«Горько!». Критика о фильме
Это зыбкий мир тотальной неуверенности в окружающей реальности и в самом себе. Момент предполагаемой высшей искренности, слияния двух душ оборачивается тотальным взаимным принуждением к исполнению кем-то (возможно, самой судьбой) навязанного спектакля. Последующая свистопляска — море дурного алкоголя, децибелы ужасного караоке, тонны уродливой плоти, поцелуи взасос, мордобой, стрельба и пожар, поющие казаки и арестовывающие всех омоновцы — кажется в этих условиях стопроцентно оправданной. Нет, это не безудержное русское раздолье, не раззудись-плечо-размахнись-рука, а нервическая реакция, переходящая в массовую истерику. Когда все вокруг фальшивое и чужое, хотя кругом, казалось бы, самые близкие люди, куда спрятаться, куда бежать? Только в море утопиться (благо оно, повторимся, в двух шагах).
Тем не менее Крыжовников-Першин находит выход из тупика: на то и комедия. Ближе к финалу изнурительного марафона, когда все сидят в одном автозаке, пьяные, избитые, вымокшие, посыпанные пеплом и конфетти, окончательно стирается грань между любовью и ненавистью. В этот момент понимаешь: семья (и родина) — дар, от которого не отказываются, который не выбирают.
Антон Долин, Афиша-Воздух
Псевдодокументальный гиперреализм хорош для драмы, триллера, фильма ужасов, но не для комедий. Лучшие из них всегда неправдоподобны. Порою комичное и правда возникает из узнавания, иногда — из узнавания в не самом симпатичном персонаже карикатуры на себя (так 32 интеллектуалы потешаются над слабохарактерным и мелочным лирическим героем Вуди Аллена). Но то, что задумывалось Крыжовниковым и его соавтором Алексеем Казаковым как гипертрофированный образ, гротеск, будучи помноженным на стилистически безупречную псевдолюбительскую съемку и точный подбор актеров, оказывается лишь безжалостным отражением реальности. Той самой, в которой две свадьбы, две части России столетиями стремятся в разные стороны, в лучшем случае — с презрением игнорируя друг друга, в худшем — сходясь в очередной вакханалии, унять которую в состоянии разве что ОМОН ex machina, да и то ненадолго.
Максим Эйдис, Colta. ru
[Фильм] не мудрствуя, любуется тем, что как бы подсмотрел в реальности, идею излечения тошнотворных нравов отвергает на корню и, скорее, готов эти нравы возвести в ранг нормы, едва ли не доблести.
Для одних картина, возможно, станет источником дурного патриотизма, способного только рвать на груди тельняшку. Для других «народная комедия», выдающая свинство за непреходящую особенность национального характера, будет лишним подтверждением не менее дурных «фобий». Наверное, поэтому показанный эмигрантам еще до премьеры в России фильм, как говорят, имел у них успех.
Валерий Кичин, Российская газета
Перед режиссером стояла сложнейшая задача: не перейти ту грань, за которой фильм про людей превращается в кино про уродов, и он справляется с ней блестяще. А попутно предъявляет публике целую вереницу новых лиц. И хотя в фильме единственная настоящая звезда — Светлаков, будущие звезды уже выстроились в ряд за славой. Имена молодых актеров — Егора Корешкова (жених), Юлии Александровой (невеста), Александра Паля (брат жениха), Валентины Мазуниной (девушка брата) — наверняка скоро станут известны весьма широко. Жора Крыжовников в своей безоглядной комедии делает то же, что Валерия Гай Германика в социальных драмах — в существах, просвещенной частью человечества привычно воспринимаемых как «одноклеточные» и пр., видит людей, которые тоже чувствовать умеют, действительно любят своих детей и переживают за братьев.
Лариса Юсипова, Известия
В «Горько!» есть достоверность — и нет ни наивности, ни фиги в кармане. Пока циничные (и бездарные) фильмоделы клепают «для народа» опусы типа «Все включено — 2», где образы России обращаются тошнотворным гротеском, «Горько!» фиксирует часто не обаятельную, вызывающую у молодых «интеллигентов в первом поколении» румянец стыда, русскую жизнь без высокомерного презрения или страха. Это не какая-то постыдная хтонь, это в первую очередь жизнь. Вот бывший ростовчанин Вася Обломов — вполне себе прототип героя Егора Корешкова, сбежавшего из родительского дома в пригороде Геленджика, сотрудника какого-то СМИ, грезящего притоком рекламодателей на свой креативный сайт, — поет про то, что «любит наш народ всякое говно». Авторы «Горько!» эту любовь народа к «говну» не то чтобы разделяют, но понимают: в этой комедии нет эстетического фашизма, но есть доверие к жизни во всех ее формах, а отсюда и витальность, и драйв, и смех — здоровый, не издевательский.
Это гуманистический фильм о русской жизни — пусть методы его создателей (среди сценаристов — Алексей Казаков и соавтор Павла Руминова, стендапер Николай Куликов) отличаются от методов документалиста Алексея Жирякова, автора фильма «Дом у дороги», или режиссера Дмитрия Волкострелова, автора спектакля «Три дня в аду», но «Горько!» с этими работами в одной духовной компании. И финальное посвящение родителям выглядит самым естественным, самым логичным финалом.
Вадим Рутковский, Сноб
Если бы фильм был просто сатирой, то не заслуживал бы такого внимания. В нем есть концептуальный поворот, позволяющий Жоре Крыжовникову сформулировать сермяжную правду о России. Долгое время персонажи фильма, их вкусы, действительность, в которой они обитают, выглядят несимпатичными. Но в какой-то момент они, как и положено на русской свадьбе, бьют друг другу морды, потом приходят в себя… И в этот момент становятся нормальными людьми. Начинают вдруг вызывать мое искреннее, зрительское, сочувствие. Россия: чтобы понять человека, надо дать ему в морду и получить в ответ. Такова концепция фильма «Горько!», мне она дикой не кажется. Даже песня «Натали», которую все хором запевают в знак слияния чувств, и та в этот момент фильма не раздражает. Ну что делать: для персонажей фильма это образец высокой щемящей поэзии. Хорошо, что в их жизни есть поэзия.
Юрий Гладильщиков, Московские новости