«Родина слоников»: Денискины рассказы
«Родина слоников». Денис Горелов. Издательство «Флюид». 2018.
Веселится и ликует весь народ.
У Дениса Горелова вышла книжка. Да какая книжка! Маленькая, красная, крепкая, крученая, как свиные хвостики. И хочется даже написать: «Кто такой Денис Горелов, объяснять, кажется, не надо». Но нет, именно что надо. Автор «Сеанса», «Искусства кино», «Столицы», огненного цикла «Последний ряд» в журнале Empire. Да и те, чья юность проходила в обнимку с антологией «Афиши» о лучших фильмах на свете, вряд ли забудут его тексты. Да и как забудешь: «…Старинный букварь детских, шершавых в употреблении понятий <…> Длинные тени на зябком утреннем солнце, дым горелой листвы, куранты, пятера с балкона» (про «Заставу Ильича»)? Или: «низкий свет и гур-гур джаз клубов», «любимые города всего мира бок о бок стоят на часах вдоль одной предлинной набережной»? Этот текст про «Манхэттен» кружит голову больше, чем сам фильм Вуди Аллена. Или: «Гулкий мах буденовских лав, тройное самоубийство командиров, положение павшего в шар земной, зябкий и поганый сон главкома над неутешной картой…» (о «Беге»). В каком синефильском сне может присниться такая горючая, адская строчка?
Лирическое отступление номер один. В институте у нас был американский преподаватель, историк по фамилии Вест, как будто нарочно взятой из фильма Льва Кулешова. Отвечая на вопрос, с чего началось его увлечение русской темой, он вспоминал визит Хрущева в Америку, эйфорию 1960-х, коньяк с Бродским в гостинице «Украина», и наконец признавался: «Labour of love! Для меня это labour of love». Точно такому же бескорыстному труду любви посвятил себя и автор Горелов. С демонстративным презрением к современному репертуарному кино. Хотя, в безвременно почившем журнале «Русская жизнь» можно найти его тексты про «Бумажного солдата», «Обитаемый остров», «Морфий» и даже «Все умрут, а я останусь». Но славу отечественного кино составили, как говорится, не эти фильмы. И не эти тексты. Всю свою звонкую силу поэта Горелов отдал атакующему классу — советскому кинематографу. И книжка в 400 страниц — развернутое признание в любви атлантиде советского кино. Вспоминается незабвенное: «То, без чего нас трудно представить, еще труднее — понять». Недаром Горелов трудился в команде сценаристов «Намедни».
Денис Горелов
Тексты Горелова — немножко уходящая натура, так сейчас уже не пишут. И сам автор отдает себе в этом отчет: «Археологи с их пылевыми кисточками кажутся нормальному человеку такими же почтенными безумцами, как и автор данной книжки». Тексты эти — в первую голову пример отличной русской прозы. Помните мандельштамовское: «В этой вещи я очень скромными средствами, при помощи буквы „ща“ и еще кое-чего сделал материально кусок золота»? Примерно вот так трудится и Горелов. Даже самый, на первый взгляд, непритязательный фильм обретает прибавочную стоимость.
Киноведение ведь подчас ложно понимается как скучная наука, пишущий препарирует нежное тело фильма как разноцветную бабочку, и вся магия, очарование улетучиваются. Не то у Горелова. Его киноведение — веселая наука. Любое кино, о котором он пишет, хочется смотреть. Красота в глазах смотрящего? Красота в глазах Горелова.
Стоит сказать немного о структуре книги: она начинается с фильма «Октябрь» и заканчивается фильмом «Дом под звездным небом», но фильмов Алексея Германа, Киры Муратовой, Александра Сокурова вы тут не найдете, от Тарковского осталось только «Иваново детство», книга, как улица в известном фильме, полна неожиданностей. Фильм «Вратарь» соседствует с фильмом «Летят журавли», «Строится мост» — с «Бриллиантовой рукой», а «Баламут» — с фильмом «Москва слезам не верит». Прокатные хиты плечом к плечу с фильмами, которые были сняты для ТВ, и это соседство порождает не только остроумное поэтическое высказывание, но и социологический комментарий. Ведь это только кажется, что автор рассказывает про кино.
Жанр книги точнее всего было бы определить как «путеводитель». И в лучшие свои моменты она напоминает то ли «Культуру два» Владимира Паперного, то ли «60-е. Мир советского человека» Вайля и Гениса. В несколько строк здесь умещается дух послевоенной страны: «В отличие от мирового, офисно-постиндустриального, советский феминизм естественным порядком взошел на селе, где от мужика остались одни дырявые портки, в которых при желании можно было сыскать щуплого кобенистого выпивоху, инвалида двух войн, лягнутого напоследок жеребой кобылой. Не зная слова „бронь“, деревня исправно кормила мужичьем государевы да отечественные кампании и к середине века подыссякла совсем» (о фильме «Простая история» Ю. Егорова, 1960); или хрущевской оттепели: «Хрущевская Россия была едина. Общие фильмы, почти общие книги, близкие темы и выставки, одинаково некачественный родной ширпотреб, последнее уважение к образованным» (о фильме «Молодые» Н. Москаленко,1971); или брежневского застоя: «К 75-му уже две трети российского населения проживало в городах, тогда как в 56-м — только половина. „Ножницы“ составляли десятки миллионов новеньких, вяжущих галстук толстым бычьим узлом, считающих подходящей прозодеждой сапоги, а нарядной — кожаную шляпу» (о фильме «Афоне» Г. Данелия, 1975).
Кажущаяся фамильярность — от нежности: «Не в стройбате, бакланы, в строительных войсках!», «Не парьтесь, буржуины, богатыри не вы». Той нежности, которая не всегда была очевидна людям, оставлявшим наивные комментарии под колонками Горелова на сайте «Комсомольской правды». Тексты Горелова — поэзия абсолютного толка, по страшной стремительной концентрации смыслов. Здесь на одной странице впроброс, но не впросак: про Бергмана и про нуар, про французский «поляр», про мультфильм «Ореховый прутик» и книги Эно Рауда и Хельо Мянда.
Здесь дичь, морок, луна-парк. Здесь «танго-дьяболо с перцем динамит» и «люля-боевики бомбейских студий», пехотные комбаты и свирепые командармы, одинокие женщины, желающие познакомиться, будущие зимние вишни. А эти примечания сладкие, как болгарский перец! «В. А. Кочетов — главный редактор журнала „Октябрь“, вождь мракобесов и неосталинистов 50-60-х, автор сценария фильма „Большая семья“». Или: «Фильм „Скворец и Лира“ (1974) с 72-летней Орловой в роли 25-летней, потом 40-летней, потом 50-летней разведчицы был запрещен кинокомитетом за глупость и ныне доступен только в сети». А неожиданное и неизбежное сравнение Обломова в фильме Михалкова с ежиком, который в тумане! «Блуждает в потемках, вздыхает и выше вышнего любит шорох листвы, треск сучьев, дальнюю, едва слышную музыку и суетню своего энергичного друга медвежонка».
Умри, Денис, лучше не напишешь!
