Последняя сказка Риты. Пресса о фильме
«Последняя сказка Риты» отчетливо говорит: я за пределами всяких понятий, кроме тех, которые важны для автора. Наверное, из-за этого вторая режиссерская работа Ренаты Литвиновой производит более уверенное и цельное впечатление: в «Богине», несмотря на название, лирическая героиня еще признавала существование над ней каких-то высших сил, теперь сама она высшая сила и есть, и все ей подвластно. Например, она может войти в дверь, стоящую без стен и потолка посреди зимнего леса, в каракулевой шубе, а выйти уже в горностаевой: во что одета смерть, так же важно, как и в чем хоронить дорогую покойницу, в платье со спинкой или без.
Л. Маслова
«Коммерсантъ»
Если попытаться кому-то объяснить, как можно снять такое невесомое, почти эфемерное высказывание о природе смерти, кто угодно в лучшем случае пожмет плечами в ответ. Да и незачем объяснять. «Последняя сказка Риты» — это, строго говоря, вообще не фильм, это кинопоэзия, где главная героиня — сама смерть, которая умеет оживлять чучело хорька, прикуривать через стекло и принимать сигналы с того света при помощи позаимствованного у Жана Кокто радиоприемника. Сюжет этой притчи разбивается на осколки — так распадается умирающее сознание, лихорадочно выхватывая из памяти обрывки воспоминаний о счастливой любви и хрупкие надежды на то, что все когда-нибудь наладится. Но здесь ничего не наладится: реальность — это убожество, безразличие и грязные больничные стены, заселенные садистами и опасными психопатами, а от несчастья можно скрыться только на предсмертной вечеринке в кафе «Запределье».
А. Сотникова
«Афиша»
Cмерть — бабье царство: мужчины функциональны. Но, несмотря на отменные женские работы — что Татьяны Друбич, что Сати Спиваковой — главным героем фильма неожиданно, но неотвратимо оказывается Коля (Николай Хомерики), жених Риты, чье экранное присутствие минимально. Замечательный режиссер оказался — ничего не играя — еще и выдающимся трагическим актером: ну представьте себе человека с внешностью Джина Уайлдера в трагической роли. Его герой — единственный, кто получает внятный сигнал: смерти нет. И в этом-то и кроется мораль фильма — смерть нужна, чтобы мы все убедились: ее нет.
М. Трофименков
Variety
Она умеет создавать ад буквально на пятачке, помещая людей в дизайнерских костюмах в пространство обшарпанных дворов, но в то же время успевает смешно рассказывать обо всем на: свете от Гагарина до заложенных кирпичами окон. Но главное, это редкий пример, простите, артхауса, в котором эмоциональная составляющая заметно преобладает над холодной рассудочностью (притом, что холод это, конечно, любимая температура автора). Картину можно и нужно почувствовать — после просмотра как-то особенно хочется жить — хотя ею приятно и просто любоваться. Особенно эпизодом, где Татьяна Друбич в вечернем платье лежит на заснеженной лавочке, хлещет спиртное из горла, а по голове у нее скачут вороны. Да, наверное, это очень женское кино, но кто же виноват, что никто из режиссеров-мужчин не умеет так снимать раннюю весну, а ни в одном другом фильме у актеров не получается так вкусно прикуривать?
П. Прядкин
Empire
Сигареты как фетиш — это, конечно, еще одна дань кинематографу и миру прошлого, когда курение в кадре и за кадром добавляло экранным героям и простым смертным шарма. Сейчас, как известно, курить запрещено везде, а пачки сигарет предвещают страшную смерть от всех неизлечимых болезней сразу. Фильм Литвиновой — своевременная ирония по поводу этого преувеличенного страха смерти от всяких пустяков вроде пачки папирос. И романтическое напоминание о том, что настоящая смерть требует жертв посерьезнее — хотя бы несчастной любви.
Е. Гусятинский
«Русский репортер»
В одной из сцен в подчеркнутой желтыми настольными лампами зябкости больничного вестибюля умирающая предлагает продрогшему посетителю высушить его стельки на батарее. Этот образ как нельзя больше подходит к фильму Литвиновой, сырому, снимавшемуся на свои деньги, без посторонних продюсеров, без графика, со сменой пяти операторов — студентов ВГИКа, и согретому за счет идеально выстроенных композиций такими щедрыми и в то же время законченными цветовыми решениями каждого кадра, что ни один из наших нынешних авторитетов операторского искусства не добился со всеми своими фильтрами и позаимствованными из импортных учебников знаниями подобной цельности изобразительного материала.
А. Васильев
Hollywood Reporter
Посылая поэтические приветы Жану Кокто, Кире Муратовой, Рустаму Хамдамову, Рената Литвинова ходит по тем же дорожкам, что и в дебютной «Богине». Но петляет по ним так изящно, с таким упоением путает следы, что само- и прочие повторы воспринимаются не как потерявшие актуальность игры в сюрреализм и абсурдизм, а как упрямое сопротивление докучливой современности, которая повсюду норовит снести милые сердцу руины. Неслучайно больше всего Таня Неубивко возмущается «ужасными властями или кто там это делает», которые уничтожают самые красивые здания Москвы, где как раз располагались «порталы» для перехода в мир иной. Приятно, однако, что Рената Литвинова не теряет оптимизма: несмотря ни на что, смерть продолжается.
О. Зинцов
«Ведомости»
Перечисление исчезнувших адресов в трансляции с того света — уже не дань Кокто и его Орфею, а словно ежегодное чтение имен расстрелянных из практики «Мемориала».
Персонажи фильма, пациенты и персонал аварийного блока больницы, похожи на бледных припухлых детей подземелья. Смерть на их фоне — единственное здоровое начало, и это, в общем, не каламбур, хотя смотреть и весело, и душераздирающе. Смерть в исполнении Литвиновой здорова, потому что она — единственная истина в изолгавшемся, покончившем самообманом мире. У этой Смерти несомненное моральное превосходство над всем остальным.
В отличие от Смерти Жана Кокто, «самой элегантной женщины в мире, ведь она занимается только собой», у Литвиновой Смерть заботлива. Она уже почти что Социальная Служба, со всеми комическими издержками сервиса.
В. Хлебникова
«Ведомости»
Парадокс: сама Смерть (Литвинова), пришедшая в земной мир в виде работницы морга Тани Неубивко, делает этот мир более живым. Она и чучело хорька оживляет, и давно сломанный телефон заставляет работать, и устраивает встречу подруг (она сама и персонаж Татьяны Друбич) для Риты Готье — героини Ольги Кузиной. Она должна подготовить Риту к отходу в мир иной. Рита — тот человек, к которому Смерть относится с уважением: у нее красивая душа уже потому, что она любит (кстати, персонажа, которого играет один из ведущих режиссеров новой русской волны Николай Хомерики). Смерть так добра к людям, что даже заботится о судьбе оставшихся в живых и способствует некоему восстановлению справедливости. «Не бойся, это совсем не страшно», — говорит перед смертью героиня Литвиновой Рите Готье. Таков и общий посыл картины. Некоторые воспринимают фильм как комедию.
Ю. Гладильщиков
«Московские новости»
В самой зажигательной сцене «Сказки» Рената танцует восточные танцы и поет голосом Земфиры: «Не надо со мной разговаривать, слушайте. Вы обязательно что-то разрушите». Это правильный совет: к чертям аналитику. Вот какая может быть аналитика, когда к умирающей Рите приходит Коля с грустными глазами; пока добирался по сугробам, ноги промочил; давай сушить стельки на батарее. Уходя, Рита говорит: «Прости, мне пора, стельки не забудь». Элементарно. Гениально. Как в сказке.
В. Рутковский
«Сноб»
Читайте также
-
«Сказка про наше время» — Кирилл Султанов и его «Май нулевого»
-
Дело было в Пенькове — «Эммануэль» Одри Диван
-
Лица, маски — К новому изданию «Фотогении» Луи Деллюка
-
Высшие формы — «Книга травы» Камилы Фасхутдиновой и Марии Морозовой
-
Школа: «Нос, или Заговор не таких» Андрея Хржановского — Раёк Райка в Райке, Райком — и о Райке
-
Амит Дутта в «Гараже» — «Послание к человеку» в Москве