Человек в белой рубашке
Гордость и предубеждение (мини-сериал). Реж. Саймон Лэнгтон, 1995
Для Ферта этот сюжет и в самом деле начинался с «гордости и предубеждения»: он категорически отказывался сниматься. Использовал классический аргумент прирожденного мистера Дарси: роман Джейн Остин был «возможно и хорош, но не настолько, чтобы привлечь его внимание». Отчасти это происходило из снобизма и упрямства: «дамская литература» и ассоциации со скучными, буржуазно-благопристойными экранизациями на ВВС не вызывали энтузиазма у бунтаря (а он ведь был бунтарь). А отчасти — потому, что актер сразу увидел главный парадокс роли: мистер Дарси, обязанный мгновенно убедить публику в своей исключительности, был практически лишен средств внешней выразительности. Его жестко регламентированное поведение должно было оставаться загадочным, а поразительные поступки — внезапными. Казалось, что играть там нечего. Но продюсер Сью Бертуистл была непреклонна.
Взявшись за роль Дарси (Колин Ферт утверждал, что в конце концов оказался не в силах противиться обаянию истории), актер избрал единственно верный принцип: Less is more, как говорил Роберт Браунинг. Чем тоньше оценка, неуловимее улыбка, статичнее поза, сдержаннее жест, неподвижнее мимика — тем концентрированнее эмоция, динамичнее внутренние процессы и красноречивее молчание. (Гримеры сделали из Дарси брюнета с байроническими кудрями, осветители добавили контрастности, оператор не скупился на нижние ракурсы, и актер поддержал замысел, буквально прожигая взглядом все живое.) Не только жилеты и браммеловские шейные платки мистера Дарси были образчиком дендизма — но прежде всего сама актерская манера, диктующая тщательный отбор оценок и красок, расходуемых в гомеопатических дозах. С редкими «нарушениями режима», вроде сцены, где получивший отказ герой — взрослый солидный мужчина (ему уже почти тридцать пять), столь виртуозный в высокомерии, иронии, раздражении и дурном настроении, — мерит фирменными размашистыми шагами деревенские дорожки и смешно морщится на ходу от сердечной муки и чрезвычайной досады. Кажется, еще чуть-чуть — и он вспомнит, что значит плакать. Его репутацию спасет только деликатность вовремя потупившейся камеры.
Колин Ферт мог опасаться отсутствия эффектных внешних проявлений в роли, но именно он, уже доказавший свою профессиональную способность «в ореховой скорлупке быть властелином мира», был создан, чтобы сыграть упоительные остиновские недомолвки и изысканно-целомудренные стилистические эллипсы. С тщательно накопленной непринужденностью произнести невинное: «Мы оба не выступаем при посторонних» — и всего лишь лишний раз моргнуть, едва заметно задохнувшись от обжигающей интимности невозможного «мы». Превратить все эти намеки на «чувства, изменившиеся с апреля на противоположные» в проявления открытой страсти — это был и вправду достойный вызов.
В немалой степени тут помог сценарий Эндрю Дэвиса и сам Эндрю Дэвис в качестве консультанта. От первого рокового вопроса, безмолвно заданного неосторожным мистером Дарси самому себе: «Почему Она смеется?» (имея дело с остиновскими героинями, на поиск ответа как раз и придется потратить всю жизнь) — до финальной свадебной кареты, что увозила героя, позволившего себе широко улыбнуться единственный раз за шесть серий (неожиданно зубастый оскал ставил занятную точку в истории) — вся партитура роли была расписана до мелочей. От психологически значимых мотивов до не предназначенных к прочтению физиологических реакций весьма деликатного свойства.
Гордость и предубеждение (мини-сериал). Реж. Саймон Лэнгтон, 1995
«Гордость и предубеждение» 1995 года был этапным произведением для ВВС во многих смыслах. Задав сомнительный с точки зрения филологии, но крайне важный с точки зрения телевидения и его хронотопа вопрос: «А что эти герои делали все остальное время?» — авторы фильма совершили важный прорыв, надолго определив путь, по которому пойдут будущие экранизации. Культура повседневности на ТВ окончательно перестала быть всего лишь фоном сюжета. Связанный с ней материальный мир «старой доброй Англии», устроенный с максимально возможной подробностью, стал единой средой для классических литературных героев, а английский сериал оказался долгожданной «вестью об уюте и радости», вне зависимости от поэтики автора. В телеэкранизации романа Джейн Остин гармония английского домашнего очага, английской природы и того незабываемого лета 1994 года создала заветное равновесие «разума и чувства», в котором рациональные остиновские герои — и остроумная Лиззи, и глубокомысленный Дарси — могли существовать на современной территории неосознанных иррациональных страстей, разбуженных в них автором сценария, — но при этом не нарушать иллюзию характеров начала XIX века.
Не случайно это было «Гордость и предубеждение»: именно там героиня признается, что впервые осознала свое чувство к герою, увидев его прекрасное поместье. Лиззи Беннет (ее играла незабвенная Дженнифер Или), как обычно, шутит лишь отчасти. Хозяин Пемберли не просто был частью пейзажа — он был условием пейзажа, его смыслом, его средоточием. Именно так Колин Ферт и играл, и так он был «вписан» в пространство. Его последующая карьера как «типичного англичанина» (которым он, по собственному признанию, себя совершенно не ощущает) во многом связана именно с этим старинным единством земли и ее хозяина. Мистическая синхронность человека и пейзажа в сериале обрела еще и устойчиво сексуальную окраску. В мире, созданном режиссером Саймоном Лэнгтоном, существовала некая идеальная Англия — но существовала она потому, что в ней был Дербишир, а в Дербишире было Пемберли, а в Пемберли было озеро, а в этом озере был мистер Дарси. Да вот он, как раз оттуда.
Знаменитая «озерная сцена», мгновенно превратившая Дарси Колина Ферта в культового героя, чрезвычайно мифологизирована. Актер может сколько угодно (собственно, все прошедшие двадцать лет) объяснять, что никогда не выныривал из озера и не выходил оттуда в мокрой рубашке (это всего лишь подразумевается строением монтажной фразы), что не является и никогда не являлся счастливым обладателем «могучего торса» (как описывали поклонницы объект своего обожания), что его рубашка ни в коем случае не была прозрачной и т. д. Факты никого не интересовали. Достаточно было чистой магии.
Сцена «Мистер Дарси выходит из озера» недавно была признана одной из самых сексуальных и самых узнаваемых за всю историю британского телевидения. Осмелимся предположить, что здесь многое решала невероятная осанка Колина Ферта (кого еще из актеров так охотно снимают в развороте со спины?) и, собственно, содержание последующего диалога. Лишившийся своего защитного дендистского панциря, накупавшийся, вдохновенно растрепанный и растерянный мистер Дарси предпринимал героические усилия, дабы придать катастрофическому столкновению с неожиданно обретенной дамой сердца характер непринужденной светской беседы. В своем смущении он выглядел невероятно трогательным — и, возможно, столь очевидная эмоциональная уязвимость героя (с множеством мелких комических нюансов), а не только пресловутая белая рубашка, имела прямое отношение к тому, что леди у телеэкранов назвали «чистым сексом».
Гордость и предубеждение (мини-сериал). Реж. Саймон Лэнгтон, 1995
Как бы то ни было, в роли мистера Дарси Колин Ферт надолго исчерпал тему. Все последующие исполнители этой роли (не случайно их совсем немного) вынуждены были так или иначе повторять найденный актером рисунок, а то и вовсе стоически пережить ритуальное запихивание в пруд. Ферт сыграл так, что когда через шесть лет он появился в «постмодернистской» версии «Гордости и предубеждения» — в роли Марка Дарси в «Дневнике Бриджит Джонс», то, согласно замыслу автора романа Хелен Филдинг, изображал там не осовремененный вариант остиновского характера, а осовремененный вариант собственного персонажа — тот уже успел стать культовым произведением поп-культуры и продвигался в сторону классического пантеона. Роль Дарси принесла Ферту еще одну номинацию на BAFTA и долгожданную славу, размеров которой в 1995 году никто не мог предположить.
