Канны
Андрей Карташов
Андрей Карташов

Канны-2016: «Водолей», кино критика


Водолей. Реж. Клебер Мендонса Фильо, 2016

А.К.: «Водолей» — самая скромная премьера каннского конкурса: режиссер из Бразилии, это всего вторая его работа, актуальных звезд нет, хотя в главной роли играет Соня Брага, которая была популярна в 1980-е. И пока что это самая синефильская картина в основной программе. Не в последнюю очередь потому, что режиссер Клебер Мендонса Фильо — кинокритик, и ты, кажется, даже знаком с ним именно в этом качестве. Мне кажется, по фильму заметно, что он снят человеком, искушенным именно в критике. Ты согласен?

Б.Н.: Да, определенно. Есть что-то приятное в том, что человек, с которым мы много лет стояли здесь в очередях на фильмы, теперь сам показывает в конкурсе свое кино, и мне даже не хватило места на первом показе. Только я бы разделил понятия «синефильского» и «снятого кинокритиком». Я не могу назвать «Водолей» синефильским. И по сравнению с дебютом Фильо «Звук вокруг», высоко ценимым в определенных кругах (был в десятке лучших картин за год в журнале Cinema Scope), кинокритического стало гораздо меньше, чему я лично очень рад. Теперь нужно понять, что мы с тобой понимаем под этим определением. Я — в первую очередь тщательно сконструированную, строгую форму, которая в его первой картине меня душила. «Водолей» более открытый, менее рассудочный. Возможно, благодаря Соне Браге.

А.К.: Под «синефильским» я имею в виду примерно то же — формальный классицизм, олдскульность. Знаешь, я вот каждый день добросовестно смотрю по два фильма в программе «Особый взгляд», и там почти всё — психологические драмы на современном материале, снятые в телевизионной эстетике, типичной для сегодняшнего фестивального кино средней руки. На этом утомительном фоне «Водолей» смотреть очень приятно. Отчасти я сейчас воспроизвожу свои впечатления от начала фильма: мне казалось, что это будет кино о кино. В первой главе выясняется, что главная героиня Клара — музыкальный критик, и молодая журналистка в интервью задает ей вопрос о цифровых и аналоговых носителях. К счастью, дальше оказывается, что проблематика фильма все-таки шире.

Б.Н.: Фильм открывается прологом, действие которого происходит в 1980 году. Дети читают поздравительную речь на семидесятилетие ее тети. Из ее жизни, по их словам, могли бы получиться книга, музыкальный альбом и фильм. Для меня это лучшее определение «Водолея». Мендонса Фильо говорит, что фильм родился из идеи об архиве в самом широком понимании этого слова. У него все тонко переплетено: музыка (винил vs mp3), личный опыт старения, человеческое общение (Клара просит детей звонить, а не писать сообщения), наконец, дом, из которого ее пытаются выселить девелоперы. Последнее и является двигателем фильма. Дом подарил ему заголовок: здание, где Клара прожила огромную часть жизни, называется «Водолей». На его месте собираются возвести высотный «Новый Водолей» (изначально проект назывался Atlantic Plaza Residence). Меня восхищает, как тонко Мендонса Фильо все это собирает, не впадая в ложную ностальгию или банальные сантименты.

А.К.: Да. «Водолей» устроен интереснее и умнее: речь идет не о ностальгии, а о чувстве истории. За виниловой пластинкой Джона Леннона Double Fantasy, которую Клара купила на развале, есть история, у mp3-файла ее нет. Кстати, альбом записан в том же 1980-м, о чем она сама рассказывает в интервью.

Б.Н.: И мы вместе с ней вспоминаем, что это был за год для нее. Самый сложный в жизни их семьи.

А.К.: Это то, что Беньямин называл аурой. Пластинка потрескивает, ее заедает — в этом есть ощущение подлинности. И это исчезает в новейшую эпоху, когда объекты становятся взаимозаменяемыми, устаревают. То же касается и дома — вообще, идея того, что у дома есть срок годности, появилась в двадцатом веке. Люди из строительной компании, друзья, даже дети Клары не понимают, почему она не хочет продавать квартиру. Но ведь пространства хранят память. Мендонса Фильо подчеркивает непрерывность истории дома, связывая пролог и разворачивающееся в современности основное действие звучанием одной и той же пластинки. Хотя у меня до конца оставалось легкое ощущение, что режиссер ворчит.

