От редакции

СЕАНС - 53/54 СЕАНС – 53/54

«Америка — это не страна, Америка — это бизнес», — говорит в одном из важнейших американских фильмов 2012 года сыгранный Брэдом Питтом убийца. Криминальный сюжет картины разворачивается на фоне экономического кризиса 2008 года, в телевизоре сенатор Обама удачно цитирует Мартина Лютера Кинга. Слова гангстера кажутся правдивыми. Возможно, так оно и есть. Но в бизнесе, главным товаром которого являются грезы, именно мечта о суверенном, стремящемся к счастью человеке кажется неоспоримой ценностью. Ведь именно она на протяжении ста с лишним лет превращает американское кино из большого бизнеса в искусство.

«Американская мечта» — это словосочетание в полной мере определяет дух открытого Колумбом континента и дух кино, которое там рождается. Американская мечта — это вектор движения от одного побережья к другому: покорение фронтира, заселение пространства, обретение независимости. Не два слова, а логика развития. «Все люди созданы равными», — писал в Декларации независимости Томас Джефферсон. Этими словами он отделял историю Нового света от истории света старого. И без того широкая нейтральная полоса Атлантического океана, пролегшая между двумя континентами, стала еще шире. Джефферсон противопоставил логику развития Независимых Штатов европейской аристотелевской логике («Уже с момента рождения некоторые существа предназначены к подчинению, другие же — к властвованию»). Изысканный рабовладелец (этот факт с нескрываемым удовольствием поминает в «Джанго освобожденном» Квентин Тарантино) был мечтателем и уравнивал людей в праве на жизнь, свободу и стремление к счастью.

Американское кино уже давно стало неотъемлемой частью нашего культурного ландшафта. Нельзя объять необъятное, но можно начать разговор. Какие уроки можно извлечь из его истории, столь непохожей на историю нашего кинематографа? Какими примерами стоит вдохновляться? Как и десять-пятнадцать лет назад, в России не прекращают спорить о том, каким быть нашему кино. Говорить о свободе и несвободе творческой воли, о продюсерах и авторах, прибыли и искусстве. С годами дискуссия стала даже острее — набили шишек. Мы называем какие-то отечественные студии голливудским словом major, видя в самом этом слове символ индустриального успеха, а каких-то режиссеров навсегда списываем в art house. Но так ли все просто? Или американский кинематограф все же немного другой, а мы всего лишь жертвы прекрасной мечты о нем: идеальном и тотальном, обращенном ко всем и каждому?

Готовя этот номер, мы называли его между собой «американским». Но, возможно, вы не найдете в нем статей о тех, кого почитаете за истинных гениев американского кино. Кого, казалось бы, просто невозможно было не упомянуть, хотя бы исходя из презумпции исторической справедливости. В оправдание можем сказать лишь, что нас вела американская мечта, джефферсоновская идея равенства предпосылок и уникальности устремлений. Три главных героя номера — Роджер Корман, Джон Кассаветис, Монте Хеллман: каждый из них по-своему понимал слова «независимость» и «успех» и, исходя из этого понимания, снимал свое кино. Каждый шел своей дорогой, как делали это и первые независимые американского кино, в начале прошлого века отправившиеся из Нью-Йорка на Запад, чтобы на берегу Тихого океана заложить основы мощнейшей индустрии, которая всегда была готова славить страну мечты в полном соответствии со словами отцов-основателей. Их подгоняли дух благоразумного противоречия и жажда непрестанного развития. Они же помогали тем, кто противился маккартистским чисткам, и тем, кто снимал свое кино наперекор студийному Голливуду восьмидесятых, называя себя «независимыми». Все они жертвы и герои американской мечты.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: