Андрей Шемякин
Андрей Шемякин

1


Бытует точка зрения, что путь Расторгуева-режиссера переломился надвое. Был, дескать, замечательный, гуманный автор незабываемой ленты «До свидания, мальчики», да сплыл. А потом — связался черт с младенцем, то есть Виталий Манский в качестве генерального продюсера с нашим героем, и пошло-поехало: «чернуха» («Гора», «Мамочки»), матюки («Чистый четверг») и, наконец, полная обнаженка («Дикий, дикий пляж» во всех редакциях и вариантах монтажа, — хрен редьки не слаще).

Концепция эта никуда не годится.

Во-первых, Манский не черт, а Расторгуев отнюдь не младенец. Уже в первой ленте он буквально дает бой окуджавско-гребенщиковской романтике, забивающей информационным шумом реальные и абсолютно безысходные исповеди принципиально невоспитуемых волчат. Убивает он и прочие аксессуары застойного уюта: оранжевый абажур (привет «Дням Турбиных» Булгакова), и вообще эстетику интеллигентских посиделок.

Во-вторых, в схему не укладывается, может быть, его лучшая, немыслимо красивая картина «Твой род» — реконструкция той почвы, на которой взросли истории Гранта Матевосяна. Но почва тает, растворяется, и остается только незыблемый и суровый закон общения между «своими», как этикет, передаваемый от старшего к младшему: «С дядей холодно поздороваешься». Это уже чисто концептуальное кино, на грани игрового.

«Поздний» Расторгуев прикладывает огромные усилия к тому, чтобы постсоветский кинематограф (и его собственный — в частности) не стал неосоветским. Идеология испарилась, но осталась и окрепла вполне людоедская мораль властных структур (см. «Чистый четверг»). И — неуправляемый хаос жизни, которому только и остается придать вид гиперреальности, чтобы было с кем тягаться, — ведь без сопротивления материала настоящего кино нет.

Увы, чем дальше, тем сильнее ощущаю зависимость большого режиссера от объекта полемики. Сергей Лозница, его антипод в искусстве, «второй полюс» нынешней нашей документалистики, холодно отстранился от людского копошения и, пожалуй, эстетически выиграл. А Саша срывается, начинает опускаться до «провокаций»: вдруг не услышат?

Предлагаю читать его первый фильм как изъявление профессионального кредо. А последний (пока) — как протест против любого проповедничества. В смысле: «Переделывать людей нельзя, а терпеть невозможно». Таким образом, путь от дебюта — прямой, как телеграфный столб.

…И все-таки в картине Виталия Манского «Бродвей. Черное море», из которой «Дикий, дикий пляж…» вылупился, принципиально нет линии горизонта. Зритель придавлен к песочку, — пока не начнутся роды в воде, победа жизни неизвестным науке способом. А в фильме Александра Расторгуева горизонт — есть.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить