Трогательные люди
Я буду рядом. Реж. Павел Руминов, 2012
Представьте себе, как о «Бедной Лизе» Карамзина отзываются, с одной стороны, поклонники «Опасных связей» Шодерло де Лакло, а с другой, к примеру, «Коварства и любви» Шиллера. Читатели, ценящие интеллектуальность и изысканность куртуазной интриги, не могут простить безвкусицы: мещанских оборотов речи, прямолинейности событий, ландышевых букетиков, — и негодуют, отчего автор потворствует низким вкусам черни. Ценители трагических бездн гневно вопрошают: где восторженные высоты пафоса? Где небо и ад, пронзающие молниями сердце? И хором восклицают: разве позволено так писать о Любви, что движет солнце и светила? Поклонники же «Бедной Лизы» орошают слезами страницы сей тихой повести и переворачивают последнюю с приятной грустью. Примерно так же выглядят мнения экспертов и зрителей по отношению к фильму «Я буду рядом»: за каждым раздраженным либо сочувственным откликом — свои логика и поэтика.
Первое впечатление от картины — интимная, домашняя близость к героям: на это работает вся группа без исключения. Фильм снимался длинными планами, без постановочного света, на ручную камеру — подвижную, легкую, внимательную, бережную. Актеры на площадке часами проводили время друг с другом, импровизировали диалоги по мотивам, заданным режиссером и сценаристом, и не знали наперед, какое слово или, наоборот, молчание войдет в фильм; не знал этого и режиссер. Декорации и реквизит с одной стороны и уличные съемки с другой постепенно складывались в очень подробный, достоверный и обжитой мир. Обычная жизнь обычной семьи, только чуть более обаятельная, чем то, что мы привыкли видеть вокруг, и не только потому, что обаятельны люди, о которых история.
Я буду рядом. Реж. Павел Руминов, 2012
С самых первых кадров мы начинаем чувствовать невероятную эмпатию, которая пронизывает пространство картины: эмпатию героев друг к другу и эмпатию камеры по отношению к ним. Сопереживание не в краткие острые моменты, известное каждому, но бесперебойное, незаметное, как дыхание, выданное немногим, кому посчастливилось, — и рождающаяся из этой эмпатии радость, от которой люди иногда улыбаются до ушей, неожиданно, как героиня Марии Шалаевой в первых кадрах фильма. Те самые тихие семейные радости, удовольствие от самой возможности быть рядом и разделить эмоцию (любую), эмпатия как главный и неиссякаемый источник счастья — все то, что в свое время вдруг разглядел в низкой жизни и высоко восчувствовал сентиментализм.
Сентиментальная эмоция буднична и буржуазна, она неяркая, несложная, монотонная, но очень теплая. Смерть в сентиментализме лишена трагического взрыва, хотя она всегда неожиданна и стремительна, всегда мгновенный переворот от счастья к его утрате, удар судьбы. Но в сентиментализме нет бунта, он принимает мир таким, какой он есть. И пусть смерть печальна (и вызывает потоки слез, и тоска по ушедшему никогда не исчезнет), она есть часть Природы, и потому человек не ропщет, он просто живет с учетом того, что смертен.
Как кажется, в фильме «Я буду рядом» чувствительность — того самого образцово сентименталистского свойства, и глубина трагизма, на отсутствие которого так сетовали критики, отторгается на уровне поэтики, а некоторое безвкусие заложено в условии. Это действительно фильм не про то, как мама, умирая от рака, нашла в себе силы еще при жизни отдать ребенка чужим хорошим людям, а про то, что если у людей есть дар эмпатии, он спасет их счастье и под ударами судьбы. И про то, что смерть может быть не только источником *terror antiquus* и предметом трагедии, но и частью обычной жизни (и, соответственно, сентиментальной повести); условием задачи, у которой точно есть решение, если думать не о себе, а о ком-то, кого ты должен успеть защитить. И про то, что жизнь состоит из моментов, которые нужно уметь переживать (как героиня нюхает яблоко!); вообще про то, как из дискретных переживаний складывается линейная история.
Я буду рядом. Реж. Павел Руминов, 2012
В этом фильме прекрасно сосуществуют современные изображение и монтажный ритм и старомодная атмосферность советского лирического кинематографа. И это не только выдающаяся операторская работа Федора Лясса, насытившего картину светом, солнцем, уличной суетой, домашней теплотой, колеблющимися разноцветными тенями, поэтическими расфокусами, лирическими тревеллингами, — всем тем воздухом, в котором живет обыденная поэзия. Это и едва обозначенные отсылки к рязановским городским лирическим комедиям — от первых титров на «уличном» фоне до песен, которые распевают умирающая героиня и навещающая ее сотрудница хосписа, и легкого снега, падающего и падающего, несмотря на все титры «прошло четыре месяца». Музыка, которой много и даже слишком, сделана «под Таривердиева» и обозначает стиль, в котором нам нужно воспринимать то, что происходит.
Героиня говорит своей подруге о том, что наконец выбрала семью для сына: «Они трогательные люди». Кино Павла Руминова и есть трогательная история про трогательных людей в самом что ни на есть карамзинском значении этого слова и отчасти в его же стилистике. В свое время Карамзин пытался объяснить читающей публике, что он не хочет создавать шедевры, он хочет научиться писать хорошие средние повести про хороших средних людей для просвещения ума и умягчения сердец. Кажется, Руминов пытается сделать то же самое.
Читайте также
-
Мы идем в тишине — «Падение империи» Алекса Гарленда
-
Под тенью умерших в саду — «Белое пластиковое небо» Баноцки и Сабо
-
«Я — капитан» Маттео Гарроне — Песни радости и счастья
-
Кто есть Америка? — «Нежный восток» Шона Прайса Уильямса
-
Это норма — «Герой наших снов» Кристоффера Боргли
-
Анти-Франкенштейн, который смеется — «Бедные-несчастные» Йоргоса Лантимоса