Жан-Клод Бриссо: Вспомнить свои прошлые жизни


Жан-Клод Бриссо

«Я люблю смотреть на звезды. Это одна из простых вещей, которая дает хотя бы слабое представление о бесконечности. И в то же время — немного великой поэзии», — произносит философ-призрак в «Интимных приключениях». Жан-Клод Бриссо разделяет с собственными героями тягу к непостижимому, страсть к точным наукам и любовь к литературе. Эти слова открывают дверь в его вселенную — мир святых бродяжек, благородных грабителей, роковых женщин, ведомых сверхъестественными силами серийных убийц, бросающих вызов смерти последователей Калигулы, наконец, ангелов и привидений, словно сошедших со страниц книг Виктора Гюго и неотступно следующих за персонажами Бриссо. Это фантаст и визионер, а точнее — духовидец, по ошибке отнесенный к эротоманам после снятой в двухтысячных трилогии о сексе («Тайные страсти» — «Ангелы возмездия» — «Интимные приключения»). Не случайно в его творчестве увидел столько родственного Апичатпонг Веерасетакул, вручивший «Девушке из ниоткуда» главную награду Локарно — «Золотого леопарда». Возможно, первая по-настоящему значимая награда выведет Бриссо за пределы той сумеречной зоны, где подчас оказывается заточен не поддающийся классификации талант.

Девушка возникает и впрямь из ниоткуда. Пожилой учитель математики Мишель, которого играет сам Бриссо, обнаруживает ее, избитую, у себя на пороге. Ей некуда идти, и она остается выздоравливать у него дома. Мишель давно на пенсии, никак не может забыть жену, умершую 29 лет назад, и в одиночестве пишет теоретический труд, призванный развенчать иллюзии, которые издавна подпитывают человечество: религию, политику, искусство. Девушка соглашается помочь в работе над книгой. Мишель мельком упоминает, что принимал участие в студенческих протестах мая 68-го — это тоже, видимо, поспособствовало разочарованию. И в то же время он много лет вел киноклуб, что свидетельствует о неравнодушии к миру иллюзий, врывающемуся в квартиру с появлением девушки. Из соседней комнаты все чаще раздаются странные звуки, и вскоре герою начинают мерещиться привидения. Например, то черное, что являлось за умирающей в «Селине», но передумало. Как в «Носферату»: «Стоило им перейти мост, как призраки не замедлили явиться».

Девушка из ниоткуда&raquo. Реж. Жан-Клод Бриссо, 2012

Книжные полки в квартире заставлены фильмами Хичкока — ролевой модели Бриссо, всю жизнь мечтавшего снимать большое кино. Он пытался запуститься с масштабными проектами о Средневековье или войне в Индокитае, но после съемок «Тайных страстей», закончившихся для режиссера судебным скандалом и осуждением на год условно, убранство его фильмов становится все скромнее, лишь изредка напоминая об оперной пышности «Черного ангела». Зато Бриссо никогда не ограничивал в фантазиях своих персонажей, грезивших о Древнем Египте, прошлых жизнях или даже похищении солнца (Кристоф из «Тайных страстей» словно вышел из пьесы Альбера Камю). С самого начала он был верен «академическому» — вертикальному — aspect ratio, позволявшему снимать небо над головой, бегущие облака и небесные тела. Начиная с «Белой свадьбы» — и особенно в «Селине» — пейзаж в его фильмах исполняет особую роль, вводя дополнительное пантеистическое измерение. В этих картинах принципиальным визуальным приемом становится дальний план — на фоне природы не разглядеть персонажей. Бриссо словно подчеркивает потерянность отдельного человека в бескрайнем мире.

«Девушка из ниоткуда» — первый фильм, который Бриссо снял на цифру, к тому же почти не выходя из собственной квартиры. Так устроен мир сегодня: пример Поля Веккиали, вынужденно перешедшего на съемки «домашнего кино», ограниченного пределами режиссерского жилища, окончательно опроверг миф о щедрой французской системе поддержки кинематографа. Впрочем, уже и null работает на принципах самоокупаемости, используя домашнюю библиотеку в качестве съемочной площадки (см. «Между»). Теперь самым смелым и оригинальным авторам остается рассчитывать только на самих себя.

Последовательно снимавший широкие просторы Бриссо сегодня замкнут в четырех стенах, и о его истинном — почти голливудском — призвании напоминает разве что полотнище со звездами, которое он — словно фокусник в изгнании или артист передвижного цирка — перемещает в качестве элемента декора из фильма в фильма (см. нарисованные звезды в «Ангелах возмездия», «Интимных приключениях» и «Девушке из ниоткуда»). Вместе с ними блуждают по всем его картинам одни и те же ангелы — с подобной настойчивостью во французском кино только Адольфо Арьетта снимал актеров с бутафорскими крыльями. Правда, Арьетта всем обязан Кокто, а у Бриссо его след мне удалось обнаружить лишь однажды — в «Шуме и ярости» на доске нарисованы его знаменитые голуби. Вообще же ангелическое начало у Бриссо происходит из Гюго. На страсть ко всему фантазийному указывает и название его кинокомпании — «Алая колдунья».

Девушка из ниоткуда&raquo. Реж. Жан-Клод Бриссо, 2012

Что может сделать режиссер, имея в своем распоряжении самый минимум — лишь небольшую камеру, хорошо знакомое личное пространство и непрофессиональную актрису? Гордо снимать настоящее кино, словно и не существует никаких ограничений. Тот же ответ дал в прошлом году Джафар Панахи своим потрясающим «Это не фильмом». Бриссо выстраивает повествование небесной красоты и нежности, обнажая мельесовскую суть природы кино, которое прежде всего — иллюзия. Кому об этом знать, как не ему, сумевшему одной монтажной склейкой превратить канарейку в зловещего ястреба («Шум и ярость») и воссоздать в «Селине» тревожную атмосферу потустороннего мира. В основе иллюзионистского искусства всегда были самые простые и действенные приемы. Ведь и недавние кайданы Филиппа Гарреля («Граница рассвета») или Мануэля де Оливейры («Странный случай Анжелики»), к которым примыкает «Девушка из ниоткуда», создавались при помощи наивных и рукотворных спецэффектов.

Жан-Клода Бриссо привел в кинематограф Эрик Ромер, увидевший на фестивале любительских фильмов его снятый на 8-мм дебют. В восьмидесятых первыми проектами Бриссо занималась ромеровская компания Les films du losange, режиссеры обменивались актерами и участниками съемочной группы. Как и Ромер, Бриссо долгое время — двадцать лет — проработал учителем. Понятно, почему критик Луи Скореки назвал Бриссо одним из самых талантливых учеников Ромера (наряду с Люком Мулле): он тоже автор «нравоучительных историй» и в интервью не раз говорил о том, что в первую очередь занят размышлениями о фундаментальных понятиях добра, зла и закона. Но Ромер — аналитик, а отрицающий материалистическое восприятие мира Бриссо исследование человеческого поведения погружает в мистическую и потустороннюю среду: именно смесь рационализма с оккультизмом делает его картины такими странными.

Шум и ярость&raquo. Реж. Жан-Клод Бриссо, 1988

Бриссо преподавал французский язык в бедных пригородах Парижа. Из этого опыта происходит гротескный реализм его ранних работ, в которых о жестком социальном конфликте, в том числе в школьных стенах, рассказано задолго до «Увертки» Абделатифа Кешиша и «Класса» Лорана Канте. Само серое пространство, застроенное идентичными панельными домами с тонкими межквартирными перегородками, провоцирует стихийное насилие, чье эхо добирается и до «Девушки из ниоткуда», внося коррективы в развитие сюжета. В этих жестоких условиях первыми проводниками в другой мир оказываются книги и фильмы. Во многих картинах режиссера есть «педагогическая» сцена, где молодые герои познают жизнь, анализируя стихотворения Превера, Бодлера, Верлена. Именно в телевизионных — наиболее социальных — лентах Бриссо впервые заводит разговор о кинематографе как убежище: глава распавшейся семьи в «Тенях» в отчаянной последней попытке удержать жену предлагает пойти на последние деньги в кино. Сюрреализм его следующих фильмов высвечивает в искусстве более сложную функцию, нежели проявление эскапизма.

Звезды, поэзия и бесконечность. По Бриссо достижения науки не противоречат идее мистической наполненности мира. Уже в ранней «Жестокой игре» юной героине объясняют, как измерять расстояния между звездами. Протагонисты Бриссо чаще всего происходят из мира точных наук. Гениальный ученый, работающий над вакциной от рака («Жестокая игра»), учитель физики («Интимные приключения»), врач («Селина»), наконец, преподававший математику Мишель из «Девушки из ниоткуда». Для них всех научное знание вместе с вдохновением от искусства, мистическими озарениями и физическим экстазом лишь доказывает принципиальную непостижимость окружающего мира и ограниченность человеческих представлений о нем. Режиссер утверждает существование другого, ирреального, невидимого глазу мира. Вот почему ученый-маньяк считывает знаки, посланные ему богом, а рациональный Мишель, опровергающий в своем трактате иллюзии, вдруг решается на проведение спиритического сеанса.

Девушка из ниоткуда&raquo. Реж. Жан-Клод Бриссо, 2012

Герои «Девушки из ниоткуда» повторяют знаменитый опыт Виктора Гюго, утверждавшего, что ему удалось поговорить с духом погибшей дочери Леопольдины посредством столоверчения. Здесь же стол неожиданно взмывает в воздух и разбивается о шкаф, напоминая о левитации — еще одной повторяющейся фантазии Бриссо (вспомним «Селину» и «Интимные приключения»). Фильму предпослан эпиграф из посвященного Леопольдине стихотворения Гюго Veni, vidi, vixi: «Господи! Отвори мне врата ночи», — в сущности, синефильское заклинание. Бриссо не раз открывал свои картины цитатами — из Шекспира («Шум и ярость»), Элюара («Черный ангел»), Достоевского («Жестокая игра») — но важнее всего оказался Гюго, под знаком которого сняты все его фильмы.

Я видел ангела: возник он предо мною,
И буря на море сменилась тишиною,
И, словно онемев, гроза умчалась прочь…
«Зачем явился ты сюда в такую ночь?» —
Спросил я у него, и ангел мне ответил:
«Взять душу у тебя»…
И я тогда заметил,
Что был он женщиной, и страшно стало мне.
«Но ты ведь улетишь! — вскричал я в тишине.—
А с чем останусь я?» Он мне в ответ ни слова.
Померкли небеса. И вопрошал я снова:
«Куда с моей душой держать ты будешь путь?»
Он продолжал молчать… «Великодушен будь!
Скажи, ты жизнь иль смерть?» — воскликнул я, стеная,
И над моей душой сгустилась мгла ночная,
И ангел черным стал, но темный лик его
Прекрасен был, как день, как света торжество.
«Любовь я!» — он сказал, и за его плечами
Сквозь крылья видел я светил небесных пламя.

Шум и ярость&raquo. Реж. Жан-Клод Бриссо, 1988

Малышка Натали из агонизирующей семьи «крупноблочных людей» читала это стихотворение — «Видение» из сборника «Созерцания» (которому, кстати, Ромер посвятил документальный фильм) — в начале клаустрофобического шедевра Бриссо «Тени», его второй телевизионной работы. Можно сказать, что все дальнейшее творчество режиссера — вольная экранизация этих строк, и неудивительно, что отсылки к Гюго появятся еще не раз — и в «Селине», и в «Ангелах возмездия»; образы поэта стали движущей силой кинематографа Бриссо. Как и сюжет о мистическом контакте Гюго с призраком дочери, впервые возникший в «Тенях». Натали интересуется у своего отца: «Ты думаешь, что душа дочери, действительно, его навестила? Существуют ли духи на самом деле? Или Гюго просто придумал это, чтобы оживить ее заново?»

Этот вопрос Натали так и висел без ответа над всем творчеством Бриссо. Тридцать лет спустя в «Девушке из ниоткуда» он вернулся к нему, словно пересняв «Тени» — единственную свою картину, где действие вообще не выбиралось за пределы тесной квартиры. Мишель живет памятью о прошлом — умершей жене. Он разоблачает политику и искусство, но отдается на волю иллюзий, выдумав — и поверив — будто случайная гостья не что иное как реинкарнация его супруги. В тот момент, когда Мишель начинает высчитывать, сколько лет будет его новой подруге после его смерти и перевоплощения в другом теле, и понимает, что они теперь много жизней подряд не будут совпадать по возрасту, «Девушка из ниоткуда» делается горчайшей историей любви. И становится понятно, почему название отсылает к «Женщине из ниоткуда» — немой авангардной классике Луи Деллюка, одним из первых отобразившего в кино поэтическую логику работы памяти.

Девочка Натали в «Тенях» поставила и другой вопрос, преследовавший Бриссо из фильма в фильм. Она никак не могла понять смысл последних слов, которые герой романа Жоржа Бернаноса «Дневник сельского священника» произносит перед смертью: «Что с того? Все — благодать». Что это за благодать? Это переломная сцена для Бриссо, который завороженно запечатлевал процесс перехода из живого в мертвое, наблюдал умирание и внимательно вслушивался в предсмертные переживания персонажей, словно сопоставляя их с тем, что описал Бернанос. Даже в традиционной мелодраме «Белая свадьба» возникает этот мотив. Заморившая себя до смерти героиня Ванессы Паради оставляет своему возлюбленному послание о том, что мистический океан, который видела ее склонная к суициду мать, действительно существует. Для этой благодати Бриссо находил разные метафоры — океан, звезды, — и везде откликались эхом строки Бернаноса. Теперь в «Девушке из ниоткуда» Бриссо сам впервые снялся в главной роли и сыграл в финале эту сцену. Учитель математики Мишель мирно простился с жизнью. Что с того? Все — иллюзия.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: