«Дуэлянт»: Нарцисский Петербург
В доведенный до совершенного фантазма Санкт-Петербург (мокро, пусто, на костях стоит) прибывает темный фаустианец с чёртом-немцем на закорках. Взгляд — гробовой, зовут Яковлевым. По документам — вроде отставник геройского гарнизона адмирала Максутова, но бумаги чужие, и ведет себя некрасиво. Под дорогой сорочкой — туземная татуировка в полспины, крови не боится, стреляет как Сильвио, да только за чужую честь и большие деньги. Барыши складывает котлетами за пазуху, а затем фарширует ими государевых аппаратчиков. Чиновники обещают помочь, но сами в смятении: купюры Яковлев хочет обменять на нечто не вполне материальное — поруганную честь дворянина. Когда-то его оболгали, прогнали через шпицрутены под Трубецким бастионом, потом сослали на Алеутские острова, а он там встретил туземцев, смерть попрал и через Висбаден —обратно к Неве. Дела делать, пулей гвозди заколачивать, судьбу орлянкой проверять. Месту — месть. Животу — могила.
«Дуэлянт», конечно, не «Граф Монте-Кристо», но позднеромантический надрыв с элементами мелодрамы в нем слышен вполне отчетливо. Над главным героем висит суровое-суровое проклятие, которое с демоническим огоньком в глазах и початой бутылкой в руках играет Пётр Фёдоров (нижними ракурсами ему помогает оператор Максим Осадчий). Постановочный цех талантливо усугубляет пафос ладными костюмами, благородной патиной, красиво загубленными полами и шелушащимися стенами. Петербургская обреченность дана с размахом: хляби, грязи, всякие архитектурные кунштюки. Над Зимней канавкой, кажется, взгромоздились стапели нью-йоркского метро, к Исаакию тянет лапу ЗСД времен просвещенного царизма; сразу видно, долгострой. Особое впечатление создает преображенный Эрмитаж, в котором устраивает приемы антагонист Яковлева, сыгранный Владимиром Машковым граф Беклемишев: снаружи атланты громоздятся друг на друга, внутри — ну, чисто, рейхсканцелярия (если бы ее строил Мориц Эшер). И вот уже кажется, что из-за экрана рванет Игорь Корнелюк с незабвенным «Ночь и тишина, данная навек. Дождь, а может быть, падает снег…», но тут брутальную романтику картины спасает симфонический саундтрек другого Игоря — Вдовина.
Когда я читаю рецензии на фильм «Дуэлянт», то не понимаю, смотрели мы с коллегами один и тот же фильм, или все-таки нет. И это не укор умным людям с хорошим вкусом и внятными аргументами, просто констатация факта. Один критик убедительно агитирует за некое большое кино, которое должно своей энергией победить предубеждение зрителей и продюсеров, предложив какой-то новый рецепт успеха местному коммерческому кинематографу. Другой рассказывает о новой работе самобытного русского автора, для солидности привлекая в свидетели дух Алексея Балабанова. Третий вполне аргументировано считает картину вторичной (по отношению к международным образцам) костюмной драмой с допотопной моралью и рядом сцен сомнительной художественной ценности.
Признаться, всё это правда. Нашему коммерческому кино, действительно, нужны какие-то успехи помимо утомительной фабрики Лебедева и шуток Крыжовникова. (На подходе «Ледокол» в постановке Николая Хомерики, а потом и «Салют-7», который не в последнюю очередь связан с именем Бакура Бакурадзе). Так что «Дуэлянт» — большая проверка нашего зрителя на вшивость, под лаком бюджета — узнаваемое кино Алексея Мизгирёва. Сценарий изобилует лапидарными мотто (впопад и невпопад) и героями, которые, соревнуясь в крутизне, по-звериному ищут свое место в пищевой цепочке. Сам дуэлянт вполне мог вытащить из кармана золотую зажигалку «Б.О.Г.» («Был осужден государством», как в «Бубне, барабане»). И тут самое время высказать своё робкое сомнение в правильности выбранной стратегии: не отдает ли происходящее на экране абсурдом? Все-таки раньше понятиям у Мизгирёва учили в ментовке, теперь — в офицерском собрании.
«Дуэлянт» при всей своей старательной коммерческой сделанности — фильм-оксюморон. Художник-постановщик ищет реальные «кюхенрейтеры», но режиссер не снисходит до того, чтобы показать зрителям, как их на самом деле заряжали. Пиф-паф, уноси готовенького. В реальном Петербурге для съемок затапливают улицы и гоняют массовку, но киноэкран набухает крупными планами. Подробностей не различить. Вообще, трудно понять, зачем взялись именно за 1860-е годы, если недосуг портретировать и детализировать эту мощную эпоху. Время бомбистов и самоубийц, подпольных студенческих кружков и великих реформ, общественного бурления, грандиозных научных открытий и самых широких кринолинов получилось на экране таким аскетично-худосочным, что устанешь перечислять упущенные возможности. Если уж так важны были только дуэли, не было бы логичней окунуться в консервативную эпоху Александра III, который был так озабочен престижем своей армии, что узаконил поединки чести среди офицерства. Закрываю глаза, вижу титр «При поддержке Министерства обороны РФ». Примерно из этого же времени, на полвека позже, и дуэльный кодекс, процитированный в самом начале фильма. А можно было бы замахнуться и на начало столетия, хотя бы на Федора Ивановича Толстого, убившего в поединках с дюжину человек, путешествовавшего в Америку, воевавшего, женившегося на цыганке. Да мало ли на кого еще. Но «Дуэлянту» не до возможностей и деталей, он сосредоточен на себе. Это уже не авторский пафос, не грозные предъявы, которые кидали миру прошлые герои Мизгирёва, а скорее подростковый нарциссизм. Фильм настолько упоен собой, что гоняется за публикой с шестизарядником и криками: «Мне нельзя говорить нет! Голова или живот? Испытай в IMAX!»
Хорошо-хорошо, милый, но только купи мне сначала поп-корн. Я девушка порядочная.