Б.Н.: И все же это не режиссер ворчит, а Клара не хочет уезжать из родной квартиры, что естественно. Упоминавшееся тобой интервью выходит с выносом «Я люблю mp3». И дело не в том, что слова выдернули из контекста и полностью перевернули смысл. Сама цифровая музыка ее вовсе не раздражает: вспомни, она же с удовольствием ее слушает с племянником в автомобиле, он скидывает ей новые записи на флэшку. Ее раздражает неумение других понять и услышать! В «Водолее» чаще прочих произносится слово «достоинство», и это то последнее, за что она сражается. А люди, пришедшие сносить ее дом, в свою очередь движимы исключительно бизнес-логикой. Ведь не может простаивать дорогая земля и все тут. К слову, если уж мы заговорили о цифре и аналоге, тот факт, что мы перестали смотреть кино на 35мм — насилие, исходящее исключительно от индустрии. Об этом договорились финансовые магнаты, и это изменило нашу повседневную жизнь.

А.К.: Вопрос об индустрии в связи с форматом кинопоказа — дискуссионный, я предлагаю сейчас не сосредотачиваться на этой больной теме. Но врожденная агрессивность индустрии сомнений не вызывает.

Б.Н.: И то же происходит с городом Ресифи, откуда родом режиссер и которому он посвящает уже вторую картину. Это старинный город с почтенной историей, подвергающийся уничтожению. К разговору об архивах: «Водолей» открывается старыми фотографиями Ресифи. Это второй в Канне фильм о городе — после «Патерсона» Джима Джармуша.

А.К.: Фильо вносит и еще одно важное измерение в городскую тему: город — это люди. В элегическом прологе мы видим город 1980 года как сообщество, что подчеркивается самой ситуацией: празднеством с участием нескольких поколений семьи, с друзьями, соседями. Этой коллективной чувственности уже нет в основной части картины. Все, кроме Клары, съехали, дом опустел, превратился в призрак (там так и говорят — «дом-призрак»), — при этом она начала запирать на ночь двери и закрывать окна.

Б.Н.: Сцена семейного праздника — моя любимая в фильме. Я вспоминал, как Джеймс Грэй в «Ярдах» потрясающе ставил такие коллективные сцены. Это самое сложное в кино: воссоздать групповую динамику, напряжение между людьми, взаимные обиды и в то же время безграничную нежность. Чуть в сторону: выходит, что семья и приносимые ей раны, — мотив, связующий почти все фильмы в Канне в этом году. Марен Аде, Кристи Пую, Марко Беллоккио, Брюно Дюмон, Алехандро Ходоровский, Педро Альмодовар… И Фильо не теряется на таком фоне, даже наоборот.

Так вот, семья собирается на семидесятилетнем юбилее тети Клары. Та явно говорит вещи, приятные не всем собравшимся, в частности, вспоминает женатого любовника. Но и сама Клара приходит с опозданием. Мне нравится, сколько в «Водолее» продуманных недоговоренностей, постоянно намекающих на более сложную картину взаимоотношений, чем мы видим в фильме. Заметь, что по-настоящему доверительные отношения у Клары с племянником, а не с детьми. Они в ходе семейной ссоры вовсе вспоминают, как она их оставила на два года, пока писала книгу. И, если вернуться к твоим словам об ушедшей коллективной чувственности, я не до конца согласен. В современной части есть прямая рифма — день рождения служанки Клары, проработавшей у нее 19 лет; она не менее теплая.

А.К.: Да, но это совершенно другое сообщество. Герои идут на этот праздник по пляжу, и Клара объясняет: фешенебельный район остается за спиной, а они направляются в бедный. В нем еще сохраняется такой тип отношений.

Водолей. Реж. Клебер Мендонса Фильо, 2016

Б.Н.: Так Мендонса Фильо сложно выстраивает не только семейные связи, но и социальные. И нам, увы, далеко не все понятно. Мы видим, насколько бразильское общество сложное и как много в нем внутреннего напряжения (в том числе и расового, о чем не раз заходит речь). Служанка мне кажется ключевым персонажем в этом смысле. С одной стороны, она почти что член семьи, единственный постоянный спутник Клары. Но вспомни гениальную сцену, где Клара вместе с детьми рассматривает старые семейные снимки. Служанка приносит фотографию не так давно погибшего сына. По комнате моментально проходит холод, у всех делается сдержанно недоуменное выражение лица. А лицо служанки даже не попадает в кадр. Невидимая стена между ними прочна.

А.К.: Мне кажется, стоит поговорить о главной героине. Ее играет бразильская дива Соня Брага, и это очень выигрышная роль — героине за шестьдесят, она пережила мужа и победила рак, и до сих пор сохраняет и чувственность, и силу, с которой мало кто может бороться. Я был уверен, что это бенефис и роль написана специально для Браги, но Фильо говорит, что это не так.

Б.Н.: Рак и водолей. Не так уж и важно, как писался фильм, если без Браги он теперь не представим. Я не помню, есть ли в «Водолее» хотя бы одна сцена без нее? Перед нами представитель почтенного жанра — посвящение актрисе, вокруг которой существует целый миф, но сама она давно пропала с радаров. Фильо ее вернул. Кроме того, она была секс-символом, и мне кажется очень тонким и в то же время смелым то, как Фильо показывает секс. Мы знаем, что Бразилия — страна раскрепощенная, но героине 65 лет, и кинематограф обыкновенно страшится секса немолодых людей. Первая откровенная сцена, кстати, — воспоминания той семидесятилетней героини в прологе. Пока семья читает ее биографию — личную историю, переплетенную с историей страны, — она вспоминает куннилингус. Плюс Клара лишилась после операции одной груди. И мне кажется, что то социальное напряжение, на котором выстроен фильм, тоже имеет странный сексуальный подтекст… Молодой девелопер, для которого «Новый Водолей» — первый проект, ради которого он готов на все, принципиально обращается к ней по имени, без уважительного «дона». И после обмена с ним взглядами она решается вызвать любовника за деньги.

А.К.: Это он в Америке понабрался. Хотя, пожалуй, высотные здания, которые окружают двухэтажный дом Клары, действительно вызывают фаллические ассоциации… Если серьезно, то неслучайно в «Водолее» присутствуют разные формы сексуальных отношений — брак и деторождение, тайная страсть, любовь за деньги, случайный секс; гетеро- и гомосексуальность. Секс принципиально важен для фильма. Во-первых, это штрих к образу Клары, мы понимаем, что в ней много жизненных сил, а значит и борьба за дом — не придурь (как считают многие персонажи), а еще одна точка их приложения. Во-вторых, и самому фильму в целом секс придает необходимую витальность, без которой «Водолей», пожалуй, стал бы гораздо менее живым, гораздо более теоретическим. У Фильо древо жизни зеленеет.

Б.Н.: А как ты понял названия трех глав фильма? «Волосы Клары», «Любовь Клары», «Рак Клары». Все они свидетельствуют о прошлом. Она появляется с короткой стрижкой, видимо, после химиотерапии. В части про любовь ее покупают за деньги. И рак позади. Правда, завезенная девелоперами колония термитов чем-то напоминает опухоль, вдруг появившуюся в умирающем здании.

А.К.: В главе про любовь она еще пытается переспать с мужчиной в клубе, но не получается. Любви нет; в названиях всех глав — то, чего уже нет. Но остается память и, как ты совершенно справедливо говоришь, свидетельство — как операционный шрам, как остриженные волосы, как газетная заметка, вложенная в конверт с пластинкой. Так же и в первой сцене, о которой мы уже говорили, шкаф в гостиной становится печеньем «мадлен», триггером эротического флэшбека.

Б.Н.: Еще одно болезненное свидетельство из прошлого — встреча с сыном соседей, который вырос на глазах у Клары и играл с ее детьми. Его семья по требованию девелоперов давно съехала из здания и, видимо, теряет из-за упрямства Клары какую-то часть компенсации, раз строительство подвисло. «Вы знали меня ребенком, но не знаете меня взрослым», — произносит он. Это прямая угроза. В «Водолее» — этом размеренном, просчитанном и слегка отстраненном фильме — много скрытого, тихо набухающего насилия. Остается в очередной раз пожаловаться на то, что никто не хочет и не может снять такое кино про современную Россию. Впрочем, в Москве Клару бы просто убили.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить