Так и прет!
В ноябре 2023 года Минюст РФ признал актрису Яну Троянову иностранным агентом — по требованию законодательства мы должны поставить читателя об этом в известность.
Картина «Кококо» правильно придумана. А у нас фактически нет правильно придуманных кинофильмов! Я знаю всего одну безупречную в этом смысле постсоветскую ленту, но об этом в свое время.
Тем для настоящего искусства, в сущности, немного. Если не про смерть, то про инициацию. Разновидность инициации — осуществляемый Персоной процесс опознания/интеграции Тени. Когда Персона опознает Тень в качестве неотчуждаемой части единой личности, тогда осуществляется качественный психологический скачок. Авдотья Смирнова делает картину именно в этом, «взрослом» направлении, и за это ей воздвигнут памятник.
Потомственная питерская интеллигентка Лиза — это классическая Персона. Доброта напоказ, культивирование социальной правды, полная солидарность со своим автоматизированным окружением. Короче, хорошая девочка Лиза. Папина любимица. Папа, кстати, был знаменитым художником, оставил дочке квартиру, которую она теперь сдает за хорошие деньги, и безразмерную мастерскую, в которой она сама проживает.
Папа — это субъект Власти. Страх перед шибко культурным папой как раз и сформировал шибко культурную девочку. Которая растет и вверх, и вширь, да только не взрослеет. Что-то, безусловно, не так! «Душа болит, а сердце плачет», как формулирует популярный постсоветский шансон. Эта картина про попытку опознания грамотной тетей вытесненного быдла в себе самой. Опознание так и не состоялось, тетенька покрутилась-покрутилась и струсила; за попытку спасибо.
Лиза слишком правильная, и это не есть здоровье. Поэтому Лиза делает бессознательный заказ — прорваться к вытесненной субличности. Субличность зовут Вика, она делает бизнес на жратве в далеком Екатеринбурге. Тут метафорически обеспеченный ход. Не бог весть что, но наше нынешнее кино не умеет, не желает знать даже и такого.
Сначала две половинки одной души оказываются в ограниченном пространстве железнодорожного купе. Лиза при этом требует «закрыть дверь», то есть все еще сторонится «живой жизни» и сопутствующего хаоса. Вика, наоборот, дверь не закрывает, впуская хаос во внутреннее пространство личности.
Дальше на этом многое строится: о внутреннем пространстве даже говорят вслух, его обозначают посредством комнат и дверей. Питерская мастерская, едва там поселилась Вика, становится проходным местом: туда теперь ходит кто ни попадя.
Постепенно Вика начинает перепланировку, сдвигает мебель; Лиза и ее комплексы, ее стереотипы вытесняются в уютную старомодную комнатку с надежным замком на двери. Пока одинокая Лиза плачет и обижается, Вика усаживается под дверью и сиротливо воет: «Лиза, выходи! Лиза, выходи! Лиза, выходи!» Вызванная из небытия вольнолюбивая Тень перепланировала жизнь и судьбу показушницы-Персоны, а теперь зовет эту Персону в новую жизнь. Как хорошо воет актриса Троянова! Какая точная найдена интонация!
«Мы в ответе за того, кого приручили», — внезапно выдает Тень книжную сентенцию совсем в духе Персоны, и это дает надежду на то, что интеграция случится, что взаимопроникновение миров началось, что классический нарратив вот-вот осуществится. Но нет. Лиза отказывается от интеграции, трусит. Сначала норовит свою Тень задушить, потом снова пытается вызволить ее из-за ментовской решетки, несмотря на Викины протесты. С одной стороны, это честный авторский ход: нежелание вглядеться в себя, нежелание честно с собой разбираться — это родовая черта здешнего грамотного слоя. Плюс, конечно же, мазохизм. Наученная властным отцом одному только лицемерию, Лиза упивается властью над «хабалкой», не признает ее частью себя, предполагает мучить ее — а на деле себя саму — до бесконечности.
Остроумный ход, кстати: Вика неслучайно приносит в дом вместо испорченного мокрой тряпкой Тышлера — помпезный парадный портрет Петра Первого. Этот оголтелый император символически обозначает Отца, хозяина Дворца, который неизменно побеждает в схватке с принцами/мужчинами, претендующими на место рядом с его дочкой. Вика словно бы говорит: гляди, вот кто тебе запрещает свободу, предписывая бездумное послушание вместе с музеефикацией «живой жизни»; просто не бойся, и все сложится! Но Лиза в результате обижается не на папу, а на правду.
Итак, с одной стороны, Авдотья Смирнова честно идет за нашей реальностью. С другой стороны, мне как вдумчивому благодарному зрителю этого мало. Хочется сильного решения, а тут получается, что аккуратная уютная обманщица самой себя Лиза одерживает верх над автором, предписывая ему аккуратную, уютную и безвыходную «инициацию на дому».
У Авдотьи Смирновой есть более чем достойные предшественники. Еще Бернард Шоу обвинял изрядно переоцененного на родине драматурга Антона Чехова: «Полностью утратив надежду на то, что его очаровательные герои могут выкарабкаться, не стесняясь, подчеркивал их очарование и даже льстил им». Еще важнее привести слова Франсуа Мориака о Флобере, зачинателе одного важнейшего художественного направления: «Его ненависть к буржуа возникла главным образом из-за самодовольства, которое так и прет из представителей среднего класса».
Автору «Кококо» не хватает ненависти. Между западного образца аналитической трезвостью и расейской склонностью очаровываться заурядным бытовым злом Смирнова выбирает второе. Есть в этом нечто сродни трусости, которая, думаю, обусловлена неспособностью психологически выйти за пределы собственного социального опыта.
Флобер умел, Чехов умилялся, Смирнова по-своему. Впрочем, достойная у нее компания.
Читайте также
-
«Сказка про наше время» — Кирилл Султанов и его «Май нулевого»
-
Дело было в Пенькове — «Эммануэль» Одри Диван
-
Лица, маски — К новому изданию «Фотогении» Луи Деллюка
-
Высшие формы — «Книга травы» Камилы Фасхутдиновой и Марии Морозовой
-
Школа: «Нос, или Заговор не таких» Андрея Хржановского — Раёк Райка в Райке, Райком — и о Райке
-
Амит Дутта в «Гараже» — «Послание к человеку» в Москве