Лев Шерер
Лев Шерер

Кукушкино гнездо


Давно уже определена мною исходная точка, с которой начинается этот город. Не суетливый, исполненный базарного духа вокзал. Не Плотинка — условное сердце города, с которого он начинался исторически. И даже не площадь 1905 года, под булыжной мостовой которой без почестей схоронили когда-то кладбище, а теперь взрастили — под распростертой в неудавшееся будущее рукой столетнего Лукича — ряды внедорожников и лимузинов. Мой нуль-километр города — на неприметной аллейке, где кругом возле канализационного люка в бронзе застыли фигуры трех увлеченно о чем-то беседующих горожан. Проходя мимо, не забываю постоять между этих изваяний хотя бы секунду — на этом полюсе, из которого берут начало все городские меридианы, в точке приема всех здешних волн шепотов и криков, смеха, вздохов и болтовни.

Екатеринбург, Е-бург, Свердловск, Свердловск-Пассажирский. Столица уральской промышленности, ставшая одной из артерий современной российской культурной идентичности, перевалочный пункт для азиатской опиумной индустрии, гордо названный «городом без наркотиков», родина хозяйки сказочной Медной Горы, приютившая сотни тысяч беженцев из СНГ, край уютного мещанского архитектурного классицизма, затворенного в стекле и бетоне офисных высоток. Город контрастов? Он скроен по традиционным лекалам крупных российских мегаполисов, а потому в новую эпоху пугающе неоднородны и
эклектичны здешние психогеография и атмосфера. Его панорама, в какую сторону ни гляди, — это нагромождение новостроек, блеск сусального золота церковных куполов и дым заводских труб. Его жители, безошибочно узнаваемые по распродажным одежкам и специфическому говорку, — это спешащие в кабинеты клерки, стоящие в пробках их самые главные боссы, засевшие с пивными бутылками во дворах подростки и степенно прохаживающиеся по маленьким зеленым паркам колясочные матушки. Его культурная жизнь, незаметно мутирующая в один глобальный кем-то придуманный бизнес-план, — это немногочисленные маленькие провинциальные музеи, редкие концертные площадки и рекламные уличные шоу от производителей, единственный продукт которых — спам. Городские власти, для привлечения туристов и инвестиций сделавшие ставку на кровавую легенду об убийстве последнего царя и миф о потребительском рае, привычно не учли всего остального: возможности появления структурированной системы
жизнеобеспечения города, его дышащих легких, его уникального живого сердца.

Сумасшествие 90-х пожрало дух общности и единства, питавший миллионы связанных воедино жизней. Теперь город — это покинутое кукушкино гнездо. Взращенные птенцы так и не переклевали друг друга, но, оказавшись в головокружительном пространстве сомнительной свободы, разлетелись в разные стороны обустраивать уже свои гнезда, которым точно так же суждено быть брошенными. Как же чувствует себя в цветистом (и порой вопреки всему прекрасном) водовороте жизни типичный горожанин — остается только догадываться. Хотя бы потому, что трудно понять, кто же он таков. Вчера — отрывающийся на танцплощадке под «кислым» хипстер, сегодня — спешащий на службу «белый воротничок», а завтра — один из горделивых ночных байкеров из банды «Черные Ножи». Непостоянный, изменчивый, будто в полицейской форме из романов Филипа Дика, притворяющийся кем-то в любую минуту и в любом месте. Наверное, поэтому здесь так трудно найти «свой круг», в котором можно было бы оставаться самим собой. Интересы разнятся, и порой настолько, что не остается никакой другой опоры, кроме одиночества. Именно им будто изнутри подсвечены лица прохожих, именно оно скрыто от посторонних глаз за вечной гонкой работы-развлечений-отпусков, им пропитан город — равнодушный и больной.

Любой заболевший грезит о выздоровлении, любое одиночество порождает мечту о будущем счастье. Спасительной соломинкой оказывается искусство — субстрат великой иллюзии другой жизни, в которой все если и не хорошо, то хотя бы по-другому. И вот старый целлулоид торопливо накручивается кругами, яркий свет пронизывает его насквозь, сменяются в стройном хороводе образы, картинки. Вспышка, сигаретный ожог, запах гари, оплавленные, быстро расползающиеся края пленки, пауза, хлопок соскочившей ленты. И через мгновение — на экране что-то совсем иное. Безумный киномеханик перепутал бобины, схоронился тайком за запертыми дверьми, и мерного стрекотания проектора уже не остановить. Не остановить паточного приторного потока, сочащегося с экрана. Кто-то сыграл со зрителями злую шутку, и вместо черно-белой сводки новостей о великих свершениях и трогательной повести о настоящем человеке они увидели по-эстетски безвкусный грайндхаусовый трэш. А ведь когда-то здесь смотрели совсем другое кино.

Свердловская киностудия, самая молодая в СССР, выпустила более 200 — и это только художественных — лент в душную тьму кинозалов. Справедливости ради стоит сказать, что существует она и сейчас, в изменившемся времени изменившая и своему предназначению, — теперь это скорее государственная коммерческая структура, работающая в самых разных областях так называемого кинобизнеса, но, пожалуй, менее всего — в сфере создания новых фильмов от А до Я. Вряд ли широкой публике доводилось слышать о ее успехах за последние 20 лет, не считая «Первых на Луне». От былых свершений осталась только память, а настоящее описывается в терминах «услуг по предоставлению уникальных locations, парка современной техники и съемочных площадок».

В самом центре города — магический треугольник (фигура вообще типичная для города — стоит вспомнить хотя бы местные «бермуды», которые образуют недостроенный цирк, телебашня и турецкая гостиница) главных местных кинотеатров. Первый — самый старый в городе, еще дореволюционной постройки — «Колизей» (прежде «Галант»), — сохранил свое назначение. Не имея возможности тягаться с современными мультиплексами (в здании кинотеатра располагается всего два зала), руководство предпочитает привлекать публику пафосными премьерами с участием специально приглашенных звезд и творцов российского кино. Вторая геометрическая вершина — главный советский кинотеатр, так без затей и названный «Сов Кино», ныне несуществующий, — первопроходец стереокино на Урале. И третья — «Салют», современный мультиплекс с шестью залами, который, без сомнения, можно назвать главным для сегодняшнего Екатеринбурга. «Салют» вошел в историю как кинотеатр, устроивший рекордное (для соответствующей книги) число показов «Титаника» Джеймса Кэмерона. Именно «Салют» устраивает Недели европейского кино и Дни немого кино под живую музыку. Вряд ли такие решения принесли руководству что-то, кроме благодарности местных киноманов, но решения эти принципиальны и неизменны.

В остальном здесь на первый взгляд так же, как и везде. В обилии представлены громоздкие мультиплексы в моллах. Закрыты еще не все старые, советского образца, кинотеатры — порой, как и в былые времена, с трогательными рисованными плакатами на торопливо выкрашенных фасадах.

Вообще, вряд ли в екатеринбургской культурной жизни найдется нечто такое, чего не отыскать в обеих российских столицах. Как правило, появление чего-то принципиально нового здесь — вопрос коммерческого риска исключительно. Добрый знак можно постараться разглядеть хотя бы в том, что местные энтузиасты хоть изредка, но готовы пойти на эксперименты, в принципе не предназначенные для масс, но тем не менее не исключающие больших надежд. Надежды, как водится, быстро рушатся, новое уходит в небытие, а на горизонте растет очередной торговый комплекс. Но, может быть, так кажется только потому, что жизнь большого города принято рассматривать в крупных масштабах. Хотя, если озадачиться поиском по-настоящему интересного, придется скрупулезно исследовать его под лупой. Или надеть волшебные очки.

Тогда можно обнаружить известные только узкому кругу маленькие кинозалы для специальных программ и показов. Нечто необычайное для публики в свое время предложило ныне почившее заведение «Кофе Бум» — демонстрацию ключевых для современной «проинтеллигенченной» публики лент Джима Джармуша, Ким Ки Дука и Питера Гринуэя. Под стать зрителю был и антураж — барные стойки, снующие туда-сюда официантки, неторопливые декламации мнений и изредка бросаемые на экран взгляды.

Для более просвещенного и закаленного зрителя в укромном зале малоэтажки начал свою просветительскую работу свердловский Фильмофонд. Каждую неделю в самой непринужденной атмосфере и по-спартански простом окружении здесь на старой
кинопленке показывают подзабытую или, напротив, всюду прославленную классику Франко Дзеффирелли, Иштвана Сабо и Эрнста Любича. Список не длинен, но он хотя бы есть. Есть и другие театры, в которых драматурги пытаются создать не только всех устраивающее прочтение классики, но и новое, импровизационное и вдохновляющее хотя бы самих создателей искусство. Таков «Коляда-театр», основанный любимцем зарубежных критиков Николаем Колядой. В старом бревенчатом доме, с живописно выставленными у фасада отслужившими свое стульями и креслами, с коряжистым деревом напротив входа, увешанным повязанными посетителями и случайными прохожими ленточками «во исполнение желаний», со стоящим неподалеку «колядоскопом» — желтой крохотной будочкой, заглянув в узкую щелку которой можно увидеть настоящее кукольное представление. И нескончаемы восторженные перешептывания проходящих мимо этого закутка ожившей городской сказки. Непрерывен и восхищенный гомон в «Телеклубе» — местной музыкальной площадке, единственной, на которой проходят концерты привозных звезд актуальной электронной и рок-музыки. В просторном бывшем производственном цеху на окраине города сквозь сигаретный дым и спиртовые пары со сцены льется энергетика, все еще способная перевернуть если не весь, то хотя бы внутренний мир подрастающих сидов и нэнси.

Эти едва заметные в шумной какофонии робкие, но чистые звуки и составляют симфонию большого города — для каждого свою. Ее можно услышать, стоя в том самом заветном средоточии духа города, на его окруженной бронзовыми исполинами оси. И только оттуда, сидя высоко, глядя далеко, можно увидеть какой-нибудь ключевой символ Екатеринбурга. Для кого-то это недостроенная телевизионная вышка, местная «нехорошая квартира» или другая, закрытая (правда, только для непосвященных) водонапорная Белая башня, для кого-то — выстроенный второпях на волне возрождения РПЦ Храм-на-Крови — ХХС для провинциалов. Вариантов много. Но наиболее ценной и говорящей сама за себя представляется метафора снесенных корпусов Свердловской киностудии, на месте которых возрос торгово-офисный комплекс, будто в издевку нареченный прежним названием — «Синема-Центр».

В поисках Небесного Ленинграда истоптали петербуржские улицы, излазали подземные катакомбы поэты и мистики. И определенно его нашли. Бродить по четко распланированным улицам Екатеринбурга, видеть помятые памятные таблички о рыцарях науки и искусства, раскидывать пожухлые листья на кладбищах живых, вчитываться в найденные краеведческие летописи, пытаться разглядеть то, что и назовешь Небесным Свердловском, — задача непростая.

Но вполне достойная юнгеровского «das abenteuerliche Herz» — сердца искателя приключений. Которого, как бы он ни открещивался сам, все еще ждет этот город.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить