Шахматная горячка
Эндрю Бужальски
— Поздравляю с призом Альфреда Слоуна! В программе Sundance, как вам наверняка известно, очень много фильмов, связанных с наукой. Как вы относитесь к новым технологиям?
Считаю ли я технологию злом? Как ни странно в последнее время я живу в относительном мире с идеей научного прогресса. Да, я не самый технологически подкованный режиссер. Если вы посмотрите на мой телефон (достает старую nokia), то поймете с каким презрением ко мне относится большая часть человечества. Первые три фильма я снимал на 16 мм, монтировал в линейной монтажной. Но даже мне не удается полностью избавиться от технологий. Мы окружены всякого рода устройствами, это такая же данность, как то, что мы живем в домах, а не на улице. Измерить степень проникновения технологии в нашу жизнь уже совершенно невозможно.
— Мне просто кажется, в последнем фильме вы много иронизируете над рационалистами…
Сначала иронизировал. Когда я начал работать над «Компьютерными шахматами», я довольно скептически относился к технологиям вообще и к идее обучения компьютера шахматам в частности. Зачем мы учим компьютер играть в шахматы? Разве присутствие четкой системы не отнимает весь смысл и прелесть игры? Вообще-то я до сих пор так считаю, но мне стала понятна и позиция программистов компьютерных шахмат. В ходе работы мне как бы открылась странная красота их замысла. В любой одержимости есть своя интеллектуальная красота. Сама идея на первый взгляд кажется совершенно нелогичной и бесчеловечной, но упрямое стремление познать неизвестное — качество, присущее человеческой душе.
— История «Шахмат» достаточно нестандартная и сложная для инвесторов. Как вы искали финансирование?
Мы пользовались самыми разными источниками, включая краудфандинг. Нам почти никто не помогал в съемках, но, сейчас уже кажется (хотя не хочется говорить заранее), мы достигли договоренности с одним большим инвестором, и фильм не потеряет деньги. В ходе съемок я ничего не получил от студий, хотя ходил на поклон довольно часто. Мои беседы с голливудскими спонсорами носили характер психоанализа: я приходил, рассказывал о своих проблемах, они молча слушали и кивали.
— А вы в шахматы вообще играете?
Хм… и от этого вопроса мне тоже становилось плохо в кабинетах у инвесторов. На самом деле, я играл в детстве и пронес эту любовь через всю жизнь. Я люблю читать про шахматы, дружу с шахматистами, вообще ценю шахматистов. В остальном — у нас были консультанты-программисты, консультанты-шахматисты. Сложно сказать, почему я решил сделать об этом фильм. Шахматы достаточно абстрактная игра и в какой-то мере мое отношение к ним тоже крайне абстрактное.
Компьютерные шахматы. Реж. Эндрю Бужальски, 2013
— У вас интересный состав актеров: и профессионалы, и непрофессионалы… Расскажите поподробнее, с кем вы работали?
У нас получилась эклектичная команда. Я этому очень рад. На этом проекте работал Вайли Виггинс, который много работал с Линклейтером. Он мой близкий друг. Вайли — технарь и компьютерщик, он может часами сидеть напротив монитора, так что на свою роль он безоговорочно подходил. Патрик Ристер — главный герой, Питер — монтажер. Робин Шоц — единственная девушка шахматист, тоже монтажер. А монтажер в чем-то и есть программист киноиндустрии. Джеральд Перри, который играет доктора Честертона, на самом деле профессор Чикагского университета, факультета вычислительной техники. Джеймс Карри вмести с Вайли разрабатывает несколько компьютерных игр.
— Вы упомянули Виггинса, но многие другие актеры тоже пришли из фильмов Линклейтера. Вы хорошо знакомы?
Остин — город маленький, еще меньше Бостона, откуда я приехал. Так что мы с Линклейтером часто видимся. Он оказывал бесконечное количество помощи остинским режиссерам. Мы не то чтобы близкие друзья, но пересекаемся.
— Как вы попали в Остин, и как там выживают режиссеры?
Я жил в Остине еще в студенческие годы, потом я поехал туда через пять или шесть лет снимать фильм «Пчелиный воск». На съемках я познакомился с девушкой, которая впоследствии стала моей женой, родила мне ребенка и теперь, как приличный человек, я не могу жить где-либо кроме Остина. Вообще, я благодарен судьбе, что моя девушка из Остина. Она ведь могла бы быть и из Алабама-сити. А в Остине есть большая киношкола, кинофестиваль «На Юг, через юго-запад», Линклейтер опять же.
Компьютерные шахматы. Реж. Эндрю Бужальски, 2013
— Вам явно очень импонирует ретро-эстетика. Даже ваш цифровой фильм снят на самое древнее из до сих пор существующих цифровых устройств — PortaPak. Неужели современная техника абсолютно для вас не пригодна?
Нет, конечно. Просто выбор техники зависит от сюжета. В мире есть история для любого записывающего устройства, которое именно для этой темы будет идеальным. История, рассказанная в моем последнем фильме происходит в конце
— Ваши фильмы вне зависимости от выбора техники объединяет нечленораздельность, с которой объясняются герои. Вы сами этим вроде бы не страдаете…
Наверное, логичный момент для того, чтобы начать мямлить и перестать разговаривать предложениями. Ну… в смысле… мне не кажется, что мои герои выражаются как-то косноязычно. Скорее, их речь отличается от того, как разговаривают люди в кино. Я четко это понял, когда, занимаясь дистрибуцией одного из предыдущих фильмов, начал транскрибировать диалоги. Я мгновенно понял, насколько разговоры моих героев ничего не передают без картинки. И мне стало искренне жаль переводчиков. Но я не воспринимаю это как нечленораздельность. Просто немного другой ритм повествования.
В своей режиссуре я придаю огромное значение звуку. Изображение может быть очень-очень хаотичным, и зритель все равно будет нормально воспринимать такое повествование, но хаос в звуковой составляющей фильма часто непереносим. Мир звука должен быть целостным и последовательным. И для меня ритм речи в кино — это и есть музыка, которая позволяет понять сам фильм. Именно с этим связано то, почему я долго монтирую. Мне нужно обязательно соответствовать ритму. Как следствие в работе с актерами у меня есть четкое правило: если реплика звучит как написанный диалог, ее надо переделывать.
— Как вы переделываете? Что говорите актеру?
Ну, я стараюсь, например, запутать актера, что обычно легко. Например, можно в нужный момент сделать что-то неожиданное: попросить партнера выдать неожиданную фразу. Конечно, это не то чтобы мой основной метод. Иногда актерам удается кое-что объяснить напрямую. Красота кино в том, что всегда есть возможность сделать дубль.
«Компьютерные шахматы», кстати, были первым фильмом, где сценария не было. Герои должны были обсуждать такое количество неизвестных мне терминов, что я не мог написать сценарий. Вместо этого я предложил компьютерщикам, которые играли у меня в фильме, самим придумывать подходящие реплики. Я давал какую-то общую идею, и они переводили ее на язык высоких технологий.
Компьютерные шахматы. Реж. Эндрю Бужальски, 2013
— Как вы монтируете?
В первых двух фильмах я делал весь монтаж на Steinbeck. У меня от Steinbeck даже шрам на руке остался, как отметка боевая. Я работаю без черновых вариантов в цифре, без каких-либо уловок. Ровно так, как делался весь мировой кинематограф от «Гражданина Кейна» до «Звездных войн». Наше современное общество настолько зависимо от комфорта, что люди не представляют, как можно потратить на кино такое количество усилий. Теперь, правда, я женился и начинаю смотреть на мир более современным взглядом …
— Жена несовместима со Steinbeck?
Нет, почему же. Жена — тоже аналоговая штука. Но с появлением семьи, времени на все стало, разумеется, меньше. Хотя, вопреки распространенному мнению цифровой монтаж в каких-то вещах отнимает больше времени, чем традиционный. То бесконечное количество способов, которым можно все это скомпоновать… опции, опции. С пленкой мне было значительно проще принимать решения, я был гораздо более уверен в своем выборе. И так не только я. Так говорят очень многие опытные монтажеры.
— И все же, сколько времени занимает у вас монтаж на цифре и на пленке?
В моем случае пока одинаково — полтора года. Пленка минус жена и ребенок равно цифра плюс жена и ребенок. Очень многие режиссеры монтируют с нечеловеческой скоростью, чтобы успеть к фестивалю. На это у меня всегда был один ответ: люди, ну, вы же делаете кино для вечности! В этом году этим принципом несколько пришлось поступиться, больно уж на Sundance хотелось.
— Вы учились кино у Шанталь Акерман, Душана Макавеева и других известных режиссеров. Кто из них повлиял на вас больше всего?
Я бы не сказал, что мой стиль съемок похож на то, что снимали мои учителя. Я обожаю Шанталь. Не только как режиссера, но как очень умного человека, учителя. Она мне очень помогла, когда я учился в Гарварде.
— У «Компьютерных шахмат» светлое прокатное будущее?
Ну, не совсем. Серьезно затуманенное, я бы так сказал. Но шансы всегда есть, не правда ли?
Читайте также
-
Самурай в Петербурге — Роза Орынбасарова о «Жертве для императора»
-
«Если подумаешь об увиденном, то тут же забудешь» — Разговор с Геннадием Карюком
-
Денис Прытков: «Однажды рамок станет меньше»
-
Передать безвременье — Николай Ларионов о «Вечной зиме»
-
«Травма руководит, пока она невидима» — Александра Крецан о «Привет, пап!»
-
Юрий Норштейн: «Чувства начинают метаться. И умирают»