История О
Небесные жены луговых мари. Алексей Федорченко, 2013
Первые сорок минут с «Небесных жен луговых мари» хочется сбежать, не вникая в псевдофольклорные игры режиссера Алексея Федорченко и писателя Дениса Осокина. С серьезной интонацией в духе этнографического реализма создатели фильма разыгрывают сценки из вымышленной жизни женщин республики Марий Эл. Каждая история — женское имя. Каждое имя начинается на «О»: Околче, Оналча, Оня, Осылай, Одоча, Окай, Ошвика, Оразви, Орапти, Овда, Одарня и так далее. Все персонажи общаются на марийском языке, а единственный человек, который говорит по-русски, — это сам автор Осокин: за кадром он переводит марийские диалоги, а ближе к финалу даже появляется на экране. Но к тому времени как он появится в обстановке литературного вечера в районной библиотеке, серьезную интонацию сменит диковатое веселье, а сонный кружок фольклористики превратится в марийский «Декамерон» и в марийские «Метаморфозы».
Предыдущий опыт сотрудничества Федорченко с Осокиным — фильм «Овсянки» — был снят по одноименной повести последнего. В ней якобы живущие среди нас потомки и носители культуры славяно-финских мерян (они напрямую связаны и с марийцами) отправлялись на диковинные, обсценные похороны. В «Небесных женах луговых мари» склонные к мифотворчеству авторы пишут поверх реального мира Марий Эл альтернативный, погруженный в магический реализм. Магия здесь повседневна, укоренена в быте. Если заколоть заговоренный гребень в волосы разбушевавшегося мужа, тот сляжет. Если собраться с подружками в столовой и вызвать потусторонних ухажеров, все закончится танцами без одежды в киселе. И даже покойника приводят с кладбища на сороковой день, чтобы тот на собственных поминках выпил и потанцевал с родными, близкими и не очень.
Как и в «Овсянках», мифологический мир Осокина и Федорченко оказывается полон телесного, плотского. Но также и дикого, возмутительного, неприглядного, смешного. Здесь Борис Петров, памятный по роли «человека-пестика» в «Свободном плавании» Бориса Хлебникова, играет уродливую лесную великаншу Овду, возжелавшую чужого мужа. За отказ поделиться мужем Овда награждает жену Орапти (Юлия Ауг) кричащей птицей между ног.
Здесь героиню красавицы Полины Ауг (дочь Юлии) принимают за дочь ветра, а она состоит со стихией не в родственных отношениях, но в сексуальных. Есть истории попроще, без мистики: над наивной Оней (Дарья Екамасова) подшутила соседка, научившая искать улики супружеской неверности в штанах мужа. Куда более опытная в супружеских делах героиня Яны Трояновой проучила своего пьяницу, соврав, что ее изнасиловал черт из оврага.
Небесные жены луговых мари. Алексей Федорченко, 2013
Но лучшие моменты картины — на стыке фантазийного с комическим. Скажем, отвергнутый влюбленный отправляет в погоню за отвергнувшей возлюбленной (Оль-?га Добрина) мертвяка. В этом сюжете размывается граница между мифологическим деревенским и демифологизированным, секулярным городским пространствами.
В столичной йошкар-Оле с ее оперным театром и прочими приметами современной цивилизации на поднятого из могилы ходока находятся четки в кармане обычного участкового.
Снятые камерой Шандора Беркеши «Небесные жены» перестраховываются красотой на грани открыточности и оказываются слишком изящны для лубка, но в лучшие моменты придуманный и запечатленный мир сходятся, и тогда изображение оживает, искрит. А череда занятных ролей замечательных актрис превращается в пантеон ярких женских образов, в вереницу, в хоровод небесных, как заявлено, но очень земных в лучшем смысле созданий.
Но Федорченко не просто создает серию впечатляющих портретов. Сложенные из мифопоэтических фантазий, неоязыческие, диковатые, лубочные (список эпитетов можно продолжать долго) «Небесные жены луговых мари» — это кино о большем. О мифосозидании. О том, что миф — это не столько система, сколько набор осколочных, не подлежащих расшифровке происшествий. Это шутка, но шутка всерьез: здесь и удавиться с тоски могут, и обидеть по-настоящему. Поэтому фильм оказывается равно понятным или непонятным и российскому зрителю, и итальянскому, и норвежскому, и, наверное, марийэльскому. Перед человеком в форме, который достает из кобуры оберег вместо пистолета, все равны: культурный контекст знать не нужно — он создается прямо здесь и сейчас, а это одна из самых прекрасных возможностей, которые дает кино.