Василий Степанов
Василий Степанов

Что-нибудь от сердца


Сын-оболтус школу прогуливает; хозяйственная супруга решила прикупить участок с фундаментом; по улицам ездят опасные идиоты в джипах; а тут еще врачиха-кардиолог, снимая ЭКГ, вдруг ошарашила: «Мне муж изменяет с вашей женой». Как будто обыкновенная на первый взгляд история. Уездная санта-барбара отношений с ее неповторимой и в то же время предсказуемой рутиной.

Но «Измена» повседневности избегает, уравнивая все романтические аберрации до некой универсальной истины. Фильм построен на контрасте житейского случая и внебытового контекста: в утопичном пространстве гэдээровских интерьеров звучит странный выговор дублированных иностранных актеров — главные роли исполняют немка Франциска Петри и македонец Деян Лилич. Режиссер Серебренников действует по-своему находчиво, у него есть режиссерское решение: адюльтер для него — коллизия вечная и довольно-таки скучная (без толку рекламная кампания фильма так вызывающе наседала на аудиторию с вопросом «А вы никогда не изменяли?»), и, чтобы ее освежить, нужно придумать что-нибудь эдакое. Бурление страстей (обманутые муж и жена объединяются, чтобы покарать своих супругов-изменщиков, а потом и сами впадают в тот же грех) Кирилл Серебренников предлагает дистиллировать и изучить сквозь стекло лабораторных реторт. Но может ли тут возникнуть какая-то химия?

«Измена» — это торжество очищенных эмоций и мотивов. Стерильность подчеркивается всеми возможными способами. Диалоги (очевидно, отнюдь не плохие), как сказано выше, продезинфицированы посредством дубляжа и даже мимики: главные герои могли и не говорить по-русски — возможно, вышло бы точнее. На славу поработала и художник-постановщик Ирина Гражданкина, которая сделала все, лишь бы в зрительном зале случайно не подумали, что история разворачивается где-то в реальном мире: тяжелый советский телевизор достойно пылится в люксовом гостиничном номере, где изменщики коварно отключают свои мобильники; печатная машинка надежно заменяет компьютер в кабинете следователя; лакированные поверхности из ДСП отражают скудный утрированный быт. То ли Восточная Европа конца восьмидесятых, то ли превратно понятый антураж румынской «новой волны» (хотя она-то гордится именно погруженностью в пучину быта).

Выбранному художественному решению отвечает и работа оператора-постановщика Олега Лукичева, находящего особую прелесть в том, чтобы поймать тени героев в кафеле подземного перехода. Столь демонстративное решение этой проблемы — чем обставить историю, какие выбрать декорации, что высветить сценическим светом, как именно произнести текст — выдает в Кирилле Серебренникове режиссера действительно театрального, жаждущего эффекта. Очевидно, эффект этот сродни тому, которого добивается рыжеволосая героиня, хороня мужа в полупрозрачной черной блузке. Бюстгальтера под ней нет, и стоящие вокруг генералы набухли от смущения.

Перед нами представление, манифестация некой формы, оригинального режиссерского ви´дения. Условность достигает в «Измене» такого уровня, что даже чисто театральный ход — пробежка по сумрачному лесу и переодевание к новой жизни героини Франциски Петри — не кажется в заданных авторами обстоятельствах таким уж нелепым. Чистая механика: Он, Она, Измена, Страсть, Последствия. Всё с большой буквы.

Это могло бы сработать, не будь выбранная режиссером тема столь нетерпима к обобщениям. Страсть не знает этой выхолощенности. Страсть — это детали, запахи, неповторимые для посвященных моменты. Как скол на зубе, как родинка, как случайное совпадение, превратившееся со временем в ритуал. Об этом как бы помимо режиссерской воли напоминают зрителю сами герои. Вот Она ведет Его по парку. Знакомит с обстоятельствами. С удивленным бронзовым оленем: «Здесь они обычно встречаются». «Это их скамейка, в прошлый раз они сидели тут два часа», — Она опускается, словно хочет почувствовать чужое тепло. «Мой обычно заказывает чай, ваша — двойной эспрессо». Как врач она права: без этих скорбных мелочей не понять ровным счетом ничего. Не поставить верный диагноз.

Расправившись с первой парой любовников подпиленной решеткой балкона (детективная точность детали предает выстраданную концепцию стерильности), «Измена» разыгрывает вторую историю запретной любви в обстоятельствах первой. Тот же отель, те же подозрения и вопросы. Как будто действительно можно просто поменять местами слагаемые, не изменив при этом суммы. Отражение уравнивается в правах с оригиналом, а оригинал ни в чем не превосходит отражения — на это намекают красивые ракурсы: этот блестящий кафель, эта нержавеющая сталь, эта темная гладь воды. Режиссеру удается пресечь все попытки зрителя заглянуть за эту ледяную зеркальную преграду и понять, что же все-таки произошло в его героях. Вопрос только один: того ли он хотел?

Что это за люди двигаются по экрану? Что они чувствуют? О чем хотят или не хотят нам сказать? «Когда чаще болит? Утром? Вечером?» Не желая даже случайно (автокатастрофа, допрос, встреча в отеле — все впустую) услышать от своих пациентов анамнез, здесь просто предлагают что-нибудь дежурное от сердца. Хочется даже прочесть универсальную «Измену» как историю врачебного безразличия: ведь и главный герой фильма в финале умирает от инфаркта. Так стоило ли ему вообще приходить на эту злосчастную ЭКГ?

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить