Вода, огонь и птицы небесные
Когда-то давно, перед мировым кризисом, все ожидали появления «новой волны» в российском кинематографе — то ли в обличии «Кинотеатра.doc», то ли в каком ином. Её программа была весьма амбициозна: выйти на новый уровень отражения реальности, шокировать заснувшего зрителя новой правдой современности, утраченной большим кинематографом.
СЕАНС – 43/44
Прежде ее назвали бы простым словом «натурализм», который, как правило,приходит на смену мейнстриму, «папиному кино» или исчерпавшему себя поэтическому кино, и, разумеется, гламуру и коммерческому постсоветскому кинематографу. Теперь штампы нового кино кочуют из картины в картину.
Глухая провинция (или столица, снятая как провинция), разваливающиеся дома, колхозные амбары, каркасы церкви, осыпающиеся «хрущобы» — пространство, в котором даже не столько онтологическое несчастье, сколько метафизическая скука и безысходность заданы изначально.
От «Овсянок», казалось, стоило ждать того же. Но уже птички-овсянки, зачем-то купленные героем на базарев начале фильма, настраивают на иной лад.
Простая история превращается в космическое действо.
Опять российская глушь, город Нея, затерянный между костромскими и вятскими лесами; предельно одинокий герой со странным мерянским именем Аист — фотограф на бумажном комбинате, снимающий работниц, у каждой из которых налице отпечатано её прошлое, настоящее и будущее. На досуге он пытается восстановить хотя бы крупицы традиции своего народа. А вокруг те же пейзажи, бараки, хрущобы, эта бедная природа, эти скудные селенья, все та же тоска, тоска, тоска…
В центре сюжета — история похорон. У директора бумкомбината Мирона Зайцева скоропостижно умирает молодая и очень любимая жена Татьяна. Он просит Аиста помочь ему похоронить ее. Внезапно все меняется: мы узнаем, что эти земли населяет древний угро-финский народ меря, пять веков назад слившийся со славянами. Меряне, живущие среди великих рек и озер, издревле поклоняются воде.
Природа воды в мифологии многих народов двойственна. Вода может быть живой, очищающей, но одновременно страшной, мертвой, засасывающей. Для всевозможных русалок, водяных, кикимор вода — родная стихия. У странного народа меря вода всегда благословенна, желанна. Каждый мерянин мечтает умереть в воде; тот, кто утонул, попадает в рай. Меряне и сегодня не хоронят, а сжигают умерших — языческие обычаи, пройдя через российскую и советскую историю, каким-то чудом сохранились до сих пор. Аист и Мирон на берегу Оки складывают огромный костер, который по-язычески долго пылает на краю великой реки.
Ибо, несмотря на все «язычество», фильм совсем о другом — он просто о смерти и о любви.
Стихия великой Воды, превосходно снятая оператором Михаилом Кричманом, физически ощутимо живет в фильме. Как написали бы Гастон Башляр или Карл Юнг, вода — это коллективное бессознательное мерян, вода безмерная, манящая, родная и потусторонняя. Именно благодаря ей в картине все выглядит как-то по-иному — и мрачная история похорон, и бараки, и избы, и пустынные ноябрьские дороги, паромы и переправы. Простая история превращается в космическое действо, единение человека с природой и растворение его в мироздании.
Кто-то из критиков написал, что герои фильма выглядят статистами, механически исполняющими указания режиссера. Но ничего «играть» актерам здесь нельзя: завороженные усопшей Татьяной, которая до самого сожжения кажется живой, они молча соблюдают таинство обряда. И в финале картины, в результате «случайной» катастрофы, отдаются течению реки и забвению, как ласковой женской руке.
В фильме немало «эротических странностей», поэтому прокатчики представляют его как «эротическую драму». Герой касается языком языка девушки в милицейской форме; муж Тани очень откровенно рассказывает Аисту об их интимных отношениях. После мистериальных похорон герои сталкиваются с двумя девушками и проводят с ними ночь, но вместо эротических сцен мы видим два обнаженных женских тела, снятых крупным планом, — и ничего больше. Ибо, несмотря на все «язычество», фильм совсем о другом — он просто о смерти и о любви.
Помимо прочего, в картине можно прочесть «рецепт» по-настоящему иного кино, преодоления косности «физической реальности», состоящей из привычных вещей, пейзажей и лиц. Надо выйти за ее пределы и заново увидеть изначальную глубину мира и его стихий, ощутить глубину Традиции и собственного «я», и тогда на экране, возможно, возникнет совсем другая, никому не ведомая реальность.
Читайте также
-
Зачем смотреть на ножку — «Анора» Шона Бейкера
-
Отборные дети, усталые взрослые — «Каникулы» Анны Кузнецовой
-
Оберманекен будущего — «Господин оформитель» Олега Тепцова
-
Дом с нормальными явлениями — «Невидимый мой» Антона Бильжо
-
Отменяя смерть — «Король Лир» Сергея Потапова
-
В поисках утраченного — «Пепел и доломит» Томы Селивановой