Камера мира
Антон тут рядом. Реж. Любовь Аркус, 2012
После этого фильма, после его финала нужно долго приходить в себя. Это поразительный фильм. Уникальный, поразительный фильм. Причем сразу в нескольких отношениях: как человеческий документ, как факт искусства и как факт истории кино.
Давайте начнем с человеческого документа. О чем он? Примерно к концу первой трети фильма ты понимаешь, что речь идет о человеке, для которого мир состоит из любви, из ее многочисленных градусов. О человеке-чувствилище. И если бы фильм о таком человеке сделал человек рационально мыслящий, как бы хорошо он его ни сделал, уникального события, которое мы тут имеем, не было бы. Но тут, похоже, встретились два чувствилища. И, узнав друг друга, они сделали в известном смысле фильм друг о друге. Антон оказался таким же сценаристом этого сюжета, как и Люба. Люба оказалась в этом танце ведомой. Мы понимаем, что она сделала для него. Мы понимаем, чего стоило это. Но мы также понимаем, что все, что она сделала, на самом деле происходит от его любви к ней и ее любви к нему. От того, как они увидели друг друга. То есть это история любви. Документальная история любви, где вы еще такое видели?
Это уникальная вещь. Очень важен здесь Любин текст, его бесстрашие. В этом фильме важны герой, автор и текст. Такое удивительное единство. Я много изучал Дзигу Вертова. Он был утопистом, придумал свою кинодоктрину и верил: камера изменит мир, камера изменит качество, температуру человеческих отношений. Он говорил: как только человек на экране начнет нам отвечать, возьмет камеру, кино больше не будет диктатором, мы сольемся с героем, с фоном, станем чем-то общим с фоном и героем; мы сделали свое — мы изменили человека, человек стал такой же камерой, как и мы. Но тогда у Вертова не получилось.
Антон тут рядом. Реж. Любовь Аркус, 2012
Сейчас я смотрел Любин фильм, и оказалось, что именно эта вертовская идея и есть внутренний сюжет Любиного фильма. Антон — человек, который, во-первых, открывает поэзию, а во-вторых, открывает кино. Сначала нам показывают, как он полюбил камеру, полюбил сниматься, а кончается тем, что он сам берет в руки камеру. И таким образом осуществляет идею Вертова о Киноглазе. Это анархизм. Это анархистское кино, где режиссер не диктатор, а герой оказывается на месте камеры в конце.
Вертов был поэтом, поэтом-эпигоном, но был и поэтом-кинематографистом, который делал фильмы по прописям американского поэта конца XIX века Уолта Уитмена. Про него сейчас много пишут знатоки поэзии вот в какой связи: его поэзия — поэзия списка. В таком роде: человек — это то-то, человек делает то-то, человек пишет, человек писает, человек наблюдает и так далее. Это поэтика перечисления, поэтика парадигмы, поэтика списка. Ее называют еще поэтикой каталога. Оказывается, как нам объясняют историки литературы, это, собственно, и есть протопоэзия. Первый поэт пришел и стал то, что мы говорим, складывать в столбик. Первый список — как сказано у Мандельштама, «список кораблей» — и есть протопоэзия.
Антон изобрел поэзию в своем сочинении — и изобрел ее именно так, как ее переизобрел Вертов в фильме «Шестая часть мира», который сделан по уитменовской формуле перечисления: я вижу, я вижу то-то, я вижу человека, я вижу человека на Севере, вижу человека на верблюде, человек моет овцу, а другой человек моет барана. И это перечисление, придуманное Уитменом и перенесенное в кино Вертовым, вдруг чудесным образом в вертовском по посылу фильме оказывается сюжетом.
Антон тут рядом. Реж. Любовь Аркус, 2012
Сам фильм устроен, как сочинение Антона, а сочинение устроено, собственно, как список всего, что я знаю о мире. Его можно, вообще говоря, пронумеровать. Будет бесконечный список. Это поразительно, что Люба сделала фильм так, как написано это сочинение.
«Антон тут рядом» — это протопоэзия и протокино. Сверхкино, собственно Киноглаз. Протопоэт смотрит на человека, возвращается к человеку: человек несчастен, человек терпит, человек потерпит, — и фильм построен на перечислении всего, чем является этот человек. Так же смотрит на человека и этот фильм.
Читайте также
-
Дело было в Пенькове — «Эммануэль» Одри Диван
-
Лица, маски — К новому изданию «Фотогении» Луи Деллюка
-
Высшие формы — «Книга травы» Камилы Фасхутдиновой и Марии Морозовой
-
Школа: «Нос, или Заговор не таких» Андрея Хржановского — Раёк Райка в Райке, Райком — и о Райке
-
Амит Дутта в «Гараже» — «Послание к человеку» в Москве
-
Трепещущая пустота — Заметки о стробоскопическом кино