Фестивали

«Уста ангела»: Дети смотрят на нас


Свадьба. Огни. И огоньки поменьше. Женщина в красивом подвенечном платье, Марлен, совершает танцевальные движения, ее дочь Элли где-то в толпе делает шаги навстречу. Девочка долго будет примеряться губами к бокалу со следом материнской помады. Мать, тем временем, отдаваться случайному мужчине в углу ресторанной подсобки. Девочка это увидит. Так рушится мир принцесс.

Азия Ардженто на закрытии Каннского кинофестиваля со сцены произнесёт, десять лет назад на этом фестивале я была изнасилована Харви Вайнштейном. Предположительно за четыре года до этого трагического случая, Азия снимет фильм, в российском видеопрокате, вышедший под хлёстким названием, «Цыпочки», в оригинале звучащий как, The heart is deceitful above all things, строчка из библейской книги пророка Иеремии. 17.9. В русском синодальном переводе — «Лукаво сердце [человеческое] более всего и крайне испорчено; кто узнает его?» Дословно — «Сердце обманчиво, прежде всего».

В центре событий «Цыпочек» история несчастного ребёнка, и его гулящей матери, которую играет сама Ардженто. Культовый в своём роде фильм, послуживший не то вдохновением, не то бессознательным ориентиром, например, для Шона Бейкера, цитировавшем его в «Проекте Флорида». Где ищут счастье в двухэтажной Америке зефирного цвета мотелей, а не в одноэтажной Америке бензоколонок и метамфетаминовых притонов, как у Азии, неблагополучная мать и девочка, которая всячески пытается зацепиться за ускользающее. За розовый горизонт. Детство. Мальчик из фильма Азии претерпевал страшные метаморфозы, изнасилование, кормление наркотиками из рук родной матери, визуальное превращение в девочку, и в одной из сцен даже в собственную мать, лезущую в состоянии сексуальной ажитации в руки ее очередного любовника, героя Мэрилина Мэнсона. Но своей матерью физически он так и не стал, не перевоплотился, смог лишь нарядиться в нее, прочувствовать ее состояние и расстаться, или может, навсегда закрепиться с ним в финальном побеге с матерью рука об руку. Эскапизм с девизом, «сердце обманчиво прежде всего» отзывается и в побеге за ручку двух подружек в Диснейленд в финале «Проекта Флорида». Героиня Марион Котийяр в «Gueule d`ange» предаёт мужа прямо на праздновании свадьбы, а ее дочь становится матерью на первых минутах, с первым глотком из «доверенного», отмеченного матерью бокала. Ведь сердце обманчиво, прежде всего.

Мир грёз, блёсток, неона, страз, которые можно прикрепить прямо на коленки или на платье в области коленок видоизменяется с болезненным, страшным и кажется необратимым преобразованием девочки. Мать даёт ей сделать глоток и при другом удобном случае. Поверхность зелья рождает ложный мир розового горизонта. Мир треснутого леденца, куда нельзя сбежать, схватившись за такую же маленькую ручку. Парк ужасов вместо «Диснейленда». Мир десакрализирующихся сказочных образов через сексуализацию архетипов волшебства, торгующий распущенностью, кокаином, маскирующимся под видом магической пыли. Жуткий взрослый мир, сказочно подменяет детский, притворяясь положительным. Мир Золушки, спешащей на вечеринку до двенадцати, Белоснежки, извивающейся на шесте перед семью гномами. Мир «Отвязных каникул» Хармони Корина, где вчерашние диснеевские принцессы надевают балаклавы и танцуют все в том же сладком закате под нежную балладу тонкоголосой Бритни Спирс. Элли совершенно не способна понять, кто же ее мать в мифологеме вот этого мира. Ведьма или Фея. Мама даст подсказку, просто исчезнув на поиски мужчины. Девочка будет ходить в школу и пробовать алкоголь, найденный дома, затем девочка будет выбирать между школой и алкоголем. Однажды, идя по французской «la route» — дороге, хотя, конечно, стилистически скорее, итальянской неореалистской «la strada», Элли, как главному герою «Аккатоне» Пьера Паоло Пазолини будут лететь в спину гадкие слова, «где там твоя мамаша» и все более грубые. Девочка, все как тот же Аккатоне, не выдержит и стремительно развернётся с кулаками. Ответит обидчику ударом в пояс, выше просто не достаёт. Ее агрессия, запечатленная на детском лице, агрессия человека под воздействием алкоголя изменит ее мимику, изувечит ее ангельский лик, превратив его в ангельскую рожу. Именно так можно перевести название фильма Ванессы Фильо. Столкновение божественного и низшего. Но значение «gueule» во французском языке крайне неоднозначно. Оно переводится не только как рожа, но и как уста. И оно как бы и отображает тот самый поиск и напрашивающийся переворот понятий, где самое святое можно найти в самых грязных руках Элли, как и в руках маленькой девочки на картине Евграфа Сорокина «Нищая девочка испанка», в алчущем взгляде все того же Аккатоне, смотрящего на спагетти, а на самом деле, вожделеющем через них — жизнь. Или отображающего то, что самое святое кроется на перепутье, между соблазнами (перед которыми не устоять не только восьмилетней девочке, но и ее сорокалетней матери), и какой-то сакральной витальностью в высвобождении настоящих натур в близких для Элли людей. Удивителен закон нашего мира, что самое святое соседствует с самым низким, с самым незаметным, а порой им и является.

Маленькая девочка, не замечающая своё пристрастие к алкоголю. Что в этих детских морщинках и складках на смятенном лице? Поиск ответов. Почему, мама, и за что эти люди оскорбляют меня за тебя. И безусловно это картина Того обманчивого сердца. Что у неё есть роднее, любимее, нежнее, оставившей ее матери. Лишь воспоминание о ее святящемся астернальным лже-светом облике. И вот откроется дверь автомобиля, и оттуда выйдет молодой мужчина, Хулио, разгонит обидчиков и довезет до дома. Элли подумает. А может, это папа?

В нескончаемом ожидании матери, затмевающем дни, Элли будет брызгать свои руки туалетной водой мамы, а потом их обнимать, будет пытаться привязать к своей руке, как фенечку, обретённого на улице «отца», в конце концов на него закричит, не желая слышать, что она не его дочь, что он не может быть с ней, ведь Элли знает, что у нее есть мать, и она вернется. Что новый друг — это отец, что все непременно будет хорошо. Герой Альбана Ленуара рассказывает Элли, что раньше был дайвером, но после одной неудачи испытывает проблемы с сердцем. И Элли рисует ему розовым цветом сердце на груди. Как бы дарует ему его заново. Следует интересная перекличка с другим фильмом Каннского фестиваля, из основного, правда конкурса, «Счастливым Лазарем» Аличе Рорвахер. Если Лазарю суждено воскреснуть и обрести вторую жизнь двадцать лет спустя, чтобы скитаться по улицам и оказаться непонятным, недоступным, непостигаемым, но вторая жизнь Элли, после исчезновения ее матери, ее второе рождение, это испытание, посланное ангелу. Она здесь, чтобы подарить вторые жизни другим. Своей матери, когда она наконец вернется и раскается. Обретённому названному отцу-дайверу с помощью рисунка маркером. Она его исцелит, метафорически, конечно. А он спасёт ее, бросившись вслед с обрыва.
Сегодняшние идолы завтра будут побиваться плетьми, вчерашним поп-звездам с пьедестала послезавтра будут держать волосы в подворотне, Миту, возможно, станет популярным международным именем для обоих полов, но совершенно точно не изменится боль одного, десяти или тысячи ангелов с грязными лицами, как Элли, забытых по всему земному шару. И когда все окружающие видят падение твоей матери, чьи ноги будто бы становятся хвостом, ее ложный, конечно же, прекрасный светлый образ вечно сияющей принцессы поражается русалочьим проклятием в глазах ребёнка, и она путается в трясине, в пене этих дней. То ничего не остаётся, как убежать с театральной постановки в школе, потому что спектакль своей жизни больше невозможно выносить, чтобы самой упасть со скалы и воплотить все детские страхи и заблуждения, попытаться выскользнуть из сетей, попытаться доказать всем силу, брошенность, храбрость и важность своего существования одновременно. На помощь может прийти только герой, помеченный маркерным сердцем. Только настоящий принц, рыцарь, укротитель волн. И на той же странице Библии, чуть раньше, «Так говорит Господь: проклят человек, который надеется на человека и плоть делает своею опорою, и которого сердце удаляется от Господа.» Книга пророка Иеремии. 17:5. И прыжок Хулио за маленькой тонущей Элли, это его преодоление собственной плоти, его смирение со своей участью, болезнью. Он истязает свое тело во спасение ребенка. И сердце его возможно и приближается к Господу в христианском смысле загробной жизни, его поступок способен ниспослать ему райское пребывание, он готов отдать свою жизнь во спасение маленькой самоубийцы. И ведь совершенно неясна кульминация его поступка, но мы, конечно, совершенно точно знаем, что его сердце сейчас будет близко к Элли, а оставленное маркером на коже — унесёт вода, как плату за чудесное спасение.

«Куропатка садится на яйца, которых не несла; таков приобретающий богатство неправдою: он оставит его на половине дней своих, и глупцом останется при конце своем». Книга пророка Иеремии. 17:11.

Марлен приходит на спектакль к своей дочери, высиживая в ожидании плодов, которых не несла, чтобы увидеть результат репетиций, которых не видела, перед дочерью, о которой не заботилась. Она оставила ее на половине дней своих. Но останется ли она глупцом при конце своем? Марлен с интересом и усердно скрываемой благодарностью смотрит на названного «отца», на Хулио, Хулио смотрит на ребёнка, на Элли. А Элли. Дети смотрят на нас. «Мама, мама, вот он папа, не ищи, пожалуйста, другого. Я тебя очень прошу.» И Марлен должна послушать. Хотя бы потому что, ее просит ангел.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: