Мал мала меньше
Смерть господина Лазареску. Реж. Кристи Пую, 2005
«Кинематографист, происходящий из стабильного общества, может с самого начала обращаться к универсальному контексту. Кинематографист, происходящий
из нестабильного общества, сначала должен переработать национальную проблематику — только так он получит право говорить об общечеловеческом», — этот закон,
сформулированный
Адиной Брадену, относится к выходцам из любой культурной провинции. Для режиссеров румынской «новой
волны» он тем более справедлив.
Ни в одной стране бывшего соцлагеря, включая
Россию (в особенности — Россию), не было проведено
такой масштабной, мучительной, всеохватной работы по
осмыслению временного отрезка, известного как «золотая эра». В конечном итоге публике это отчасти наскучило:
к концу нулевых румынское кино прочно ассоциировалось
с одной-единственной темой — и тема себя исчерпала.
Героем румынских фильмов (даже тех, действие которых происходит не в
локальная модификация Homo Sovieticus — существа, выращенного в обстановке тотального двоемыслия, громогласного вранья с подмигиванием.
Одной из главных характеристик общества, сформированного при диктатуре, является инфантилизм, а инфантильное сознание не учитывает многообразия мира
и всегда надеется на однозначный ответ.
Герои румынской «новой волны» по привычке ищут
однозначности, режиссеры — со своей временной дистанции — от нее программно дистанцируются.
«Было или не было» Корнелиу Порумбою — так в оригинале называется, пожалуй, самый сложно сконструированный фильм румынской «новой волны» (его английское
название — «12:08 к востоку от Бухареста»). В предновогоднем телеэфире трое жителей небольшого городка
пытаются восстановить события одного дня — 22 декабря 1989 года, когда в Бухаресте был свергнут Чаушеску.
Господин Манеску, известный пьяница и врун, утверждает, что вышел на площадь еще до сообщения о бегстве
диктатора по центральному телевидению — и значит, революция в городе была. Звонящие в студию зрители опровергают его слова. Истина не просто посередине — она
неуловима, ее невозможно уложить в конкретные формулировки. Недавнее прошлое ускользает от однозначных
определений, мир не делится на «да» и «нет», «черное»
и «белое», «было» и «не было». Однозначный ответ невозможен. В следующей своей картине, «Полицейский,
имя прилагательное», Порумбою превращает поиски ответа на несложный вопрос — посадить или не посадить
школьника, у которого обнаружен гашиш, — в казуистическую головоломку. Начальник полиции доказывает подчиненному правоту свою при помощи словаря;
буква закона становится духом — и наоборот: навыки двоемыслия востребованы в освобожденной стране не
меньше, чем при Чаушеску, но единственно верного ответа
Герой нового румынского кино — всегда маленький
человек, жертва истории и обстоятельств; сам кинематограф — апология частного случая в национальном контексте. Это провинциальные персонажи в провинциальной
стране, вычитание из вычитания. Даже абсолютное зло
в румынском кино — это меньшее из зол, мелкий бес
в исполнении Влада Иванова:
картины Кристиана Мунджиу и
фильма Порумбою.
Целая галерея маленьких людей предстает перед зрителем в альманахе «Сказки золотого века» — от семьи,
пытающейся умертвить свинью на кухне панельного дома, до делегации чиновников, застрявших на вертящейся
карусели. В «Мечтах о Калифорнии» (первом и незаконченном фильме рано погибшего режиссера Кристиана
Немеску) смотритель небольшой станции в меру скромных возможностей мстит американской армии за то, что
в
Ремус Лазареску, господин Никто, забытый семьей и знакомыми, умирает на больничной койке, чтобы стать универсальной метафорой человеческой смертности. Фильм
о последнем дне его жизни — тот самый прорыв режиссера Кристи Пую на территорию общечеловеческого,
высшая точка нового румынского кино и один из главных
фильмов нулевых не только в национальном, но и в мировом контексте.
Несмотря на обозначенную тему — историческая
травма маленького человека — почти каждый из известных в мире румынских фильмов в той или иной степени
является комедией, или, скорее, трагикомедией. Все персонажи — от маленького мальчика из картины Каталина
Митулеску «Как я провел конец света», планирующего покушение на Чаушеску, до умирающего Лазареску — заставляют смеяться раньше, чем сострадать.
Самым запоминающимся героем этой кинематографии, ударом в лоб, отбивающим всякое желание смеяться,
становится человеческий эмбрион из фильма «4 месяца,
3 недели и 2 дня» Кристиана Мунджиу. Тот, кто даже не
родился: главная молчаливая жертва истории, деление
на ноль, самый маленький из маленьких людей нового
румынского кинематографа.
Читайте также
-
Амит Дутта в «Гараже» — «Послание к человеку» в Москве
-
Трепещущая пустота — Заметки о стробоскопическом кино
-
Между блогингом и буллингом — Саша Кармаева о фильме «Хуже всех»
-
Школа: «Теснота» Кантемира Балагова — Области тесноты
-
Зачем смотреть на ножку — «Анора» Шона Бейкера
-
Отборные дети, усталые взрослые — «Каникулы» Анны Кузнецовой