Любовь да апгрейд — «Я создан для тебя» Марии Шредер
Большая любовь требует больших вычислительных мощностей. Но иногда даже самый мощный процессор не справляется. Вероника Хлебникова рассказывает о романтической комедии из Берлина, выходящей 5 августа в российский прокат.
Альма, одинокая и взыскательная душа, исследовательница клинописи в берлинском Пергамоне, участвует в экспериментальной программе — тестирует голубоглазого андроида Тома на предмет счастливой личной жизни. Марен Эггерт, воплотившая в кино Ангелы Шанелек амплуа не для счастья родившейся, демонстрирует независимость и устойчивость ее персонажа к радостям жизни, предстает неуязвимой для романтической осады и кибер-укрощения строптивой.
Том по определению не способен чувствовать, зато в его память заложены параметры, вкусы и сны Альмы, чтобы максимально удовлетворить ее потребность в другом. У него элегантный британский акцент, костюм и фигура. Он педантично ухаживает, шустро налаживает и украшает быт, не промокает, цитирует Рильке по номеру строчки в поэме и даже храпит. Тому известно об Альме все, кроме того, что человек и сам не знает, чего хочет, а хочет порой того, в чем себе не признается.
Трудно сопротивляться иллюзии, если андроида играет Мэттью Кроули из аббатства Даунтон
Нет бы Альме поматросить и бросить, как поступают более-менее все. Или взять, что дают, как поступают все остальные, приголубь их «персиком», «котиком», «бегемотиком». Альма с наслаждением вычеркнет из словаря Тома «оки-доки», «сюси-пуси» и производные, все-таки три недели под одной крышей, но и Рильке ей уже надоел. На пути самопознания не работают словари и кончаются тексты. Разве заглянет призрак Агнии Барто, когда сложная Альма выставит бедного примитивного робота за дверь, наблюдая с высоты балкона и белкового превосходства, как Том с его чемоданом на колесиках, кротко отнесет себя на помойку и замрет, приклонив голову на мусорный бак.
Трудно сопротивляться иллюзии, если андроида играет Мэттью Кроули из аббатства Даунтон — Дэн Стивенс, но ортодоксальная Альма отлично справляется, вызывая в современный Берлин духов древних голливудских романтических комедий, где красавицы и красавцы остроумно пикируются и весело раскаляют вулкан антипатий и симпатий до естественной кульминации.
Альма находит ситуацию в целом противоестественной, ей известно, что одиночество не лечится сексом, и нет спасительных технологий. Зато гонорар за полевые испытания Тома покроет расходы ее отдела на изучение клинописных метафор. Есть определенная новизна в том, что идеальной машиной в фильме назначен не женский, а мужской персонаж. Вместо прикладных стэпфордских жен, игрушечных секс-рабынь, ласкающих взор голограмм или женщины-предмета, утверждающей сюжет своей человечности, как в «Красотке», вдруг является кибер-рыцарь.
Иллюзии, память, одиночество, смутный объект желаний слишком располагают к ослабленной, размытой структуре, за сложностью и абстракцией которой умирает зрительская эмпатия.
Дело все же не в актуальной фемоптике, а в неувядающем и очень немецком архетипе девы в башне, которую следует освободить. Дама-робот в фильме тоже есть, ее играет Сандра Хюллер, предельно корректная и благожелательная куратор проекта в окружении сонма танцующих голограмм всех возможных полов.
Башня, покрытая клинописью неразборчивых желаний Альмы, — это плен человеческой памяти, универсального источника боли и наслаждения, но также и ловушка самой логики противопоставления человеческого и нечеловеческого, органического и искусственного, и кто из них больше запрограммирован, Том или Альма, — основной вопрос фильма.
То, что антропологическая комедия Марии Шредер по новелле Эммы Браславски сыграна не в затуманенный лоб, высокий и интеллектуальный, а в четких рамках уютного и обаятельного ромкома, говорит о режиссере более чем лестно. Сказка тем и хороша, что в ней намек.
В гуще соитий — «Неуместный трах, или Безумное порно» Раду Жуде
Трюизмы флирта и романтического поведения Тома соответствуют намеренной банализации на уровне повествования. Иллюзии, память, одиночество, смутный объект желаний слишком располагают к ослабленной, размытой структуре, за сложностью и абстракцией которой умирает зрительская эмпатия. Шредер с ее актерским прошлым, напротив, добивается чувственности во встрече женщины и мужчины, будущего и прошлого, аналитики и поэзии, кодексов поведения и аффекта, иллюзии и памяти, Альмы — с самой собой, даже если эта ты — непромокаемый полимерный мужик с викторианской претензией. Способность принять и это приносит Марион Эггерт «Серебряного медведя» Берлинале за актерское мастерство.
Читайте также
-
Про сломанность и нежность — «Кухня» Алонсо Руиспалашиоса
-
Берлин-2024: Границы бессилия — «Мелочи жизни» Тима Милантса
-
Жуан Канижу: «У моих героев нет шансов понять друг друга, но у нас они есть»
-
Берлин-2023: Пустыня, тайники и травма — «Лимб» Ивана Сена
-
«Красное небо» и синие сны Кристиана Петцольда
-
«Ты не знаешь, что там дальше» — О фильме «Клетка ищет птицу»