«Бегущий по лезвию 2049»: Грустная пробежка
Прошло 30 лет. И в мире по мотивам Филипа Дика теперь чуть больше света — мутного белесого тумана, желтой пыли, поземки и пороши. Может, просто потому, что старый Декард (Харрисон Форд), который так любил фланировать по темным улицам с неоновыми лужами, размышляя «робот я или не робот?», наконец забился в щель. Время не стоит на месте, теперь его вахту «бегущего» несет стопроцентный репликант Кей (Райан Гослинг), а точнее Джо К., почти Йозеф К., как в «Процессе» Кафки. Мужчина с гладким выражением лица и без собственных воспоминаний, но с «Петей и волком» на рингтоне и чудной голографической секс-подружкой (тактильность теперь полностью вымещена визуальностью). У репликантов, которые за прошедшее время стали только выносливее и покорнее, много работы, много снов и мало хозяев; люди, кажется, вымирают, но все-таки продолжают выпиливать неблагонадежных «нексусов», которые возвращаются из далекого космоса пожить по-человечески, не заметив ни разорения корпорации Tyrell, ни того, что репликанты уже давно стали основным видом на планете.
Уроборос продолжает поедать самого себя. Это нормально.
Дени Вильнев не лишен чувства юмора. В свободное от работы время его главный герой, например, читает «Бледный огонь» Набокова, текст-комментарий. Таким же комментарием кажется и новый фильм. «Луна — это наглый вор, и свой бледный огонь она крадёт у солнца», — писал Шекспир. И, вживаясь в роль отражающего светила, Вильнев усердно отдает дань первоисточнику света. Начинает со сверхкрупного плана глазного яблока. Снова над громадными красивыми декорациями взмывают в небо полицейские «спиннеры», снова в кинотеатрах будут смеяться венгры. В кадре нового «Бегущего» звучит тот же придуманный Эдвардом Олмосом суржик, в котором смешались все слова мира, но венгерские отчего-то звучат смешнее прочих. Да что там! Фильм Вильнева стартует примерно так, как Хэмптон Фанчер планировал начать свою первую картину — это поймет каждый, кто в свое время был достаточно увлечен «Бегущим по лезвию», чтобы посмотреть хоть один документальный фильм о нем — с фермерского хозяйства и кипящей на плите кастрюльки. Имя актера-сценариста Фанчера, который хотел когда-то отправить Декарда работать в Москву (в кадре это желание обозначено приятной русскому глазу надписью «ЦЕЛИНА»), конечно, фигурирует в титрах сиквела, как и два печальных слова «Ридли Скотт». Уроборос продолжает поедать самого себя. Это нормально. Проблема в том, что помимо этого душераздирающего пищеварительного процесса наблюдать в фильме не за чем.
Два с половиной часа по гениально выстроенным кадрам с печальным лицом от одной улики к другой гуляет Райан Гослинг, «папирус» среди «комик санса». Его не зря считают важнейшей голливудской звездой современности — именно эту притворную мутную «современность» он прекрасно символизирует в «Бегущем». Расследование? Да не особо. Скорее, репликация путей-дорожек Декарда из 1982-го. В них, как теперь кажется, тоже было не очень-то много смысла, но была хотя бы хорошо считываемая крутизна неонуара, в тенях пряталось какое-то подобие тайны, к которой завороженно двигался каждый из героев (репликанты — к создателю, «блейдраннер» — к внезапной любви, девушка-робот — к осознанию самой себя). Постоянный соавтор вильнёвских фактур оператор Роджер Дикинс эти тени разгоняет.
Разросшись поясняющими короткометражками, фильм уже выбрался за пределы собственного метража.
Фильм застилает смог. Это туман многозначительности. За него отвечают слепой техно-миллиардер (Джаред Лето), философствующий в своих спа-апартаментах с таким жаром, что тошно стало бы и Сергею Минаеву. Или Робин Райт в роли полицейской начальницы, которая не очень понимает, что ей делать со своим подчиненным, который хочет стать настоящим мальчиком, и поэтому ограничивается чтением нотаций. В какой-то момент на экране появляются репликанты-революционеры, которые тоже любят поговорить. Не думаю, что это спойлер: они всегда рано или поздно появляются там, где старушка Эксплуатация заявляет о своих правах. Но больше всех витийствует оставшийся за кадром композитор Ханс Циммер — вот уж кто действительно невыносим.
Постепенно пустота в жизни К. наполняется неким подобием смысла. Но, очевидно, что смысл — это последнее, что интересует Вильнева, драпирующего идеи «Пиноккио» затейливым экшеном (сцены драк, и правда, изобретательные) и медитативными экскурсиями по большому погибающему миру. С экологией швах! Нью-эйдж эпохи Трампа — бледный огонь нью-эйджа эпохи Рейгана. Тут, кажется, можно говорить о влиянии на Вильнева русской кинематографической традиции — от Тарковского до Лопушанского и даже Германа-младшего. Посмотрите только на эти светофильтры и гигантские статуи! Изображение апокалипсиса — это серьезное испытание для любого состоявшегося кинематографиста с возможностями. Тест на способность артиста к самоограничению. И Вильнев, следующая надежда Голливуда после Нолана, его блистательно проваливает. Он дарит нам красные пустыни, напирающий на гигантскую стену океан, брошенные города, дарит циклопические мусорные кучи и отбирает 163 минуты времени. Разросшись поясняющими короткометражками, фильм уже выбрался за пределы собственного метража. Да, репликанту тоже можно пришить дополнительную пару рук в попытке привить человечность. Это тоже будет тонкая, мастерская работа.
