В тумане. Пресса о фильме
Действие фильма, снятого по одноименной повести Василя Быкова, разворачивается в 1942 году после вторжения немцев в Белоруссию. Кровавое противостояние партизан и захватчиков в разгаре. Первая сцена — один непрерывный кадр «с плеча», уже характерный для Лозницы (вспомните «Счастье мое» и «Пейзаж»): троих мужчин выводят на деревенскую площадь, чтобы повесить за подрыв железнодорожных путей. Казнь нам не показывают — вместо этого камера кружит по площади, фиксируя стоические черты местных жителей. <…>
Неземной красоты операторская работа льет бальзам на душу, измученную тяжкими экзистенциальными вопросами. Лозница использует классические методы, но полное отсутствие музыки и медленный, в такт человеческому дыханию, ритм выдают в нем режиссера третьего тысячелетия. Не прокладывая новых борозд, он определенно не портит имеющиеся.
Л. Фельперин
Variety
Лозница сканирует военный быт как невидимый разведчик, угнездившийся в его сердцевине. Кого-то ведут вешать, кто-то монотонно зачитывает предостережение оккупационных властей: помогать партизанам бессмысленно, лучше «строить белорусское хозяйство для белорусского народа». Эшелон под парáми, солдат с каской, полной яиц, чистильщик обуви, баран, пасущийся под еще пустой и почти не обращающей на себя внимания виселицей. В достоверность такого оккупационного быта, органично извращенного, веришь сразу. <…>
Единственная претензия, которую можно предъявить второму игровому фильму Сергея Лозницы «В тумане», — это то, что к нему нет претензий. Главный недостаток этой экранизации повести Василя Быкова — ее адекватность первоисточнику: не иллюстративность, а именно адекватность, стилистическая и экзистенциальная. То, что сделало бы честь фильму любого другого режиссера, в случае с Лозницей кажется упущенным шансом.
М. Трофименков
«Коммерсантъ. Weekend»
«В тумане» <…> очередная абстракция про гонения, которым неизбежно подвергается в этом мире порядочный, добросердечный человек. Психологический поединок героя и двух его «судей» — партизан, которые приходят Сущеню казнить, — должен был бы составить главное напряжение фильма. Но слово «напряжение» здесь подходит меньше всего. Персонажи медленно двигаются — так, будто бы заявленный в названии туман сковывает их волю. Медленно обмениваются фразами, театрально зависающими в пустоте, — и никакой искры: ни страха, ни упрека, ни сочувствия, ни ненависти не промелькнет между ними.
В чертах Сущени (Владимир Свирский), естественно, есть что-то «христообразное», и он в белом. «Хороший» партизан Буров (Влад Абашин) похож на киногероев 1930—1950?х годов в исполнении красивых и мужественных советских актеров. «Плохой» партизан Войтик (Сергей Колесов) — на прощелыгу.
Л. Юсипова
«Известия»
Памятный партизанский эпизод из фильма «Счастье мое» (кстати, в свое время рассказанный режиссеру не кем иным, как самим Быковым) стал конспектом новой картины. В ней с присущей стилю Лозницы холодной аналитичностью исследуются горячие проблемы выбора, которые ставит перед тремя героями фильма — Буровым, Войтиком и Сущеней — война. Все выросли в одной стране, по сути, в одной деревне, но у каждого свое понимание правды — до такой степени отличное, что, кажется, они мыслят и говорят на разных языках. Войтик, внутреннее готовый к предательству, если надо спасать свою шкуру, искренне не понимает Сущеню, для которого жизнь с опороченной репутацией не представляет никакой ценности.
А. Плахов
«Коммерсантъ»
Лозница использовал в строительстве фильма идеи кибернетики, которой вплотную занимался в юности: зритель в точной дозировке получает информацию о психотипах героев, складывая свои представления о закономерностях выживания в условиях, с жизнью несовместных, пытается предугадать, как сложатся их отношения.
Режиссера привлекает не общий, а крупный план войны, не батальные сцены — а поведение человека, находящегося под прицелом судьбы. Отношения вчерашних односельчан, сегодня ставших смертельными врагами. У без вины виноватого Сущени нет выбора. Вот в чем вопрос. <…>
Для Лозницы чрезвычайно важна идея писателя о том, что бывают ситуации, когда человек ничего не может сделать. Ни?че?го. Тогда, становясь на сторону правды, становишься жертвой.
Л. Малюкова
«Новая газета»
Экзистенциальная драма, которую удобнее просто изъять из контекста военного кино, чтобы не потонуть в набивших оскомину аналогиях из настоящего и прошлого отечественного кинематографа. Фамилия быковского героя неслучайна: Сущеня — это неприкрытая человеческая сущность в лесу античеловеческих обстоятельств. Война — просто отрезок времени, когда убийство становится легитимным, а сопротивление череде случайностей — невозможным. Все персонажи здесь как будто ведут посмертное существование, в них нет страсти (если не считать влюбленности партизана Быкова, бывшего шофера, в свой автомобиль — но и она остается в прошлом, во флешбэках). Ими сложно увлечься. Люди и идеи здесь растворены в тумане, и требуется специальное усилие для того, чтобы разглядеть за деревьями суть — легкое дребезжание человеческого, зажатого в тисках Истории.
М. Кувшинова
«Афиша»
Быковский язык сегодня звучит и архаично, и условно, но как раз это отделяет «В тумане» от многих фильмов-предшественников. Перед нами почти театральная пьеса о трех персонажах — в поисках автора или в ожидании Годо.
<…> Интеллектуал Лозница из числа тех, кто постоянно проверяет гармонию (а чаще дисгармонию) алгеброй, за что регулярно получает упреки. «В тумане» тоже математически рассчитанное кино. Но самое важное в этой формуле остается иррациональным, непостижимым. Зачем оставаться верным себе и упрямо отказываться от компромисса со злом, если за это не получишь даже посмертной награды, если знать об отказе будешь лишь ты сам? <…>
Последний рубеж сопротивления злу Лозница обозначает предельно четко — внутренняя ответственность перед собой, а не Богом, государством или социумом. <…> Место инженерии человеческих душ занимает этика — которая, по Лознице, и есть высшая математика.
А. Долин
«Газета.ru»
Трагедия мирного человека в военное время становится для Лозницы метафорой экзистенциального тупика конструктивной единицы в деструктивном обществе, которой он, технарь, эмигрировавший из России нулевых, видимо, до сих пор ощущает себя. Как и в «Счастье моем», гуманного и рационального героя засасывает в хтоническое болото, единственный способ выжить в котором — уничтожать окружающих. Крестьянину хочется топить баню, чистить картошку и вырезать для сына деревянных коней — жизнь же велит ему либо нападать, либо защищаться. Тихий его вопль «Как же мне жить?» оказывается обращенным к тому, кто сам давно не жилец. Вопрос приходится решать самостоятельно — судьба не дает герою другого решения, кроме выстрела в молоко тумана перед самыми финальными титрами.
О. Шакина
«Ведомости»
Лозница — радикальный гуманист. «В тумане» — бескомпромиссное, хотя внешне очень спокойное кино о том, что у убийства может быть мотив, но, как у любого зла, не может быть оправдания. Эта максима была бы слишком простой, если бы не странная магия фильма — вроде бы абсолютно классического, даже старомодного, но при этом оставляющего зрителя с чувством выбитой из-под ног почвы. С ощущением внутреннего кризиса, когда даже сложные ответы на сложные вопросы перестают работать и ты остаешься один на один с полным непониманием того, что есть что и кто есть кто.
Е. Гусятинский
«Русский репортер»
Читайте также
-
Обладать и мимикрировать — «Рипли» Стивена Зеллиана
-
Музыка, рождающая кино — Рюсукэ Хамагути и Эико Исибаси о фильме «Зло не существует»
-
Мы идем в тишине — «Падение империи» Алекса Гарленда
-
Будто в будущее — «Мейерхольд. Чужой театр» Валерия Фокина
-
Под тенью умерших в саду — «Белое пластиковое небо» Баноцки и Сабо
-
Близкие контакты — Итоги XXII «Духа огня»