«Последний великий царь»
Голос князя Волховского за кадром: «Наступил 1919 год. В самом повторении похожей на петлю девятки что-то дьявольское. В Петербурге повальные аресты, и я придумал перебраться в Москву в квартиру брата-адмирала, убитого в Кронштадте».
Москва, ноябрь 1919 года. Ранний снег. Стоят необычные холода.
Голос князя Волховского: «Большевики перенесли свою столицу в Москву и здесь праздновали в столице московских царей вторую годовщину своей победы».
Дома украшены портретами Маркса, Энгельса, Ленина и Троцкого и алым кумачом. Ледяной ветер надувает, раскачивает портреты и лозунги.
Голос князя: «В новой столице не было ни дров, ни еды, и люди умирали от холода и голода».
Князь ходит по квартире, пытаясь согреться. Проходит на кухню, срывает портьеры с окна. В обнажившееся окно видит такое же голое окно в доме напротив.
В окне старик в кухне что-то варит на керосинке.
Князь приносит бинокль, смотрит в окно.
— Ба! Да это картофель!
Солнечный зайчик от бинокля на стене квартиры старика. Старик поворачивается, глядит в окно.
Князь потрясен, шепчет:
— Боже мой… Он! Он!
Старик вздрогнул. Мгновенье глядит в окно, торопливо засеменил прочь с кухни.
***
Вечер. Князь засыпает, укрытый одеялами и портьерой. Утро, он просыпается, торопливо подходит к окну Но кухня пуста…
— Ну где же, Ваше превосходительство?
Голос князя: «Прошло несколько дней, а он не выходил».
Князь с биноклем изучает кухню. Кухня пуста… Но стол! Стол заставлен. На столе — картошка. Много картошки. И белый хлеб… и сахар!..
Голос князя: «Ночью выставил… Дразнит! Знает, что смотрю, нарочно мучает. Как мучил всю жизнь!..»
Расхаживает по квартире: «Но если за все эти дни никто не вышел в кухню… значит? Значит эта сволочь там — один».
Голос князя: «Вот так я, князь Алексей Волховский, решился обокрасть и, может быть, убить бывшего вице-директора Департамента Полиции генерал-адъютанта свиты Его Величества графа Андрея Петровича Кириллова».
***
Глубокая ночь. С веревкой и кухонным ножом князь выходит из дома, входит в подъезд дома напротив. Поднимается к квартире Кириллова. Звонит в звонок. Еще сильнее. Не открывает. Решил попробовать дверь, налег плечом на дверь, и… она распахнулась! Дверь была не заперта!..
Князь входит в пустую квартиру… Проходит по пустым комнатам.
Старик лежал мертвый в гостиной — на диване. Одет в великолепную фрачную пару. На тумбочке аккуратно сложены многочисленные ордена. На столе — открытая бутылка шампанского, рядом пустой хрустальный бокал.
К бокалу прислонено письмо.
Князь: «Князю Алексею Федоровичу Волховскому, уверен, в собственные руки».
Голос Кириллова за кадром читает письмо: «Милостивый государь! Как и предполагал, вы навестили меня. Думаю, с ножом, а то и с топором, как и положено русскому интеллигенту в трудных обстоятельствах. Впрочем, родственник ваш дальний Федор Михайлович все это описал в приятном образе господина Раскольникова. Честно говоря, думал, что придете пораньше. На вашу кровавую помощь надеялся. Очень не хотелось мне жить. Но колебались. Это у наших интеллигентов в крови… перед преступлением колебаться. И оттого решился я, говоря опять же цитатой из вашего родственника, “вернуть Творцу билет на жительство”. Оставляю вам ордена и фамильные драгоценности, каковые не успел обменять на хлеб насущный».
Под кроватью стоит ночной горшок с драгоценностями.
Голос Кириллова: «Но достояние оставляю, конечно же, с условием. И вы его выполните, коли честный человек. Впрочем, насытившись — станете честным… Он стал сыт и честен. Лучше не так: “Когда он стал сыт, он стал честен”. Пункт первый. Рядом с горшком под кроватью найдете мешок. В нем — секретный дневник нашего с вами знакомца Государя императора Александра Второго. Дневник можете издать, продать, уничтожить — короче, пользуйтесь им по своему желанию. Государя этого, как вам известно, я не любил… но вы любили. И, наконец, второе и главное задание. Вы отправитесь на квартиру к господину Исакову, чей адрес на столе рядом с бокалом. Это канцелярист, служивший прежде в Синоде. Нынче работает у большевиков в Совете. Он передаст вам важнейшую фотографию. Эту фотографию следует немедля отвезти вдовствующей Императрице. Прошу вас не мешкать. Ее императорское Величество Мария Федоровна живет на родине в Копенгагене. Покинуть Большевизию и любимые пепелища вам поможет некий финн, с которым вас сведет господин (товарищ) Исаков. Цена за фотографию и за вашу отправку уплачена. Когда увидите Императрицу, передайте ей нижайший поклон от верного слуги и холопа… Бедная женщина! “Хотя бы ты был как орел — и взлетел высоко, и среди гнезд устроил гнездо свое, то и оттуда я низрину тебя”, — говорит Господь. Если бы выбить эти слова на королевских гербах! Или гробах! Засим прощайте. Покойник Кириллов».
Из-под кровати покойника князь вытаскивает грязный мешок, набитый лохмотьями. Вынимает из-под лохмотьев толстую тетрадь с золотым обрезом.
К тетради прикреплена записка.
Голос Кириллова: «Сей секретный Дневник Государя Александра Второго был похищен мною два часа спустя после смерти убиенного. Самое удивительное: проходя мимо тела царя, увидел… усмешку на его лице».
Князь сжигает письмо и записку. Потом укладывает в мешок Дневник, продукты и драгоценности. И все это богатство перетаскивает к себе.
***
Кладбище. Князь передает могильщикам колье из бриллиантов и золотой портсигар.
— Премного благодарны, барин… то есть гражданин…
Надпись на деревянном кресте: «Кириллов Петр Александрович».
Даты предусмотрительно не поставлены.
***
Москва. 1919 год. Ночь. Квартира князя. Он сидит над дневником и с лупой читает…
Голос князя: «Это был голос со дна потонувшей Атлантиды… Читать было мучительно, даже с лупой, так мелок царский почерк. Но оторваться не мог. Я совершенно забыл про какую-то фотографию и вообще про все на свете. Это были отрывочные записи… Государь писал их после каждого покушения на свою жизнь… В этих записях, созданных на Олимпе, конечно же, нет и следа моего муравьиного существования. Между тем я был важным участником катастрофы, землетрясения, которое и поныне сотрясает мир».
Читайте также
-
Как сберечь — нет ли средства, нет ли, нет ли, есть ли...
-
Обладать и мимикрировать — «Рипли» Стивена Зеллиана
-
Музыка, рождающая кино — Рюсукэ Хамагути и Эико Исибаси о фильме «Зло не существует»
-
Мы идем в тишине — «Падение империи» Алекса Гарленда
-
Будто в будущее — «Мейерхольд. Чужой театр» Валерия Фокина
-
Под тенью умерших в саду — «Белое пластиковое небо» Баноцки и Сабо