Слово о свободном дворянине. Пролог во ВГИКе
СЕАНС – 47/48
В моей жизни он — первый и главный европеец. Самый первый и самый главный. Это было настоящее образование, без реверансов в сторону так называемых творцов, будущих или существующих. Он преподал нам урок отношения к литературному произведению как к цельной системе, созданной не в результате всплеска богемного усилия, а в результате рутинного профессионального труда — что характерно для высокого, настоящего искусства, коим, в отличие от кинематографа и театра, является литература.
Бахмутский обращал наше внимание на детали. Он настаивал на том, что необходимо знать, из чего сделан кирпич, из которого мы строим дом, и каким образом кирпичи соединяются между собой. Каждый вопрос Владимира Яковлевича поражал своей простотой (он всегда избегал сложных формулировок): «Скажите, во что была одета героиня? Какую дверь она открыла? Как она ее закрыла?» Бахмутский умел показать безумную сложность простых вещей.
Благодаря Владимиру Яковлевичу я понял: что бы ни делалось в кино, это всегда будет многократно ниже, чем то, что сделано в литературе. Это нисколько не унизило меня — наоборот, я успокоился. Так мгновенно успокаиваешься, когда в темном зале загорается хотя бы маленькая лампочка. Ты не видишь всего, но определяешь свое место в пространстве. Владимир Яковлевич помогал нам определить это место.
Александр Сокуров
Владимир Яковлевич Бахмутский (1919–2004) — кандидат филологических наук, профессор, преподаватель истории зарубежной литературы во ВГИКе. Автор монографий «„Отец Горио“ Бальзака» (1970), «В поисках утраченного» (1994); автор вступительных статей и составитель комментариев к книгам «Вольтер. Эстетика» (1974), «Спор о древних и новых» (1985), «Voltaire. Romans et contes» (1985). Лекция о «Фаусте» Гете была прочитана во ВГИКе в 2003 году. Публикуется с сокращениями.
Легенда о Фаусте имеет свою предысторию. Это миф о том, как человек продал душу черту. На чем основывался этот миф? Средневековый человек воспринимал свою краткую земную жизнь как пролог жизни вечной, подлинной, которая последует после смерти. Требовалось так прожить эту жизнь, чтобы попасть затем по крайней мере в Чистилище. В Рай — это, конечно, мало кому по силам. Но главное — не оказаться в Аду. А Фауст, герой мифа, готов отдать всю эту загробную жизнь за счастье жизни на земле. Он продает душу, но зато черт помогает ему прожить во всей возможной полноте тот короткий промежуток времени, который ему отпущен. Мечтание временного о вечном — первый важный мотив мифа о Фаусте. Второй мотив связан с отношением к знаниям. Дело в том, что в Средние века существовала только одна наука — наука о Боге, теология. И сама мысль о том, что можно властвовать над силами природы, считалась греховной. Человек не может властвовать над миром, сотворенным Богом. Но в то же время в человеке всегда жило стремление к запретному знанию, которое давало бы ему власть над природой. Это знание носило характер магии (алхимия, хиромантия и т. п.). Людей, обратившихся к тайным учениям, считали продавшими душу черту — только в обмен на душу они могли получить знание о мире и скрытой природе вещей.
***
Надо сказать, Гете не был религиозным человеком в строгом смысле этого слова. Конечно, он придерживался христианских представлений, как и всякий европейский человек, но в церковь не ходил. Вы, наверное, знаете, что в Германии сосуществуют две конфессии — католичество и протестантизм. К какой именно принадлежал Гете, сказать трудно — но атеистом он точно не был. Поэтому «Пролог на небесах» очень серьезен. Гете прекрасно понимал, что нельзя представить себе мироздание без Бога. Человек не может жить без этой абсолютной координаты; необходима некая высшая точка, с которой мыслящий субъект соотносит свое существование. Небо — важнейшая координата «Фауста». До Гете «Фауст» никогда не начинался с «Пролога на небесах». Если и были прологи, то это были прологи в Аду.
***
Прочтя однажды «Каина» Байрона, Гете заметил: «Байрон меня изрядно обокрал». Гете тогда выпустил в свет лишь первую часть «Фауста». Байрон же ответил, что Гете обокрал Библию, книгу Иова. Гете передали эти слова, и он сказал: «Молодец, Байрон, все понял».
***
Имеет ли вообще смысл человеческая история? Различие между первой и второй частями «Фауста» заключается в том, что в первой акцент делается на индивидуальной судьбе, а во второй — на судьбе людей вообще. Неслучайно Гете назвал вторую часть большим миром, а первую — малым. Вторая часть символична, без понимания символики там ничего нельзя понять. Для Гете индивидуальная судьба тесно связана с судьбой человечества. Во-первых, такое представление вообще было свойственно его времени. Наиболее яркое выражение оно нашло в известной книге Гегеля «Феноменология духа», которую, кстати, философ преподнес Гете с дарственной надписью. «Феноменология духа» основывается на идее того, что развитие индивидуального сознания вкратце повторяет становление человеческого сознания вообще. Точно так же развитие плода повторяет всю историю рода — филогенез и онтогенез совпадают.
***
Когда Бог предлагает Мефистофелю вести Фауста «путем превратным за собой», то считает, что Мефистофель будет полезным для человека спутником: «Из духов отрицанья ты всех мене // Бывал мне в тягость, плут и весельчак. // Из лени человек впадает в спячку. // Cтупай, расшевели его застой, // Вертись пред ним, томи, и беспокой, // И раздражай его своей горячкой». Мефистофель должен все время будоражить Фауста, чтобы тот не застывал на месте, находился в бесконечном поиске и ни в чем не находил успокоения. Подтолкнуть человека к поиску — таков замысел Бога.
***
Человек действительно должен меняться. Если он не меняется, это очень плохо. Но с другой стороны, человек должен оставаться собой. В Библии нет этого противоречия. Как раз наоборот — Иов должен сохранить верность Богу, пройдя через все искушения и испытания. Он должен остаться неизменным. Это важная проблема, ведь сам ход истории — это непрерывные изменения, испытание народов. И жизнь человека — это тоже испытание, которое послано ему свыше и которое необходимо выдержать. Вся трудность в том, чтобы меняясь, не изменить самому себе. Иначе Бог не выиграет пари у Мефистофеля, а жизнь Фауста не обретет смысл.
***
Гете различал два типа трагедии: трагедию античную или, как он ее называл, «трагедию долженствования», и трагедию Нового времени, образцом которой для него были пьесы Шекспира. В античной трагедии долженствования боги ставили перед человеком непосильную для него задачу, и это составляло трагическую основу судьбы героя. Так, Орест должен убить свою мать. Для него это непосильное бремя, но боги велят ему, и он, как бы трудно ни было, совершает убийство. Трагедию Нового времени Гете называет «трагедией свободного дворянина»: человек здесь сам ставит перед собой задачу, которая ему не по силам. В этом проблема Фауста.
***
Гете придавал большое значение тому, что театральное время — это настоящее время. На этом основывается театральная иллюзия. Повествование — это всегда рассказ о прошлом, а в театре зритель должен сопереживать тому, что происходит на сцене, он должен воспринимать это как нечто происходящее здесь и сейчас. В театре это просто необходимо. Это важный момент и в «Фаусте» — недаром Гете придерживается театральной формы. Но здесь есть определенная сложность. Гете изображает не только XVI век — время легенды о Фаусте — но и современную действительность. Он завершает «Фауста» в 1831 году и вводит в произведение события своего времени. Гете пишет о том, что не утратило актуальности и в его эпоху. Но время Гете и по сей день не завершилось. То, что изображает Гете, существует и сегодня.
***
Наука не способна открыть нам глубинные тайны бытия. Мы находим в науке лишь отражение нашего разума, но природа не исчерпывается теми закономерностями, которые открывает в ней наше знание. Гегель считал, что природа — продолжение нашего духа; человек видит в ней самого себя — это и есть ее подлинная сущность. Гете так не думал. Он считал, что природа — это тайна, и нам не дано постичь ее до конца. А Фаусту нужно знание последних истин бытия. Он разочарован в науке как способе познания высшей тайны жизни.
***
Вагнер — верный ученик Фауста. О Вагнере нередко отзываются плохо, видят в нем лишь сухого схоласта. Считается, что в образе Вагнера Гете хотел показать тип ученого, который ищет знание лишь в книгах. Но на самом деле Вагнер очень хороший ученый, и с субъективной точки зрения, и (как это выяснится во второй части «Фауста») с объективной. Вагнер абсолютно предан науке. Ради нее он отказался от всех радостей жизни: у него нет ни семьи, ни любимой женщины, он всецело занят лишь своими изысканиями. Он — настоящий подвижник науки, образцовый ученый. Конечно, в нем ощутимы черты средневекового схоласта, но это объясняется тем, что в XVI веке существовала только одна наука — схоластика. Кстати, ее очень недооценивают. Но Вагнер — это еще и ученый-рационалист эпохи Просвещения, который верит в разумную силу науки.
***
Во второй части «Фауста» Вагнер в своей лаборатории создает искусственного человека. Причем это существо он наделяет способностью решать разумом такие задачи, которые не по силам человеческому уму. Единственное, чего Вагнер не смог дать своему созданию, — это человеческое тело. Он заточил существо в колбу. Гомункул — это некий прообраз компьютера, цифрового разума, изобретение которого стало одним из самых значительных достижений ХХ века. Компьютер способен решать задачи, которые не под силу уму человека, и делает это с фантастической быстротой. Кроме того, компьютер способен хранить огромное количество информации. Однако живой души и живого тела компьютеру пока не дали.
***
Конечно, самое важное и самое точное, что можно сказать об образе Мефистофеля, так это то, что он — бес, черт. Но к этому надо еще кое-что добавить. Образ черта очень подвижен. Вообще, на протяжении веков, бесспорно, менялся и образ Бога. Но представление о Боге меняется очень медленно, на очень больших исторических промежутках. А вот образ черта каждая историческая эпоха рождала свой. Есть черт Средневековья, черт эпохи Возрождения, черт XVII, XVIII, XIX веков, черт XX века, наконец. Кроме того, разные национальные культуры вносят в этот образ свои коррективы. Есть русский черт, есть немецкий, французский, английский. Так, Мефистофель — немецкий черт XVIII века. Это разнообразие естественно: зло вообще более разнообразно, чем добро, а уродство более разнообразно, чем красота. Существуют, конечно, разные формы красоты, но формы уродства — безграничны. Поэтому и вариантов зла гораздо больше.
***
Что такое силы разрушения? В сущности, это естественные процессы. Говоря современным языком — энтропия. Все приходит в негодность: люди стареют и умирают, вещи ветшают и выходят из строя, даже камни рассыпаются, превращаясь в песок. Это естественный ход вещей, и поэтому созидать — значит противостоять разрушению. Я приведу простые, совсем элементарные примеры, с которыми вы сталкивались на собственном опыте. Для того чтобы в комнате было грязно, делать ничего не нужно. Никаких усилий прилагать не требуется. А вот чтобы было чисто, в комнате надо убирать. Если вы не будете убирать в течение нескольких дней, обязательно станет грязно. Кроме того, мы должны каждый день умываться, причесываться и т. п. Все разрушения, кстати, происходят крайне стремительно, созидание же всегда — трудно и медленно. В принципе, что для человека более естественно: трудиться или лениться? Конечно, лениться. Ко мне, например, приходят студенты сдавать экзамен или зачет, и начинается: «Вы знаете, я читал, но ничего не помню, у меня память плохая». Какое мне дело до его памяти! Забывать, в общем, тоже абсолютно нормально, это естественный процесс — но ведь не в день экзамена. А вот для того чтобы помнить, нужно прилагать усилия…
***
Мефистофель, кстати, порой даже мешает Фаусту остановить мгновение. Есть моменты, когда Фауст может и хотел бы это сделать, а Мефистофель его удерживает, хотя и говорит, что действует лишь в своих интересах. Казалось бы, это противоречит договору. Но Гете отмечает, что главный договор для Мефистофеля — это договор с Богом. Ему надо доказать Богу, что его творенье, человек, «никуда не годится». Если Фауст захочет остановиться на чем-то высоком, пари с Богом будет проиграно. Мефистофель же хочет доказать, что человек низок, поэтому его задача — все высокое в Фаусте разрушить. Мефистофелю нужно, чтобы человек решил остановить какое-нибудь ничтожное, низменное мгновение, тогда он выиграет оба пари.
***
Фауст танцует с молодой ведьмой, а Мефистофель — со старой. Молодая ведьма как бы заменяет Фаусту Маргариту. Впрочем, ему уже все равно. Этого-то как раз и хотел добиться Мефистофель — чтобы Фауст нашел удовлетворение в чувственных страстях. Но происходит нечто неожиданное: из уст новой спутницы Фауста выскакивает мышонок… И тут Фауст видит тень Маргариты с колодками на ногах. Он точно очнулся в тот момент, когда узнал, что Маргарита в тюрьме.
***
Фауст вспоминает о Маргарите — это, кстати, единственная сцена в «Фаусте», написанная прозой: «Одна, в несчастье, в отчаянье! Долго нищенствовала — и теперь в тюрьме!» А что на это ему отвечает Мефистофель? «Она не первая». Эти слова изумляют Фауста. Человек подобного сказать не может! Я не хочу отрицать значение такой науки, как статистика, но все-таки то, о чем говорит здесь Гете, справедливо. Когда нам сообщают, допустим, что погибло всего лишь сто человек, а могло бы и больше, убеждаешься в этом. Гете же хочет сказать, что каждая потерянная жизнь — это очень много, и нечего тут манипулировать цифрами. Даже дьявол должен принять образ пса, чтобы произнести подобные слова.
***
Мир Маргариты — это мир старой доброй патриархальной Германии, который поэтизировали европейские сентименталисты — Руссо, Шиллер, да и сам Гете, воспевший его в образе Лотты, героини «Страданий юного Вертера». Сердце этого патриархального мира — Маргарита, совесть его — Валентин.
***
Возрожденного Фауста Мефистофель ведет к императору. Вообще, вторая часть, в отличие от первой, делится на акты, и в первом акте — сцена во дворце. Мир, который показывает здесь Гете, — это мир, переживающий кризис. Средневековая Европа, если соотнести изображаемое Гете с легендой о Фаусте. Или — если говорить о времени самого Гете — время Великой французской революции, которой завершилась феодальная эпоха. Гете изображает общество, которое ни на что не способно, — разве что устраивать карнавальные праздники. На одном из таких карнавалов Фауст решает вызвать призрак прекрасной Елены.
***
Что стоит за образом Матерей? Мир человеческих первообразов. Возможно, на Гете повлиял Платон, который считал, что нашей реальности предшествует мир идеальных первообразов и все вещи, которые нас окружают, — лишь отражения этого идеального мира. Но для Гете первообраз имеет и вполне реальный смысл. Его модель Гете видел в семени, которое есть первообраз любого растения. В этом зерне изначально заложена вся программа его развития — выражаясь современным языком, генотип. Однако для Гете мир первообразов кроме естественнонаучного имеет еще и духовный смысл. Первообразы — это своего рода матрицы, которые лежат в основе нашего сознания и выражены в слове. Слово тоже должно отражать некий идеальный первообраз. Оно как бы связывает его с реальным предметом; если этой связи нет, слово лишается смысла. Мы сейчас переживаем период, когда слова все чаще этот смысл утрачивают, перестают обозначать реальные предметы, соответствующие идеальным понятиям. Кстати, язык рекламы сыграл в этом процессе не последнюю роль. Приведу пример, вам, наверное, хорошо известный. Рекламный слоган: «Помни о главном». Догадываетесь, о чем здесь идет речь? Это реклама «Пепси»! Или вот еще фраза: «Три минуты, и она — твоя». Это сказано о вермишели. А буквально позавчера мне встретилась такая замечательная рекламная фраза: «Преврати свою мечту в недвижимость!»
***
Фауст, по сути, относится к Елене так же, как к нему относилась Маргарита. Он смотрит на Елену снизу вверх. Елена говорит ему: «Я далеко и близко вместе с тем». Влюбившись в Елену, Фауст вполне мог бы произнести: «Мгновение, повремени!». В каком-то смысле сама Елена — это остановленное прекрасное мгновение. Однако Фауст все-таки не произносит этих слов. И не делает этого по одной простой причине: он слишком земной человек, чтобы найти удовлетворение в мире иллюзий. Он сравнивает свой брак с Еленой со сном, а может быть, с мечтой — в немецком языке это одно слово.
***
Четвертый акт — это попытка Фауста найти смысл в практической деятельности. Он решает отвоевать у моря кусок суши и развернуть на берегу грандиозное строительство. Об этой перемене в Фаусте я хочу сказать несколько слов. Гете очень остро почувствовал, что ценностные приоритеты эпохи стали смещаться в сторону практической деятельности. В этом смысле Гете предвосхитил направление развития цивилизации в XIX и ХХ веках, когда главными стали производство, промышленность, развитие техники, а мир искусства ушел в прошлое.
***
Мефистофель становится главным распорядителем строительных работ. Он нигде не играл такой значительной роли, как в этом акте. В истории с Маргаритой он, конечно, действовал, но Фауст с ним, скорее, боролся. Он помог Фаусту соблазнить Маргариту, но в целом развитие отношений Фауста и Маргариты не связано с вмешательством Мефистофеля. Если он и принимал в нем какое-то участие, то скорее разрушительное — именно оно привело к гибели Маргариты. В эпизоде с Еленой он вообще не заметен. А в пятом акте ему отведена определяющая роль.
***
Вдруг перед Фаустом появляются четыре седые женщины. Это символические фигуры: Нехватка, Вина, Забота и Нужда. Первой Фауст встречает Заботу. Что такое Забота? Это прежде всего озабоченность завтрашним днем и страх перед будущим. Всякая деятельность неразрывно связана с этой озабоченностью. Когда ты занят каким-то делом, то неизбежно думаешь о том, что будешь делать завтра. Такова природа повседневного труда. Но в заботе таится и опасность. За многочисленными повседневными заботами мы порой перестаем замечать главное — цель, смысл, то, ради чего все делается. А кроме того, забота — это страх перед будущим.
***
Фауст слепнет. Гете как естествоиспытатель изучал природу человеческого зрения. Он писал, что глаз видит внешний физический мир, который отражается на поверхности сетчатки, но в то же время глаза — это окна нашей души. Если мы хотим заглянуть кому-то в душу, мы смотрим в глаза. Поэтому закрытые глаза — это глаза, обращенные внутрь. Хочешь посмотреть в себя — Закрой глаза. Вот почему слепота для Гете — особый вид зрения.
***
Ангелы, которые возносят душу Фауста, говорят, что могут спасти того, кто стремится к истине. Сам Фауст верит в силу деяния. Но не Дело его спасает, а Слово, хотя он и считал, что в начале было Дело. На самом деле в начале было Слово, и именно оно спасает Фауста — вера в то, что возможно существование свободного народа на свободной земле. Сам Гете вовсе не был уверен в том, что это возможно; не убеждает нас в этом и деятельность Фауста. Но речь идет не о бессмертии Дела, а о бессмертии души — а это бессмертие замысла. Душа определяется не Делом, а Словом.
***
Что такое «фаустовская культура»? Это культура, для которой высший миг — миг стремления, высшая точка в мире преходящего. Всегда должно оставаться чувство недостижимости, неполноты… И только моменты, когда вы творите, когда устремлены к чему-то всей душой, — моменты напряжения всех духовных, внутренних сил — возносят вас над обыденностью, наполняют вашу жизнь смыслом.
Читайте также
-
Дело было в Пенькове — «Эммануэль» Одри Диван
-
Mostbet giris: Asan ve suretli qeydiyyat
-
Лица, маски — К новому изданию «Фотогении» Луи Деллюка
-
Высшие формы — «Книга травы» Камилы Фасхутдиновой и Марии Морозовой
-
Школа: «Нос, или Заговор не таких» Андрея Хржановского — Раёк Райка в Райке, Райком — и о Райке
-
Амит Дутта в «Гараже» — «Послание к человеку» в Москве