Юность мира
Простые люди. Реж. Григорий Козинцев, Леонид Трауберг, 1945
Давным-давно, очень давно, однажды осенью… Предание о том, как выкатывали самолёт из ангара, и как ложился свет в проемы окон, как повесть о горе-злосчастье становилась историей военной поры. Для Козинцева и Трауберга гений места, косицы узбекских девочек опять важнее исторических реалий. Они черпают из бездонного колодца, из мифического сознания. Что сказано в Библии расскажет седая старуха, заправив за уши дужки очков. Вифлеемская звездочка восходила рано для идущих сквозь огонь и воду. Советское военное роуд-муви по дороге в Ташкент. Завод имени Шапкина, завод имени Чкалова, завод, где директором товарищ Еремин. Воронин — Еремин — Воронин. Смешаются имена, словно во сне, в горячке, в буре азиатских степей. Скрипнет на зубах горячая песчинка и тогда, может быть, проснешься. И наяву эти мокрые кожаные куртки, колючие глаза спецов, блеснут нездешним, ленинградских холодком. В 1931-м фэксы забросили на Алтай свою советскую учительницу («Одна»), там конская шкура, растянутая на ветру, становилась реальнее советского флага. А здесь, на войне, молчат заводские трубы, поет карнай. И социальное опять отступает. Где борьба четырех стихий, там не место партийной, пятой.
Простые люди. Реж. Григорий Козинцев, Леонид Трауберг, 1945
Рядовой директор авиационного завода Еремин, враз становится героем мифа, когда степной ветер завывает в ушах, а товарищ прикуривает папиросу от тлеющей головешки. «Это лихо, лихо в доме», — тут уж не скроешь. И привычные законы родины и труда звучат иначе. Самолеты нужны как хлеб, нужны как воздух. Они и становятся манной небесной, раем обетованным, единственным домом. Каким для беженцев стал поезд. Дом на колесах. Там советская мадонна с детским лицом, там сирота, сбежавший от немцев. Там Джульетта прячется на третьей полке плацкартного вагона. Всем миром, всем светом, все святы. И лица их, прежде неразличимые, проступают отчетливей на плоскости пейзажа. Этот ковчег выплывет раньше, не пройдет и сорока дней. А какой сегодня? Уже не вспомнишь без подсказки. Для живых, вероятно, каждый день как новое летоисчисление. Здесь светское и религиозное мирно сочетаются. Как иначе. Во время войны каждый — одной ногой на том свете, чувствуя близость потустороннего.
Простые люди. Реж. Григорий Козинцев, Леонид Трауберг, 1945
В знаменитом постановлении ЦК от 4 сентября 1946 фильм пойдет по одному разряду с «порочными и ошибочными» (вторая серия «Ивана Грозного», «Адмирал Нахимов»). Запретили, вышел лишь в 1956 году. Отсюда и дальше — вся история с Козинцевым — история одного преступления. Снятое в молодости («Чертово колесо», «Шинель», «С.В.Д». — такое можно снять только в двадцать два) — за давностью лет позабылось, и в условно «официальную» историю кино он входит как автор «Гамлета», «Короля Лира». Даже в 70-е энциклопедии снисходительны: «Простые люди», мол, ошибка большого мастера, можно простить… А что такое Гамлет по сравнению с каким-нибудь морячком с «Авроры»? Тьфу, тварь дрожащая. Козинцев и сам это отлично понимал: «Все свои постановки (кажется, только кроме ранних лет) я заканчиваю либо с ощущением острой, непереносимой боли от того, что «не так», «не то» (неверный звук, фальшивое движение, грязный переход…), либо — это все же легче — тупого тоскливого неудовлетворения. Только профессиональная привычка, выработанная годами, заставляет меня упорно добиваться хоть какого-то улучшения». В «Простых людях» этого тупого тоскливого неудовлетворения счастливо не чувствуется. Картина продукт той первой, военной оттепели. И последняя картина, которую Козинцев делает вместе с Траубергом. Снятая в эвакуации, возвращенная (хоть на миг) молодость. Юность выживших, прошедших огонь и воду.
Простые люди. Реж. Григорий Козинцев, Леонид Трауберг, 1945
Фильм, посвященный строительству завода, логичным образом прорастает в иную реальность, оперируя категориями не социальными, а общечеловеческими: есть труд и жизнь, есть смерть и память. Человек становится шире своей биографии, не помещается в скудную анкету «одна награда, два взыскания, женат, детей нет». Здесь нет героев второго плана, каждый живет с народом, как будто памятуя платоновское «без меня мир не полон». Даже домашняя хозяйка, героиня Татьяны Пельтцер, повторяющая как заклинание: «Я счастливая, я счастливая. Во-первых…, и во- вторых…, нет третьего еще нет», не может сидеть дома и просит устроить ее на завод. Завод, которого еще нет. Стены будут возводить вокруг станков. Седьмой день творения мира. И увидел он, что это хорошо.
Простые люди. Реж. Григорий Козинцев, Леонид Трауберг, 1945
«А где все хорошо, там мне делать нечего», — как сказал секретарь обкома, усаживаясь в свой черный «ЗиС». И постепенно отступает все: и грохот минных полей, и дождь, и память. Раздвинув шторы, подобно лучу света, войдет Она с букетом цветов. Ляжет у ног любимого, который не спал два месяца, чтобы охранять его покой. Каждый получит по кусочку сияния. И товарищ Еремин тоже.
Читайте также:
