Эмили Ван Баскирк
Эмили Ван Баскирк

Лидия Гинзбург. Записи 1950–1960-х годов


Лидия Гинзбург писала промежуточную прозу на протяжении семи десятилетий, но возможность опубликовать
ее появилась у автора только в последние восемь лет
жизни (1982–1990). Она начала с избранных мест из своих записных книжек 1920-х и 1930-х («Новый мир», 1982),
а затем опубликовала сокращенную версию «Записок
блокадного человека» («Нева», 1984). Поощренная успехом у читателей, она начала печатать свои тексты, корпус которых все продолжал увеличиваться, достигнув
максимального в прижизненных изданиях объема в книге «Человек за письменным столом». В последние месяцы жизни она занималась подготовкой материалов для
книги «Претворение опыта» и ряда журнальных публикаций. Тем не менее после ее смерти осталось большое
количество необработанных записок, эссе, черновиков
так называемых повествований, набросков, которые сегодня являются частью ее архива. В публикации текстов
Гинзбург ограничивала не только нехватка времени, но
и высокие критерии отбора: стремление сформировать
свой авторский образ, чувство того, что будет интересно
читателям, неприязнь к возникновению ненужных споров,
внимание и уважение к героям ее документальной прозы.

За прошедшее десятилетие корпус напечатанных трудов Гинзбург пополнился многочисленными архивными
материалами1. Самой последней и значительной из публикаций стало научное издание прозы Гинзбург блокадных лет — «Проходящие характеры. Проза военных лет.
Записки блокадного человека», подготовленное Андреем Зориным и мной. Эта книга открывает новые стороны
творческого наследия Гинзбург: в частности, тот факт, что
несмотря на трагический опыт Блокады, именно в этот
период она пережила колоссальный творческий подъем.
Кажется, за 1942–1944 годы она написала больше, чем
за любые другие два года своей творческой биографии.
Одним из мотивов тщательного анализа блокадных взаимоотношений было стремление сформулировать новую
концепцию человека — неиндивидуалистическую, адекватную катастрофичному XX веку, — которая сделала бы
возможной новую прозу. Можно рассматривать блокадный период Гинзбург как продолжение изменений, которые ее письмо претерпело в 1930-х, когда она отошла от
жанра записных книжек в духе Вя зем ско го — наполненных блестящими анекдотами, bon mots и остротами, а также портретами важных культурных фигур — в сторону
беллетристического и одновременно социологического письма. По словам самой Гинзбург, она хотела сменить
«красноречие и остроту» записных книжек (которые она
презрительно называла «литературой импотентов»2) на
«познание и выражение действительности»4. «Проходящие
характеры» позволяют восстановить утраченный образ автора, сокрытый за десятилетия до появления Гинзбург —
великолепного автора записных книжек; образ, который
можно условно назвать «романист-историк». Как недавно
сказал Сергей Козлов, «Проходящие характеры» позволяют глубже понять трагедию Гинзбург как писателя.

Тогда как ощущение неудачи и разочарование очевидны и являются центральной темой в записях Гинзбург
1930-х и 1940-х, в 1950-х ощущается, что она стала относиться к этому поражению как к делу прошлому. В эссе «Нужно
ли путешествовать?» 1960 года Гинзбург вспоминает свои
юношеские попытки описать море в «Возвращении домой»:

Тогда казалось, что начинается узнавание мира,
что спешить еще некуда; казалось, что поставлен эксперимент, который может надолго затянуться. С тех
пор прошла жизнь, в основном занятая другими делами.
Существовало сознание, которое могло осознать, —
и смалодушествовало, под предлогом не зависящих от
него причин5.

И все-таки, несмотря на ощущение упущенной возможности и жизни, часто подавленной научной деятельностью, Гинзбург на протяжении всех последующих лет продолжает осмыслять окружающий мир в своих эссе.
Здесь представлены несколько фрагментов, хранящихся
в папке, которая датируется 1955–1965 годами и состоит
из машинописных текстов, напечатанных на маленьких
листочках бумаги. Это четыре вариации к опубликованному эссе «Нужно ли путешествовать?» и эссе без названия о скульпторе С. Д. Эрьзя.

Опубликованный вариант «Нужно ли путешествовать?»
начинается с постановки вопроса, вынесенного в заглавие: нужно ли «ездить и смотреть новые места», для того
чтобы получить опыт, пригодный для размышления и познания (и для того чтобы его описать), а кончается этюдом
о неравенстве в советском обществе, особенно хорошо
заметном в туристической индустрии.

Как и лучшие эссе Гинзбург, «Нужно ли путешествовать?» сочетает в себе философский, личный и социальный
взгляды с проницательными литературными наблюдениями и намеками (в данном случае на Мандельштама, Блока,
Чехова, Бунина и др.). Автор приходит к утверждению,
что путешествие по стране не дает ощущения новизны,
поскольку «все плавающие и путешествующие находятся в плену Антисервиса, то есть механизма обслуживания людей массовидных». Гинзбург описывает явление
Антисервиса как «великую чересполосицу хамства и человечности». Антисервис является неким клапаном для
выпускания негодования, неизбежно испытываемого теми,
кто работает в сфере обслуживания в стране, где сервис
бесплатный и где общество теоретически является демократическим и антииндивидуалистическим. Для большинства советских граждан речь о заграничном путешествии,
которое позволило бы увидеть и испытать «мир других
отношений», просто не шла. Этот факт является очевидным подтекстом эссе. Неслучайно Гинзбург выбрала для
него эпиграф из книги Ильфа и Петрова «Одноэтажная
Америка» (1937), в которой слово «сервис» было впервые
введено в русский язык. Это понятие явилось квинтэссенцией американской жизни.

Лидия Гинзбург. 1960-е годы

Заключительное предложение опубликованного эссе
таково: «Путешествовать же, очевидно, нужно, потому что
поезда и пароходы, гостиницы и дома отдыха — незаменимый микрокосм социологии быта». Носитель культуры
и наблюдатель, включенный в события, Гинзбург способна на точнейшие наблюдения окружающей среды, ее не
отвлекают и не вводят в заблуждение необычные и более
очевидные детали, как это произошло бы, скажем, с туристом. Таким же вниманием к бытовой социологии отмечены
и публикуемые ниже вариации, где продолжается разговор о неравенстве, демагогически отрицаемом советским обществом. Гинзбург замечает, что сосуществование различных слоев советского общества и незначительное
различие в достатке и привилегиях придает неравенству
«физилогическую наглядность» и углубляет психологическую интенсивность переживания: «Чем теснее шкала
[благ], тем болезненнее психологический разрыв»6.

Следует отметить подчеркнутую фрагментарность этих
вариаций. Впрочем, несмотря на это, каждая вариация является законченной вещью со своим итогом, емкой формулировкой или лаконичной портретной зарисовкой. Эти
фрагменты тематически схожи с рассказами Зощенко; они
выполнены не в технике рассказа, но напоминают такие
истории о раннесоветском хамстве, как «Гримаса нэпа».

Почему Гинзбург оставила эти фрагменты к эссе «Нужно
ли путешествовать?» неопубликованными — не вполне ясно. Возможно, она сочла их недостаточно прописанными
и не столь эффектными. Возможно — просто не успела
включить в композицию первой (напечатанной) части, объем которой возрастал от публикации к публикации. Если
в данном случае трудно назвать конкретную причину, то
в случае другого публикуемого здесь эссе (об Эрьзе) это
сделать, как нам представляется, возможно. Гинзбург вообще старалась не публиковать резких отзывов о современных ей деятелях культуры, считая это не вполне удобным.
В частности, она считала нужным считаться с чувствами
поклонников и родных покойного художника, которых ее
замечания могли оскорбить или покоробить.

Впрочем, главная тема здесь — не критика Эрьзи. Речь
идет о важных для автора темах «творчества» и «профессии». Гинзбург размышляет над ключевым для нее
вопросом: как быть художником вообще и как быть им в советских обстоятельствах? На выставке скульптора неадекватность публики, ее восторги по поводу плохого модерна
кажутся Гинзбург пошлыми, а шаблонные представления
о романтической трагедии художника — «в высшей степени архаичными». «Современная трагедия таланта, — пишет
она, — вовсе не в том, что он в нищете и в заброшенности
творит свое высокое дело, <…> а в том, что он не делает
то, что он хочет и может делать, и притом безостановочно
в умопомрачающей спешке и тормошении делает другое,
требуемое, оплачиваемое, награждаемое». В какой-то мере этот путь талантливого художника был соблазном и для
Гинзбург. Поэтому эта мысль звучит почти как исповедальное предупреждение. Ведь когда она посетила мастерскую
Эрьзи, ее собственное положение было невыносимо тяжелым. В 1956 году о том, что она — прозаик, знали всего несколько самих близких ей людей. А перспективы ее
литературоведческой карьеры были совершенно неясны. Формальные препоны к защите диссертации грозили
оказаться непреодолимыми. Напомним, что ей пришлось
защищаться по книге, скомпонованной из текста диссертации, — «„Былое и думы“ Герцена», вышедшей только в 1957
году после многократных изменений и редакторских переработок. В результате этой мучительной и длительной
порчи работа стала, по определению Гинзбург, исполнена «глубоко сидящей несвободы». На этом фоне карьера
Эрьзи была поучительным примером. Вскоре после возвращения из эмиграции (1950), где среди прочего Эрьзя
делал «идеологически выдержанные» портреты революционных деятелей, Союз художников устроил ему персональную выставку (1954). Выставка имела огромный успех.
Особенный энтузиазм был вызван налетом расхожего модернизма (в стиле начала XX века), который в сталинскую
эпоху был совершенно запрещен. «Паломничество молодежи» в его мастерскую продолжалось до его смерти
в 1959 году. Эта широкая и, с точки зрения Гинзбург, дешевая популярность, увенчавшаяся награждением скульптора орденом Трудового Красного Знамени (1956), была
для нее грустным свидетельством того, что собрат не выдержал испытания на истинность творчества.

* * *

Работая в архиве и разбирая рукописные записи Гинзбург,
испытываешь чувство глубокой скорби и одновременно
восхищения стойкостью, с которой она писала и продолжала творить, безо всякой уверенности в том, что когда-нибудь у нее появится читатель. Хочется надеяться, что
полное издание записных книжек Лидии Гинзбург со временем увидит свет, но судя по объему работы, это может
случиться не скоро. Между тем кажется несправедливым
надолго лишать читателя возможности прочесть ее прозу, замечательную яркими наблюдениями за поведением
и природой человека, а также пронзительными и точными оценками истории советского общества. Поэтому мы
сочли возможным познакомить читателя журнала с некоторыми из этих не издававшихся еще записей. Данная
публикация стала возможной благодаря любезности
Александра Кушнера, предоставившего нам для работы
эти рукописи. Сейчас архив (включая и фотографии, здесь
напечатанные на с. 311 и 320) хранится в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки (Фонд 1377).

Спасибо Ксении Кумпан и Андрею Зорину за помощь,
и Александру Кушнеру за разрешение на публикацию


1 Эти важные посмертные публикации Гинзбург включают в себя:
Гинзбург Л. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. СПб.: Искусство-Спб, 2002 (книга, переизданная в 2011 г., которая состоит главным образом из книги «Человек за
письменным столом», но также включает в себя материалы, изданные после смерти
Гинзбург в книге”Претворение опыта«и журналах «Новый мир», «Звезда», «Родник»,
«Петрополь: Альманах», «Русская мысль»);
Гинзбург Л. Стадии любви / публ. Д. Устинова // Критическая масса. 2002. № 1. C. 34–38;
«Никто не плачет над тем, что его не касается»: Четвертый «Разговор о любви» Лидии
Гинзбург / подг. текста, публ. и вст. ст. Э. Ван Баскирк // НЛО. 2007. № 88. С. 154–168;
Lidiia Ginzburg on Elena Shvarts / publ. by E. Van Buskirk // Slavonica. 2010. N 16. Nov.
P. 139–143;
Гинзбург Л. Проходящие характеры. Записки блокадного человека. Проза военных
лет / cост. Э. Ван Баскирк, А. Зорин. М.: Новиздат, 2011;
Гинзбург Л. Презумпция социализма / подг. текста, публ. и вст. ст. Э. Ван Баскирк,
А. Зорина. М.: Новое Литературное Обозрение (готовится к печати). Назад к тексту.

2 Гинзбург Л. Записная книжка VIII (1933). С. 25 // ОР РНБ. Ф. 1377. Назад к тексту.

3 Она пишет: «В частности, меня раздражает мой слог. Это еще только красноречие
и остроумие, отнюдь не познание и выражение действительности. Придется совершенно все переменить» (Гинзбург Л. Записная книжка VIII. C. 14). Назад к тексту.

4 Козлов С. Победа и поражение Лидии Гинзбург // Новое Литературное Обозрение.
2012. № 114. (Также опубликовано: Lydia Ginzburg’s Alternative Literary Identities. Oxford:
Peter Lang (forthcoming). P. 23–26.) Назад к тексту.

5 Гинзбург Л. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. С. 226. Назад к тексту.

6 Там же. С. 234–235. Назад к тексту.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить