Хайль Пушкин
В 2022-м году Антон Долин внесен Минюстом РФ в реестр СМИ-иноагентов. По требованиям российского законодательства мы должны ставить читателя об этом в известность.
Бакенбарды. Реж. Юрий Мамин, 1990
Когда я был маленьким, наш класс водили в кинотеатр «Дружба» смотреть «Обыкновенный фашизм». Помню, шли без большого энтузиазма: нас предупредили, что кино — документальное. Но смотрели с неподдельным ужасом, в гробовом молчании. Лично меня больше всего испугали не зверства эсэсовцев, а шествия современных неонацистов. Фашизм — это же прошлое, история; откуда, по какому праву возник он здесь и сейчас?
Тот ужас несоответствия жив по сей день. Русский фашизм — тема табуированная. Два фильма, ближе всего подобравшиеся к ней, «Бакенбарды» (1990) Юрия Мамина и «Россия 88» (2009) Павла Бардина, попали будто в слепую зону. Предыдущие работы Мамина, «Праздник Нептуна» и «Фонтан», и его следующий фильм — «Окно в Париж», стали всенародными любимцами, точно уловив ироническую меланхолию смены эпох, но злые, безжалостно-саркастические «Бакенбарды» такой эйфории не вызвали: ни фестивальных призов, ни заметных сборов. Путь к зрителю острой, резкой, агрессивно-современной «России 88» оказался необъяснимо сложным: пауза между мировой премьерой на Берлинале и выходом в прокат затянулась на год, ни один кинотеатр не решался взять картину. Поговаривали, что ополчились на нее в самом Кремле.
Россия 88. Реж. Павел Бардин, 2009
Принято считать, что история помогает любой трагедии повториться в виде фарса. Тут все вышло наоборот: то, что казалось комедией двадцать лет назад, в начале двадцать первого столетия обернулось драмой. Драмой неизменности — той самой, из «Обыкновенного фашизма». Если чему и научились, то непрактичности бакенбард: сбреешь их — и потеряешь желанную национальную идентичность. В финале «Бакенбард» бывшие пушкинисты маршируют уже под «Левый марш» Маяковского — в желтых свитерах, с бритыми башками. Этих же скинхедов, стрижка под ноль, мы встречаем на унылых московских окраинах нынешней «России 88» — не так уж сильно, между нами говоря, отличающейся от вымышленного провинциального Заборска 1990 года.
Разрыв между утопическими корнями русского национализма (забудем на время пугающее слово «фашизм») и его практическим применением так колоссален, что художественный анализ спотыкается сразу, принимая видимость репортажа — жанра легкого, мало к чему обязывающего. «Бакенбарды» начинаются как доклад о состоянии дел в уездных городках позднесоветской империи: столичный журналист исследует молодежные субкультуры, панков из объединения «Капелла» и мрачных качков «Бивней», — и лишь потом, ненавязчиво, на берег сходят прибывшие из Петербурга двое в пушкинских крылатках. Они прибыли сюда, чтобы именем Пушкина изменить этот мир навсегда; однако их благородный путь будет прерван — да-да, журналистским наветом, — и передовица под названием «Фюрер в бакенбардах» положит конец всем благородным начинаниям. В «России 88» журналистскую работу выполняют сами герои — члены патриотического кружка «Русский богатырь»: они снимают на видео агитационные ролики с избиениями гостей столицы и прочих чужеродных элементов, впоследствии выкладывая их в интернет. В обоих случаях документалистика — с подвохом, с двойным дном; за мнимо-непредвзятой картиной событий скрыты авторский замысел и умысел.
Бакенбарды. Реж. Юрий Мамин, 1990
Мамин выбирает язык памфлетного гротеска — тот единственный язык, на котором во все времена, от Гоголя с Салтыковым-Щедриным до Сорокина с Пелевиным, можно было адекватно описать российскую действительность. Члены клуба «АСП» («Александр Сергеевич Пушкин») растят бакенбарды, а у кого не растут — клеят «Моментом»; маршируют под речевки из стихов своего кумира, упражняются в боевых искусствах, которыми, по слухам, в совершенстве владел поэт. Путем убеждения, подкупа, шантажа и прямого насилия подминают под себя другие молодежные группировки: устраивают праздники, украшают город, торгуют сувенирной продукцией. Они приносят в мир тот мифический порядок, о котором скинхедам из реалистического дискурса «России 88» остается лишь мечтать. Они же ютятся в подвале, скрываются от милиции и учат матчасть, с трудом подавляя зевоту. Надо хоть что-то отвечать на вопрос, задаваемый человеком с камерой: «Как ты стал фашистом?».
Вопрос не из простых. Казалось бы, с начала 1990?х к концу 2000?х годов страна изменилась до неузнаваемости — но эти два фильма опровергают очевидное. Власть по-прежнему полна готовности использовать организованных и идейных молодчиков в своих смутных целях, но альянс их зыбок, как мираж: именно милейший Владимир Пименович сдает «Бакенов» милиции, хотя с недовольными горожанами те расправлялись именно по его распоряжению, — а диалог «Богатырей» с кремлевским чиновником (говорят, именно эпизод с этим персонажем, сыгранным Андреем Мерзликиным, навлек на «Россию 88» гнев вышестоящих) заканчивается, толком не начавшись. По сути, прав Херц, неформальный лидер анархической «Капеллы»: «Эти суки — подментованные», да только крыша течет. Власти в России выгодна мечта о порядке, но не порядок как таковой — у нее самой рыльце в пушку.
Россия 88. Реж. Павел Бардин, 2009
С другой стороны — народ, публика, население, быдло (называйте, как больше нравится). У Мамина толпа глазеет на то, как чудит молодежь: тех, кто шумит, осуждает, а ребят в униформах, ясное дело, одобряет. У Бардина поддерживают — за редким исключением — лозунг «Россия для русских», верифицируя и подтверждая нутряную подлинность все менее смешного мокьюментари. Поскольку массовка-то настоящая. Фашизм — отличная лакмусовая бумажка для социума, что в 1990?м, что сейчас.
Выходит, понять, откуда у нас взялись «русские традиционалисты» (термин из «Бакенбард»), до обидного легко. Но позволяет ли это выяснить, как и почему становятся фашистами? Чтобы разобраться, необходимо проникнуть внутрь, стать инсайдером. Режиссер — Мамин ли, Бардин ли — чужак-наблюдатель, наблюдатель с камерой, чудом допущенный в святая святых: желание покрасоваться губило многие тайные общества. Метафорические агенты авторов — еврейские юноши, примкнувшие к патриотическому движению, шибко образованный Файнштейн в «Бакенбардах» и оператор Эдик в «России 88», которого товарищи по кружку любовно кличут то Абрамом, то Мойшей.
Наблюдая за повседневным бытом патриотов, постепенно осознаешь, сколь сильно отличаются они от своих немецких прототипов. Русский фашист не ставит политических задач, даже если использует их в своей риторике. Русский фашист печется о другом: о мышлении, эстетике, культуре. О, не побоюсь этого слова, духовности. Посвящение в пушкинисты — мистический ритуал сродни масонскому, и трость, которой прилежный «Бакен» избивает несогласных, «легка и пряма, как мысль о Боге». Разучивание стихов главного русского поэта — не просто вдалбливание мантр в пустые головы, но экспроприация ценнейшего наследия во имя его «правильной» трактовки и последующего превращения в оружие. Этой же цели служит и подмена Пушкина фашистом-двойником, перемежающим цитаты из гения собственными сочинениями («Пушкин. Из ненаписанного», — комментирует ироничный наблюдатель).
Бакенбарды. Реж. Юрий Мамин, 1990
Казалось бы, современные наци из картины Бардина — личности более приземленные, но и их бицепсы лишь фасад истинных устремлений: их деятельность тоже предстает как своеобразное культуртрегерство. Документальные съемки побоев нравятся им меньше, чем «настоящее кино», аллегорически представляющее жертв (бабулек), угнетателей (ряженых жидов или кавказцев) и героев (фашистов). К тому же лидер группировки Штык — музыкант и поэт в рок-группе, творческая личность. Пусть его жесткие панк-кричалки мало напоминают изысканный китчевый «Пушкин-блюз» Алексея Заливалова из «Бакенбард», суть самовыражения от этого мало меняется. Навязывание своей системы ценностей окружающей реальности для русского фашиста важнее, чем физическое уничтожение противников или даже захват реальной власти. Ведь в виртуальном пространстве интернета он уже одержал победу над воображаемым злом, а в побоище на Черкизовском рынке еще неизвестно, чем все обернется.
Болезненному преодолению низменной человеческой натуры, о которой навязчиво напоминает псевдодокументальный язык обеих картин, посвящены две параллельные сцены. В «Бакенбардах» лидер группировки Виктор и его правая рука Александр сидят на корточках в идиллическом природном антураже — вокруг трава, цветочки, жужжат насекомые. Разговор идет, ясное дело, о судьбах России. А потом камера отъезжает назад, и мы осознаем, что за возвышенной беседой герои справляли большую нужду, и отнюдь не на природе, а в загаженном скверике среди уродливых городских зданий. В «России 88» скинхеды стоят на холме, любуются панорамой вечерней Москвы и мочатся; в темном небе расцветает праздничный салют, приуроченный к очередному (наверняка, святому и патриотическому) празднику, встреченному дружным издевательским «Ура!». Как расчистить авгиевы конюшни, не запачкав белоснежных перчаток, которые так нравится носить пушкинисту Виктору? Еще один вопрос без шансов на ответ.
Россия 88. Реж. Павел Бардин, 2009
Когда Виктор и Александр приезжают в Заборск, они попадают в мастерскую скульпторов, ваяющих «куличи» (то есть бюсты Ленина). Переломный миг наступает на глазах питерских гостей: городские власти отказываются от очередного Ильича, ваятели на глазах теряют работу. Некоторое время спустя Виктор осторожно спрашивает одного из скульпторов, может ли тот изготовить Пушкина; тот несколькими умелыми штрихами превращает вождя большевиков в великого поэта. Метафора, внятная до боли в глазах: в ее развитие — смена панно «Лучшие люди города» с фотографиями передовиков производства на фотоколлаж «Лучшие люди России», а также замена стандартных красных лозунгов о роли Партии в истории на белоснежные, с цитатами из Пушкина. Десакрализованное пространство распадающейся империи наполняется новым священным смыслом, но основа его — все тот же гипсовый болван без лица, которого избавили от бороды с усами, прилепив вместо них по-африкански буйную шевелюру с бакенбардами.
Так и вырожденческая физиономия Виктора — безумца с горящими глазами и подгнивающими зубами — в соответствующем гриме и антураже начинает смахивать на пушкинский профиль. Видя в себе реинкарнацию гения, он всерьез верит в свою способность глаголом жечь сердца людей. Забавная, отнюдь не случайная ирония судьбы: сыгравший свою лучшую роль именно в «Бакенбардах» Виктор Сухоруков в течение десятилетия воплощал образ Ленина дважды, а чуть позже идеально вписался в собирательный образ русского человека Виктора Багрова (в отличие от идеализированного романтического Данилы Багрова) в «братской» дилогии Алексея Балабанова.
Бакенбарды. Реж. Юрий Мамин, 1990
Герой нового поколения — наследник скорее брутального Данилы, чем трикстера Виктора, — Петр Федоров, Штык из «России 88», как уже было сказано, играет не комедию, но трагедию. В ней ему, однако, отведена неожиданная роль. Параллельно публицистическому сюжету в фильме разворачивается лирический, исподволь захватывающий все больше времени и экранного пространства. Сестра Штыка Юля встречается с кавказцем Робертом; лишь в самом финале, стоя над трупами влюбленных, Штык осознает, что он в этой драме — не центральный герой. Он Тибальт, чья функция проста — убить и тут же умереть. Гибель его будет незаметна, она сгинет в криминальной хронике, будет забыта под кипами других мелких трагедий. Литература мстит тем, кто мнил себя ее авторами: превращает их во второстепенных персонажей, чья участь предрешена.
Гибель Штыка, залакированная остатками старой записи (на ней сестра еще невинна, юна и жива), обрывает фильм, но сильнейшее впечатление еще впереди. Вместо финальных титров — перечень подлинных жертв русских фашистов, о которых вряд ли снимут фильмы или даже агитационные ролики для YouTube. Здесь возвращается шок «здесь и сейчас», а соблазн художественного осмысления растворяется как морок. Отсюда несчастливая судьба двух абсолютно разных, но талантливых и неординарных картин: они, в отличие от бесчисленных образцов отечественного высокодуховного авторского кино, — об опасности соблазна «культурой» и необходимости оглядеться по сторонам.
А оглядевшись, усвоить кое-что важное: нет больше общества «Память», осталось только общество «Забвение». Мы все в нем живем.
