки загодя под видом учений продвигались к границе, знает, откуда первыми стали постреливать орудия и по чьим деревням, знает, чья спутниковая связь стремительно полетела к чертям, из-за чего военному командованию пришлось подоставать из камуфляжных карманов мобильники. Знает — и что? Выступать в жанре исторической реконструкции Файзиев не собирался, да никто его об этом и не просил. Его просили, предполагаю я, темпераментно вбросить в большой молодой кинозал страны некую сумму идей, а методы вброса оставили на его усмотрение, и он воспользовался этой лазейкой, превратив реальность в гиперусловность.
Для совсем уж непонятливых зануд Файзиев припас подмигивающий эпизод, в котором бравый российский воин, отвоевав у противника полуразрушенный дом, кричит в отказавшую, как мы помним, рацию: «Липа», «Липа», я «Накат», как слышно…” Слышно хорошо, видно тоже. Если глазами въедливого правдолюба— то да, абсолютная липа и беззастенчивый накат, грубый наезд. Грузинская армия в фильме — беспримесная людоедская сила, как этих головорезов только земля носит: в упор расстреливают из танка безоружного миротворца со стариками-родителями, не щадят детей, громоздят провокацию на провокации, рыскают по подвалам с целью извлечь оттуда на свет божий укрывшихся мирных осетин и всех до одного поубивать. Правда, в самом финале грузинский солдатик, поначалу настроенный зверски, вдруг проявляет показательную человечность и берет на себя функции «добровольного помощника» из сказочной морфологии — в согласии с потешной логикой «Я не антисемит, у меня есть друг еврей…». Однако без паники, дорогие защитники свобод и здравого смысла: в фильме Файзиева орудует не настоящая грузинская армия, а обезличенное — все в масках — зло из компьютерной игры, и злодеяния ее не настоящие, и российский президент, роняющий скорбные слова об этих злодеяниях, тоже не настоящий.
Август. Восьмого. Реж. Джаник Файзиев, 2012
О президенте хочется отдельно. Он в «Августе» не только без галстука (аксессуар не из его меню? оцените хороший вкус автора, который удержался от глупых шуточек как про галстук, так и про твиттер), но и без штанов, и вы чем угодно можете это считать, а я объявляю прорывом. Во избежание недоразумений поясню: без штанов президент потому, что на дворе ночь, а в такое время даже гаранты, бывает, спят в семейниках и отутюженных белоснежных футболках, и не одни, а с женами.
Я упомянул, не подумав, про двор, а ведь никакого ночного двора в «Августе» нет, зато есть волжские просторы, потому что где еще, как не на великой реке-матушке, может настигнуть главу государства российского весть о войне. Его будит звонок из Москвы, он слушает трубку, меняется в лице и роняет через плечо в сторону подушки, с которой привстала голова обеспокоенной жены: «Война».
Август. Восьмого. Реж. Джаник Файзиев, 2012
Вы сейчас скажете: да автор же издевается. Я вам ничего на это не возражу и напомню, что президента играет крупный мужчина и харизматичный артист Вдовиченков. По мне так выбор артиста на роль первого лица в «Августе» по принципу «даже рядом не лежало» — недвусмысленный и почти издевательский тройной авторский смайлик. Это как если бы роль Пушкина — простите за вздорную параллель, только ради наглядности — поручили не заклеенному бакенбардами артисту Безрукову, а его коллеге Семчеву, причем строго запретили бы ему пользоваться гримом и накладным волосяным покровом, а Натальей Гончаровой назначили бы, предположим, Лию Меджидовну Ахеджакову. Файзиев посылает подальше пошлые соображения смутного внешнего сходства, которые принимают во внимание его коллеги, приглашая Мерилл Стрип в «Железную леди» или Андрея Панина в «Поцелуй не для прессы». Он не то что не ищет актера-синоним, а почти внаглую выбирает антоним, и знает, зачем ему это надо.
Президент-антоним произносит слово «война» точно так же, как до него не раз делали это положительные советские мужчины в фильмах про Великую Отечественную. Интонационной случайности здесь не нахожу: действуя все в той же логике, Файзиев подключает свою невсамделишную реальность к мифологии войны в ее множестве версий — наших и голливудских. Президентский военный совет в «Августе» снят точь-в-точь как заседание пентагоновских «ястребов», и только как цитату его и можно всерьез воспринимать, иначе все это дико смешно. А главного русского солдата по принципу «фрукт — яблоко» зовут Лехой — ведь так, только оттепельней и ласковей, звали солдата Скворцова в чухраевской балладе, и дороги Смоленщины в симоновском стихотворении помнил Алеша, и сапоги с гимнастеркой из камня в песне — тоже у него, и другая старая песня «Алексей, Алешенька, сынок…» в исполнении, если ничего не путаю, молодой певицы Ротару — в эту же копилку, и волшебный спектакль Резо Габриадзе «Сталинградская битва» про коня-солдата Алешу —опять же сюда. «Август» и горским мифологемам место нашел: забитый под завязку осетинский автобус — это просто разъездная мифологема на колесах. Мужское многоголосие, женская гордость, почитание старших, небритость джигита, слабость к блондинкам — всему нашлось место в тесном автобусе и в коротких минутах его пути навстречу гибели. Множественность отсылок к уже сказанному и известному, к чужому слову и чужому взгляду — крепкий оборонительный частокол, воздвигнутый Файзиевым на пути тех, кто хочет прорваться к нему и высказать в лицо все, что думает о его версии августовских событий. Остановитесь, остыньте, поймите: он не документирует те события, а портретирует человека, впустившего их в свое сознание и пропустившего через свои контексты.
Август. Восьмого. Реж. Джаник Файзиев, 2012
Квазиреальность фильма не материя без руля и ветрил — нет, это материя высокоорганизованная, и формы ее существования обусловлены точкой зрения. Она принадлежит авторскому альтер эго — уже упомянутому мальчику, сыну главной героини. Мальчика зовут Темой, и он основной двигатель сюжета: мама сначала легкомысленно отправляет его погостить к папе-миротворцу в Осетию, а потом с немыслимыми трудностями вызволяет из военного пекла — таков сюжетный шампур «Августа». В том, что мальчик именно наместник автора на остетинской земле, сомнений не возникает, а тот, у кого они все же возникли и за два часа не развеялись, пусть внимательно прочтет финальный титр: «Женщинам, вырастившим и воспитавшим меня, посвящается».
Тема живет особой жизнью. Он с головой и почти что уже с ногами перебрался в виртуальный мир, где отважный Космобой при поддержке Доброго Робота сражается с могущественным Мраковластом и его злым посланцем Трансформером. Этот мир для Темы реальней любой реальности, во всяком случае, того мирка, где его суматошная мама пытается устроить личную жизнь с мудилой из инвестиционного банка, а продвинутая бабушка не сильно за сорок жарит на лэптопе и все знает лучше других, на то она и блондинка. В чудной женской компании нет места папе-осетину Зауру, потому что с Теминой мамой он давно расстался, даже если когда-то и сходился, и сейчас служит далеко-далеко — в миротворческих силах, базирующихся близ Цхинвала. Значит, ему, удаленному, самое место в настоящей Теминой реальности, где он и пребывает под видом Доброго Робота, а Тема там, само собой, Космобой.
На съемках фильма Август. Восьмого. Реж. Джаник Файзиев, 2012
Чтобы сразу установить и закрепить правила игры, режиссер в начале фильма довольно щедро и в ущерб ритму втягивает зрителей в виртуальное приключение. Компьютерные войны людей и роботов выполнены в «Августе», надо признать, на очень приличном уровне: сразу видно, что не в соседнем подвале на коленках рисовали. Взрослая работа и дорогая, без вариантов. Ну, это понятно: технологическая статья расходов уж точно не подлежала экономии — даже если для других статей она и была актуальна, что тоже вряд ли. Технология тут главная защитница авторской стратегии — как великан Добрый Робот для малыша Космобоя. Только убедительный вымышленный мир способен предоставить сомнительным идеям шанс проскочить в головы людей, восприимчмвых к визуальности и глуховатых ко всему остальному, и не выскочить с позором обратно.
«Он придумал себе роботов, чтобы защититься от этого мира….» —бормочет прозревшая мама, преодолевая последние километры пути к раненому сыну. Ясно, что автор придумал себе «роботов» с теми же оборонительными целями. «Роботы» защищают его от нападок радетелей документальной правды и от притязаний домогающихся заказчиков. От тех и других он прячется внутри своей игры. Он маленький мальчик, и этого достаточно, чтобы перекодировать драму в компьютерную стрелялку.
Тоскующему по отцовскому плечу мальчику взрослый автор в порыве откровенности делегирует собственную тоску по старшей силе: в финале счастливо спасенный Тема проникается особым доверием к мужественному и доброму камуфляжному Лехе — утыкается в него и заявляет маме: «Он крутой!» А еще мальчик — сомневаюсь, что на то была сознательная авторская воля — сигнализирует о пацанских комплексах родной власти, сыгравших в августовских событиях одну из ключевых ролей.
